Я – Распутин - Алексей Викторович Вязовский

– С усами?

Булгаков кивнул. А потом, видимо, сообразив, что я не москвич, спохватился и значительно произнес, до предела понизив голос:

– Зубатов.

– Тот самый? Полковник?

– Тише, тише, на нас оглядываются. Никакой он не полковник, надворный советник по ведомству внутренних дел.

– Рабочие общества, да? – тихо уточнил я.

– Да-да. Они самые. С них и пострадал.

– Пойдемте, поговорим. Нам такой человек нужен.

– Неудобно же!

– Ну так не прямо сейчас. Подождем малость, на выходе перехватим…

Так и поступили. Дождались, когда Зубатов двинулся к алтарю отбить последние поклоны, вышли из храма и встали в сторонке. Минут через пять вышел и экс-охранитель, повернулся к храму, перекрестился и совсем было собрался уйти, как я его остановил:

– Сергей Васильевич, не откажите в любезности…

Он с удивлением обернулся, окинул взглядом сперва Булгакова, потом меня, задержался на кресте и очках и выдал безошибочное:

– Григорий Ефимович? Распутин, если не ошибаюсь?

– Он самый. Не откажете в разговоре?

Он саркастически хмыкнул:

– Не в моем положении в разговорах отказывать, за последние три года у меня собеседников ой как поубавилось. Не подскажете, почему?

– Неблагодарны люди, бесспорно, – направил я его мимо странноприимного дома на Большой бульвар. – Но я о другом.

– А не боитесь с опальным-то? Меня вот в министерстве не любят.

– Так и меня тоже, может, нам как раз поэтому дружить интереснее?

– Враг моего врага – мой друг?

– Ну, а почему бы и нет, Сергей Васильевич. Да и чем на холоде гулять, подскажите, где тут у вас пообедать можно, в тепле и поговорим.

– С ресторанами у нас туго, но вот тут рядом трактир «Клязьма», только Московскую перейти.

– Это не тот ли, что Соллогуб ославил? – подозрительно спросил Булгаков.

– Тот самый, – слегка кивнул головой Зубатов. – Только за шестьдесят лет со времен написания «Тарантаса» сменилось четверо хозяев и сейчас там вполне прилично.

Зубатов оказался прав, трактир выглядел чисто и чинно, половые в белых фартуках немедля провели нас в кабинет и приняли заказ. Довольно быстро на столе появились вино и водка, буженина, грузди и огурчики, а за ними – серые щи и телятина с грибами. Выпили мы для сугрева, потом за знакомство и потекла беседа.

Зубатов с интересом пролистал программу «Небесной России», отложил ее в сторону, неопределенно помотал кистью и довольно иронично спросил:

– А я-то вам зачем понадобился?

– Провидение Божье в том вижу, – уклончиво ответил я. – Бог ведет меня к нужным людям, кто-то сам меня находит, как Сергей Николаевич, – я кивнул на Булгакова. – Кого-то я нахожу. А цель у нас одна – спасение России, что летит в пучину бед. Разорвут страну, ей-богу, разорвут! С нами ли ты, Сергей Васильевич? Ежели готов в нашу дружину войти, костьми лягу – верну тебя из ссылки, а может, и обратно в министерство.

– Ненавистников там много моих… – покачал головой Зубатов. – Одни гонители…

– В бараний рог их скрутим, веришь?

Бывший полицейский скептически посмотрел на меня, повздыхал.

– Даже не знаю, что ответить. Подумать мне надо. Списаться с нужными людьми в Москве да Санкт-Петербурге.

На этом мы и покончили. Еще немного поболтали ни о чем, обменялись адресами. Пора было возвращаться в Москву.

В Москве случился еще один скандал. Почище ковровского. Который к тому же имел далеко идущие последствия. Честно сказать, не планировал задерживаться, хотел тем же днем сесть на питерский поезд. Но новый глава московских иоаннитов – расстрига, бывший монах Савелий Евдокимов – уговорил подзадержаться.

