Лягушка на стене - Владимир Бабенко

Когда стали грузить вещи на борт катера, я насторожился: мне показалось, что продукты питания остальных участников агитпохода состояли исключительно из ликеро-водочных изделий. Мы отчалили на середину реки, которая напоминала оживленное шоссе. «Жигулями», «Москвичами» и «Волгами» сновали моторные лодки. Солидными комфортабельными междугородными автобусами проносились «Метеоры» и «Ракеты». Как грузовики, медленно двигались буксиры, баржи, сухогрузы и танкеры. Наш корабль на этой водной магистрали выглядел небольшим служебным «рафиком».

Пока катер шел к острову, где должно было состояться первое выступление, команда и пассажиры решили перекусить. За столом мои худшие опасения оправдались: непосредственно из еды у нас оказалось несколько купленных мною банок консервов и пять буханок хлеба. Остальную часть меню составляла «Московская».

Вот и первый остров. Опытный капитан лихо ткнул катер в высокий глинистый берег. Девицы в специально взятых для этого случая в клубе длинных, нарядных, голубых и розовых, платьях стайкой нетрезвых бабочек порхнули к ближайшему коровнику. За ними плелся аккомпаниатор, шатаясь не только под тяжестью аккордеона.

Следом за артистами по трапу скатился и я, на ходу собирая ружье. За тот час, в течение которого длился концерт, я должен был выявить основные виды обитающих здесь птиц и добыть образцы местной авифауны[15]. Так что приходилось торопиться. И как только из коровника донеслись нестройные звуки аккордеона и грянул девичий хор, я открыл огонь. Весь концерт так и проходил в боевой обстановке — под канонаду моего дробовика.

Через час я с добычей возвратился на катер. Девицы уже стояли на палубе и шумно обсуждали плетущегося к судну генерального директора, которого в полуденную жару совсем развезло. Оказывается, он на концерте неожиданно заиграл «Танец маленьких лебедей», требуя при этом от своих подопечных петь под бессмертную музыку Чайковского, а на «бис», когда девицы исполняли злободневные частушки, начал лихо подпевать им, чем повеселил пастухов и даже слегка сконфузил доярок. В целом же можно было считать, что дебют прошел успешно.

В этот день мы посетили еще два острова, и наша тактика там оставалась прежней. Как только катер приставал к берегу, с него пестрым десантом скатывалась группа артисток, за ними медленно двигалась основная ударная, вооруженная аккордеоном сила, а я обходил место выступления с фланга и поддерживал огнем успех операции.

После третьего, последнего в этот день концерта «Лещ» причалил у какого-то крохотного прибрежного поселка, вернее, у его магазинчика. Мы надеялись пополнить здесь запасы продовольствия. Но сельпо не работало.

Вечерело. Мы хотели было заночевать тут же в катере, у берега, но одно обстоятельство заставило капитана изменить это решение.

Вместе с сумерками появились бабочки-поденки. Тысячи, миллионы, миллиарды поденок. Белые, чуть зеленоватые, полупрозрачные, эфемерные создания разом поднялись из своих подводных жилищ, где они прожили годы невзрачными личинками. Теперь, обретя крылья, поденки кружились над рекой на своем единственном в жизни балу, чтобы к рассвету превратиться в серую пену, лежащую у берега, или же нестись вниз по реке, исчезая в водоворотах и жадных рыбьих ртах. А пока скоротечная праздничная жизнь только начиналась. Закружились тихо шелестящие вихри, заструилась крылатая вьюга, и на палубе стали вырастать шевелящиеся сугробы живых снежинок, которые ползали, взлетали и снова садились. Капитан включил сигнальные огни, но они тут же померкли, облепленные тысячами крохотных телец. Поденки ползали везде, в том числе по экипажу и пассажирам, не принося им никакого вреда, только щекоча крыльями и лапками. Известная неприязнь человека к скоплениям членистоногих заставила капитана завести мотор и отогнать катер на середину реки. Здесь поденок было меньше. В уже сгустившейся тьме стали наконец видны габаритные огни «Леща».

Я пожевал на ночь хлеба — единственного продукта, оставшегося на корабле, запил его водой и, сильно утомленный нашими флибустьерскими налетами, пошел в отведенную мне каюту и лег спать.

А агитбригада решила отпраздновать начало гастролей и устроила концерт для себя. Зрителями были экипаж судна и юнга-уголовник. И всю ночь на одиноком катере, стоящем на якоре посредине самой большой реки Дальнего Востока, при тусклом освещении габаритных огней разухабисто ревел аккордеон инвалида, слышались его частушки, от которых, наверное, краснела рыба даже частиковых пород, а девицы лихо отплясывали кадриль, выводя каблучками самые немыслимые переборы. Я мог хорошо оценивать достоинства последних, так как отведенная мне койка располагалась прямо под палубой.

Утром я проснулся рано. Команда судна и пассажиры спали. В кают-компании я нашел бодрствующего юнгу, который, как хорошо вышколенный стюард, тут же предложил мне легкий завтрак: полстакана водки и ломоть хлеба. Хлеб я съел, но от водки отказался и вернулся в свою каюту. Там я обработал добытых вчера птиц, привел в порядок записи в дневнике и поднялся на палубу. Катер, слегка покачиваясь, стоял на якоре посреди реки, и вода с легким журчанием обтекала борта судна. Берега были скрыты утренним туманом. Все по-прежнему спали. Делать было нечего. Я побродил по судну, посидел на влажной от росы скамейке и вспомнил, что вчера в каюте капитана я видел сборник детективов — чудесное средство, чтобы убить время до очередного набега на остров. Я подошел к капитанской каюте и негромко постучал. Молчание. Я открыл дверь. Раздался пронзительный женский визг. Одна из певиц, отнюдь не в концертном платье, мелькнула в сумерках каюты, а голос невидимого капитана в частушечно-инвалидных выражениях объяснил мне всю бестактность столь раннего визита. Самое обидное, что книгу я так и не получил, хотя им она была не нужна.

Катер еще два дня бороздил Амур. Агитбригада пользовалась большим успехом у механизаторов, пастухов и доярок, а две ее участницы — особыми привилегиями у капитана и его помощника. У остальных простаивающих девиц это вызывало раздражение и глухую зависть. Хотя мужчин на корабле вроде бы хватало, но юнга-уголовник, кроме как о хулиганстве, больше ни о чем не думал, а инвалид-аккордеонист ввиду возраста и пристрастия к алкоголю был способен только на матерные частушки. На меня же прекрасная половина агитбригады сразу же махнула рукой как на явно бесперспективного, интересующегося только птичками, обидно прозвав при этом Чижиком.

Несмотря на эти моральные издержки, поездка с орнитологической точки зрения оказалась очень плодотворной. Я собрал интересный коллекционный материал, провел подробные наблюдения, а один вид — желтая трясогузка — требовал более детального изучения.