Страна золотых пагод - Станислава Рамешова

Считается, что «мужской» столб, ровный по всей длине, защищает дом от неприятностей. «Женский», утолщенный у основания, приносит удачу и уважение хозяевам дома. «Нейтральный», утолщенный в середине, соответствует своему названию: не обещает ничего хорошего, но и не предвещает бед. А вот от столба «билу» только и жди неприятностей.

Араканское побережье печально известно разрушительными циклонами. Налетающий со стороны Бенгальского залива ураганный ветер сметает все на своем пути. Бамбуковые хижины разлетаются от ветра, как перья. Летят крыши и стены, сплетенные из бамбука, но опорные столбы, как правило, продолжают стоять.

К счастью, циклон обычно захватывает Нгапали лишь крылом, его эпицентр находится севернее. Так, город Акьяб подвергается нападению циклона ежегодно. Человеческие жертвы насчитываются десятками.

Однажды шквальный ветер снес… местную тюрьму. Узники разбежались. Когда вихрь утих, несколько человек возвратились к месту своего заточения, от которого остались развалины, и ожидали своей участи. В награду за честность власти амнистировали их и разрешили вернуться к семьям. Всех остальных полиция выловила и снова отправила за решетку.

Но нам циклоны не грозили: сезон дождей не скоро. А впереди несколько дней в раю, имя которому Нгапали.

В первое же утро к бунгало подошла старая крестьянка, принесла две роскошные папайи из своего сада. Одной рукой она держала корзинку, другой — огромную сигару-черут. Старушка протянула лакомые плоды и получила свои деньги, но уходить не спешила.

Облокотясь на перила террасы, она затянулась сигарой и начала неторопливый разговор. На бирманском языке. Английского она не понимала, а я не знала бирманского. Поэтому не все ли равно, на каком языке говорить. Прислушиваясь к звукам чешской речи, моя гостья внимательно смотрела на меня, терпеливо ожидая конца фразы, и продолжала рассказывать дальше на своем языке.

И так каждый день: придет, отдаст плоды, поговорит и тихонько уйдет. Мне было интересно познакомиться с жизнью деревенских жителей, и однажды я отправилась навестить свою соседку.

Хозяева приняли меня с естественной простотой, радушно, хотя пришла я не совсем вовремя: моя новая приятельница и два ее сына ужинали на веранде, сидя на циновках вокруг низкого столика.

В середине стола, на блюде, дымилась горка сероватого риса. В мисках всего понемногу: красноватый соус с кусочками мяса, вяленая рыба, зелень.

Честно говоря, дом не показался мне цитаделью. Ветхая, непрочная крыша. Стены в углах пригнаны неплотно. Наверняка, во время дождей пол в хижине заливает. На кухне — горшки для варки риса на пару, глиняный кувшин для воды и плетеные корзины для овощей. Примитивный очаг, сложенный из камней и обмазанный глиной. В центре — три кирпича, между ними горящее полено.

Рядом «спальня». Никакой мебели. Циновки с одеялами и бамбуковая корзина с крышкой. В ней, вероятно, хранилось все достояние семьи: праздничные лоунджи и рубашки.

Я поразилась простоте этого быта. Хозяйка, приветливо улыбаясь, взяла меня за руку и повела показывать свои «владения». Сначала в сад, где росло несколько деревьев папайи, густо унизанных тяжелыми продолговатыми желтыми плодами.

Под навесом стояла корова-зебу. Рядом курятник. Старушка наклонилась над ним, и оттуда с громким кудахтаньем вылетели перепуганные наседки. Она взяла пяток розоватых, слегка просвечивающих на свет яиц и положила рядом с папайей в плетеную корзину, стоявшую на срубе колодца.

Я взяла корзину и жестами пригласила хозяйку пойти со мной к машине, чтобы там расплатиться с ней. Она поняла, что речь идет о деньгах.

— Манепьян (завтра), — добродушно сказала она. И столько мудрого спокойствия было на ее смуглом морщинистом лице, что я невольно загляделась. Странное чувство шевельнулось в душе. Может, я пожалела бы ее, если бы не была уверена, что не завидую ей.

Прожив здесь, на побережье, весь свой век, она даже не подозревала, что в мире есть города с грохотом метрополитенов, потоками автомобилей и пульсирующей неоновой рекламой. Не ведала о роскоши вилл с зимними садами, о белых яхтах и скоростных лифтах. Да что там лифты! Даже местный паровичок, ползущий, как гусеница, она умудрилась не увидеть.

Разве не позавидуешь человеку, который ничего не знает о жизни современного «цивилизованного» общества, пробегающей по заколдованному кругу добывания денег и погони за наслаждениями! Не знает о разительных контрастах на планете: о том, как уживаются в мире проповедь любви к ближнему с печами Освенцима, о нескончаемых войнах и конфликтах, о зловещем призраке атомного гриба, нависшем над человечеством XX века. Счастливая, она прожила жизнь, где высокая синь неба чередовалась с низкими тучами во время муссонов. Никуда не спешила, не спешит. Живет себе безмятежно…

Я стою в хижине и сквозь щели в полу вижу зеленую траву. Тянет дымком, в очаге потрескивают поленья — это варится рис в казане.

Да, я определенно завидовала этой пожилой, по-своему мудрой женщине. Но остаться здесь навсегда?.. Нет, не смогла бы. Точно так же, как она не согласилась бы жить там, где жила я.

А пока мы живем здесь, у самого синего моря. Справа — на холмах — рисовые поля, слева — на водной глади — паруса рыбачьих лодок.

Два главных источника существования: рис и вода. Почти в каждой деревушке вы увидите примитивную рисорушку — бамбуковое сооружение высотой около метра, со съемной остроконечной крышей. В отверстие на крыше сыплют рис. Внутри два деревянных диска с острыми бороздками, сбоку укреплено дышло. Буйвол ходит по кругу, вращая верхнюю часть конструкции, зерна попадают между бороздками и обмолачиваются. Однако очищенный таким домашним способом рис всегда сероватого цвета.

Отвеивают рис просто: раскладывают на землю рогожку, поднимают рис в плоской плетенке, подкидывают повыше, а затем потихоньку высыпают на подстилку, благо морские ветры дуют постоянно и невесомая шелуха легко уносится прочь.

Море кормит, радует красотой и удивляет могуществом. В прилив рифы и скалы почти скрываются под водой. Бирюзовые волны одна за другой с шумом разбиваются об их выступающие вершины, поднимая веселые белоснежные фонтаны. В отлив море отбегает. Темные скалы и камни вновь выступают из-под воды, делая побережье унылым. Обнажившееся дно открывает свои сокровища.

В отлив за дарами моря выходят женщины и дети с корзинами. Из ракушек и обломков кораллов, которые они соберут, потом сделают ожерелья и будут продавать в лавочках возле аэровокзала. Рыбки и рачки станут лакомством для ребят.