– Большая помощь, отче, была бы, ежели ты походил в энти салоны. Ждут там тебя!

– Какие салоны?

– Да вот хотя бы Морозова к себе зовет знакомиться. Они крупные дарители.

– Варвара Алексеевна?

– Она.

– В своем ли ты уме, Савелий Петрович? Там же большевики собираются.

– Да нет, уже разбежались по заграницам. Ладно… – москвич порылся в пачке с письмами-приглашениями, – тогда вот в Малом Власьевском Танеев салоны проводит. Там бывают тако ж тузы из крупных.

Я наморщил лоб. Не тот ли это Танеев – известный музыкант и руководитель консерватории, что преподавал Рахманинову, Скрябину? Он еще исполнял партии Чайковского.

– Не, к мужеложцам не пойду.

Евдокимов открыл рот, перекрестил бороду.

– Неужто?!

– Ага.

В итоге отправился в салон к Телешову. Русский писатель, будущий гласный Московской думы. Да, с креном влево, но сейчас этим страдает вся столичная интеллигенция. Хоть Бунина послушаю. Хотелось бы застать и Горького, но тот на Капри подрывает скрепы.

В итоге Бунина не было, зато весь салон был «оккупирован» Поляковыми. На очередную среду к Телешову пришел не только сам «русский Ротшильд» Лазарь Соломонович, но и его жена – увешанная драгоценностями, как елка, дети, братья… Плюс всяких еврейских банкиров до кучи.

После взаимного расшаркивания с хозяином дома Поляков взял быка за рога, подошел первым:

– Давно хотел познакомиться. Про вас, Григорий Ефимович, много слухов ходит.

Вокруг начал кучковаться народ.

– Если люди шепчутся за твоей спиной, – решил сразу обострить я, – значит, ты их обошел.

С такими тузами только так и можно. «Поляковы» ценят силу. Публика навострила уши. Но ничего расслышать не получилось – Лазарь увлек меня в курительную комнату.

Там долго выбирал и обрезал сигару, разглядывал меня.

– Слышал про ваши миллионные доходы от игр.

– Ну куда там миллионные, – я отказался от сигары, пригубил вина. А хороший погребок у Телешова.

Соломоныч вокруг да около ходить не стал. Прямо заявил, что хочет войти в долю, а может даже выкупить патенты на настолки. После чего продвигать их за рубеж.

– Нет, – коротко отказал я, отходя к окну и открывая створку. Свежий морозный воздух ворвался в комнату.

Вот же ухарь! Почуял миллионы – на ходу подковывает.

– Григорий Ефимович, неможно такое больше дело вести одному, без делового догляда, – Лазарь перешел к завуалированным угрозам. – Крупные деньги – крупные затруднения. Вот взять хотя бы Европу. Обворуют и все по закону – шито-крыто. А у меня отделения Московского торгового банка по всем главным странам. И в Кенигсберге сидим, и в Данциге с Лейпцигом. Во Франции в Марселе контора. В Голландии – в Роттердаме… Свои юристы, ссуду можно на производство.

Таким финансистам только дай палец – всю руку откусят. Природные рейдеры. Что видят – то и хватают.

– Нет и еще раз нет. Мы закончили?

– Ну что ж… – Поляков резко затушил сигарету. – Как бы вам не пожалеть о своем решении, отче.

Последнее слово он произнес издевательски.

Сразу после моего разговора с патриархом клана отношение в салоне мигом переменилось. Сам Лазарь вместе с женой и братьями уехал, а вот остальные… Сначала один пошутил про сиволапых крестьян на скользком паркете. Потом другой «случайно» толкнул меня. Наконец, дело дошло до рукоприкладства.

– А как царица в постели? – нагло поинтересовался чернявый мужичок в визитке и с носом крючком. – Говорят, холодна.

По своему крючку мой собеседник и огреб мигом.

Полилась кровь, закричали женщины. В гостиную вбежал растрепанный Телешов. Стихи он читал в соседней комнате…

– Господа! Что происходит?!

– Да