Возвращение - Анатолий Гончар

— Это хорошо, что пришли, — я обвёл взглядом сразу притихшую от звука моего голоса толпу. — Этих-то, — я ткнул пальцем в сторону оплакивающих своё жильё супругов, — судить будем или как? — в голосе моём не было ни обвинения, ни угрозы. — А, мужики, может они и так крепко наказаны? Ишь, как убиваются!

— Ишь, по дому они убиваются, а у самих, поди, где-нибудь золотишко-то прикопано. Уж, наверное, не убивались, когда людей убивали да грабили. На кол их, и вся недолга! — предложил кто-то из самых "сердобольных".

— Сурово! И впрямь, может, стоит на кол, а? Отец Клементий, ты как думаешь?

— На кол, говоришь? Что ж, можно и на кол. А что с подельниками его делать будем? — при этих словах народ испуганно отшатнулся. В разговоре о горящем доме все как-то позабыли об остальных членах банды.

— А вы что шарахаетесь? Те подельники, что греха смертного не убоялись, в очистительном огне крестятся. Я о других говорю. О тех, что всё видели, всё знали и помалкивали, — народ под его взглядом засуетился. — О вас я говорю, о вас, не сомневайтесь! Неужто всем миром с пятью бандитами не совладали? — деревенские, испуганно поглядывая друг на друга, немного попятились, готовые дать дёру. — Да не пужайтесь, не я вам судья, бог на небе рассудит! Стыдно мужики, стыдно! Сперва под вашим боком и не с вашей ли помощью защитника и сирых благодетеля графа Дракулу извели, а после притон бандитский открылся. Но ежели хоть капля стыда в вас ещё осталась, ежели внемлите совести и разумению светлому, не к бегу постыдному готовьтесь, а точите мечи, да топоры поострее, косы пиками обращайте. Бабы, старики да дети малые пущай уходят! А вы край свой защитить должны, вражьей силе свою хитрость да удаль крестьянскую противопоставить. А этих, — Клементий махнул ладонью в сторону притихшей четы, — на королевский двор тащите, пущай государь сам судит! — народ робко, но одобрительно загалдел.

К полудню слегка выспавшись, всласть откушав и порасспросив местных о путях — дорогах и новостях деревенских, мы, неспешно шагая, отправились в путь. Каждый из нас вёл в поводу по упитанной, справной лошадке (каждая не чета той, что была впряжена в телегу местного мафиози). Собственно, и эти коники были из той же конюшни. Так что мы без малейшего стеснения включили их в оплату ночных хлопот. Остальных лошадей и прочее оставшееся у погорельцев имущество раздали местному люду.

— Как жа им теперича без всего обходиться-то? — под самый занавес разграбления спросила какая-то сердобольная старушка. "Раскулаченная" мать мафиозо разревелась ещё пуще, но если она рассчитывала на хоть малейшее сострадание, то добилась обратного. Я ответил со всей жестокостью, на которую только был способен:

— А вы их, бабуля, к королю поскорей везите! Уж государь — то их казённым имуществом обеспечит, не обидит! Если надо, то и домик деревянный выдаст, на каждого, да ещё и землицей присыплет! — больше что — либо говорить или объяснять кому бы то ни было мне не хотелось. Мы торопились и, оседлав коней, двинулись в путь. А жена главаря банды зло зашипела, словно рассерженная кошка и, не отрываясь, стала смотреть в мою сторону. Её губы, скривившись в хищном оскале, стали нашёптывать неудобоваримую тарабарщину. Я решил, что она слегка тронулась, и мы, более не обращая на неё внимания, отправились в путь. Но, похоже, я оказался неправ. Мы уже порядком отдалились от деревни, а я всё ещё чувствовал на спине прожигающий взгляд сидевшей на взгорке женщины. Наконец я не выдержал и, остановившись, обернулся. Женщина и впрямь по-прежнему смотрела в мою сторону, а её связанные руки пытались вычертить в воздухе какую-то странную извилистую фигуру… Я вздрогнул, но возвращаться не стал и, отогнав мрачные мысли, поспешил вслед за удаляющимися товарищами.

На щитах, стоявших на дороге, аршинными буквами было вырезано всякое непотребство, и чем дальше — тем чище, но сквозь эти "веяния времени" отчётливо просматривалась вычурная вязь королевских указов. Один из них гласил:

…и посему повелеваем людям дворовым да народу подлому замка чёрного сторониться. А да буде замечен кто близ замка, того, без дел отиравшегося, изгнать на вечное в местностях безлюдных поселение, либо сечь розгами нещадно прилюдно на площади. А кто торговлю тайную поведёт, у того имущество в оброк обратить да в Тьмутаракань выслать, денег княжеским людям в долг не давать, в начинаниях не способствовать".

