Я – Распутин - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Автомобили тоже десять лет назад почитали за баловство, Александр Матвеевич, – я начал накачивать Кованько. – А смотрите, как их с каждым годом все больше. Или вот беспроволочный телеграф, десять лет как открыли, а уже на кораблях стоит! И аэропланы вслед за автомобилями тако ж будут.
– Это вам в откровениях дано было? – пряча иронию, спросил генерал.
– И в откровениях тоже. Взлетят птицы рукотворные, стаями взлетят, и надо заранее думать, как все устроить.
– Думаем, как не думать, только аэропланы мы сами производить не можем, вот, «Вуазен» французский смотрим.
– Надо бы школе десяток таких, учиться и других учить.
– Десяток… Да кто ж нам их даст? Поди, выбей из военного ведомства хотя бы копейку! – генерал рубанул воздух ладонью, видать, наболело.
Помочь, что ли, российской авиации… Сколько это чудо техники стоить может? Оказалось, не дороже денег, восемь тысяч франков, или где-то три тысячи рублей, причем половина приходилась на двигатель. Вполне могу потянуть, если биржевые дела в гору пойдут. Опять же палочки-тряпочки и здесь можно делать, а закупать только движки.
– А вы сами вот это вот, – я махнул рукой в сторону этажерки, – построить сможете?
– Каркас и обшивка сложностей не представляют, тросовое управление тоже. Но главное-то двигатель, его мы никак не осилим.
– А коли я двигатели куплю, по образцу десяток аппаратов соберете?
– Сможем, – решительно ответил Кованько, – не сложней аэростата.
Дальше разговор потек проще, все-таки статус «кошелька на ножках» он даже покруче, чем «особа, приближенная к императору». Сверху-то не только ништяки, но и волшебные пендели прилететь могут, а потенциальный спонсор хуже не сделает. Это потом от него можно дурацких указаний ожидать, но какой руководитель не знает, как их замотать-замылить?
Показал мне начальник Воздухоплавательной школы парашюты, второе мое разочарование за один день. Какой там «сидеть на них», ничего похожего на многажды виденный в фильмах мешок с вытяжным кольцом тут еще не придумали. Максимум – к воздушному шару крепили заранее развернутый (!) парашют, при опасности аэронавт влезал в лямки, отцеплялся от гондолы и прыгал. Неудивительно, что Петр Николаевич как на безумного смотрел, когда я ему про сидение на сложенных парашютах рассказывал.
– Вот примерно так, господин Распутин, – поведал мне генерал-майор, – но вещь это неудобная, особенно при сильном ветре, лишнюю парусность аэростату придает.
– А свернуть его никак? А при прыжке чтобы он сам разворачивался.
– Так его воздушный поток надуть должен, а как надует, коли он сложен? Он же большой, это вот игрушка, что вы наследнику подарили, мне его высочество рассказывал, она да, маленькая и развернуться может.
– Ну так приделайте такую игрушку, сперва она развернется, потом за собой все остальное вытащит!
Кованько осекся и принялся с остервенением мять бороду. Через пару минут он оставил ее в покое и сожалением сказал:
– Не выйдет, запутается при выпуске…
– У рыбаков сети вот не запутываются, умеют как-то складывать. И потом, что ж это мы все умозрительно? Сделать да спытать, исправить, коли что не так.
– А коли испытатель погибнет, как исправишь?
– Александр Матвеевич! – укоризненно протянул я. – Да как же человека на такое дело первым отряжать? Овцу привяжите да скиньте, а разобьется – так солдатам ее в котел. А когда все наладите, да уверены будете, что все работает – вот тогда можно и человека.
– Это ж сколько раз аэростат поднимать-опускать надо будет, – упирался Кованько, несмотря на мои уговоры.
– А пойдемте-ка, я вам кое-что нарисую.
В кабинете начальника школы я, как мог, изобразил парашютную вышку, которую генерал поначалу принял за причальную мачту для дирижабля. Но потом, увидев консоль, площадку и купол, буквально выхватил у меня набросок, несколько мгновений подумал и решительно пририсовал трос с противовесом. А потом – примерно такую же конструкцию, но не на вышке, а на обрыве. Ну логично, вышка денег стоит, а высокий обрыв бесплатен.
А я раздухарился и, опираясь на все те же фильмы про десантников, нарисовал тренажер с наклонным тросом, площадки для прыжков с одного-двух метров и прочие приспособы, какие сумел вспомнить.
Ну и под конец изобразил «колдуна».
– А это что?
– Труба из ткани, полосатая. Ткань и размеры подобрать так, чтобы при разной силе ветра труба надувалась частями.
– А! Тогда по числу полосок сразу будет видно, откуда и какой силы ветер дует! – с ходу сообразил генерал. – Право слово, поражен, Григорий Ефимович!
Вот! Уже по отчеству начали величать. «Лед тронулся, господа присяжные заседатели!»
* * *Дудел оркестр, солидные господа толкали речи с украшенной лапником трибуны, дамы-благотворительницы мило щебетали внизу и вообще украшали собой мероприятие. Одним только малолетним разгильдяям, несмотря на дядек, поминутно шикавших и страшно таращивших глаза, было наплевать на торжественность момента.
Молодая поросль шепталась, показывала пальцами на выступавших, менялась перышками и была занята черт знает чем еще вместо того, чтобы чинно сидеть и слушать. Хотя я их отлично понимал – тут и одну речь пока переживешь, со всеми ее верноподданическими пассажами, озвереешь, а их случилось сразу восемь. Ну ведь нельзя же великому князю отказать, коли он по такому случаю высказаться желает? И пусть он сам никаким боком к происходящему, зато его жена – глава «Общества содействия в получении образования недостаточным детям и сиротам». Фух, еле выговорил, вот так вот тут принято именовать общественные организации. И неизвестно, что еще хуже, вот такое длинное или революционно сокращенное до какогонибудь «Осодобрадета».
Варженевский сиял так, что его можно было использовать в качестве маяка или прожектора. Имел право, его заслуга – «Общество» придумал. Мы когда с первой колонией возились, мне многие говорили, что есть желание сделать пожертвование, только некуда. Ну, сейчас-то они и мне в руки пожертвуют, но лучше все по порядку и закону делать, вот наш юрист и расстарался, честь по чести зарегистрировал благотворительную организацию и всех доброхотов туда направлял. Так и получилось у нас вполне приличное общество. Жена Петра Николаевича, жена Столыпина, пара фрейлин императрицы, жена принца Ольденбургского… Мужчины тоже были в немалом числе, но по традиции благотворительность была больше дамским делом.
На трибуну взобрался Феофан и принялся, как мне показалось, пересказывать всю Библию с самого начала. «Исаак родил Иакова, Иаков родил Иова…» Прямо по классике. И так голова пухнет, слушать совсем невозможно, и я отключился и отдался воспоминаниям.
Дом, вернее, усадьбу для колонии сыскали на Песочной набережной Аптекарского острова. По нынешним меркам – на отшибе, дальше уже идут дачи Каменного острова. Но в благотворительном кластере, так сказать – с одной стороны заведение с длинным названием «Приют великой княгини Екатерины Михайловны для призрения детей на время нахождения