Это было лишь одно из королевских предписаний, но были и другие, что-то запрещавшие, что-то требовавшие. Вскоре мощёная дорога кончилась, на месте бывших камней остались едва заметные ямы да рытвины — похоже, победители и "добрые люди" вывезли всё.

Близился полдень. Ветер, порывами прилетавший нам навстречу, приносил освежающую прохладу. За очередным поворотом нашему взору открылось огромное, казалось бы, хаотичное нагромождение камней. Я всмотрелся в очертания окружающих гор и понял: пришли. Чёрная пустошь — обломки скал и россыпи почерневшего, обуглившегося от нестерпимого жара кирпича, покрытого густым слоем пепла, вот и всё, что осталось от некогда величественного сооружения. Две последовавшие друг за другом осады стёрли родовое гнездо графа Дракулы с лица Земли. Всё, что могло гореть, было сожжено, сам замок и стены разрушены до основания, глубокие рвы заспаны щебнем и побелевшими от времени костями. Меж уродливых, изломанных скелетов, принадлежавших оркам, и огромных, жёлтых костей странных животных, с огромными зубами на массивных, вытянутых челюстях, среди множества скелетов в истлевших одеждах западников нет- нет да и попадались белые кости, обряженные в чёрные, отливающие вороновым крылом латы, покрытые сотнями вмятин, пробоин, с торчащими из костей стрелами и топорами. Я живо представил, как войско Дракулы таяло, как наполнялись рвы кровью и телами убитых, как рухнули замковые стены, как медленно таяли силы защитников, как отступали они, оставляя на улицах горы вражеских трупов.

Мы ступили на улицы города и двинулись дальше, следуя по следам давно утихнувшей битвы. Вот лавина вражеских скелетов хлынула через главную башню, затем заполнила двор и вытекла за внутреннее ограждение. Вражеских трупов не убывало, а скелеты защитников стали попадаться всё реже и реже, наконец, их не стало вовсе. Я присмотрелся к оставшимся на костях следам. Я мог ошибаться, но складывалось впечатление, что все без исключения враги повержены одним мечом. Я остановился. У самого края стены, выходящей к бездонной пропасти, волна нападавших словно упёрлась в невидимую стену. Кости врагов лежали белеющим валом. На самом краю пропасти лежал иззубренный, с избитым эфесом меч князя Улук-ка-шен, графа Дракулы. Самого графа, а точнее, его истлевшего скелета нигде не было. "Наверное, упал и разбился", — подумал я, стаскивая с головы шапчонку. Грудь защемило болью утраты, но внезапно меня словно окатило невесть откуда набежавшим ветром озарения. На мгновение мне показалось, что я увидел знакомое, сильно постаревшее, но живое лицо князя.

— Он жив! — воскликнул я, плохо видя от вспыхнувшего у меня в сознании образа. — И, по-моему, я знаю, где его искать.

— Граф жив? — подавшись вперёд, одновременно переспросили оба священника.

— Я думаю, да, только не спрашивайте, откуда и почему. Мой ответ вас не убедит. Будем надеяться и верить.

— Твои слова да услышит господь, сын мой! И да сбудутся чаяния твои! — отец Иннокентий смиренно склонил голову.

— С воинами что делать? — Клементий кивнул на обряженные в чёрное скелеты. — Похоронить надо бы! Не по — христиански вот так под дождями стылыми костями лежать!

— Угу, надо, только это как в анекдоте про муравья, до самой смерти слона хоронить будем! — мои слова прозвучали кощунственно, но отрезвляюще подействовали на не в меру правильных священников.

— Упокой, господи, ты души детей твоих неразумных, костьми здесь за счастье людское павших! — отец Клементий широко перекрестился и, склонив голову, застыл в почтительном поклоне.

— Пошли, нечего нам здесь надолго задерживаться! — прервав скорбное молчание, я почти бегом поспешил к восточной оконечности бывшего замка, где, привязанные к каменному столбу, стояли наготове запряжённые кони. И тут моя спина почувствовала приближение чего-то холодного и страшного, я не мог понять, что так меня обеспокоило, но отчётливо осознал, что пора уносить ноги.

Быстроногие кони легко мчались вперёд, неся на своих спинах не слишком обременённых имуществом всадников. Нахлёстывая своего коника, я, чувствуя спиной то приближающийся, то удаляющийся от нас незримый холод, время от времени оборачивался назад. За спиной никого не было, но, глядя на обеспокоенные лица своих спутников, я понял, что не один я испытываю это странное, мерзопакостное ощущение.

— Стылые? — повернув ко мне лицо, спросил Клементий и поспешно перекрестился. Я отрицательно покачал головой. Холод, заползающий в меня, хоть и был схож с тем леденящим холодным ужасом Стылого, но на этот раз он проникал, казалось бы, в самую душу, в самые потаённые глубины сознания, завладевал мыслями, и как тогда на кладбище, опутывал и пеленал волю.