Лягушки - Владимир Орлов

А вдруг он и впрямь не хозяин здесь, а служит чудовищу с аленькими цветочками, какому-нибудь тритонолягушу Костику, так называемому?

Желающих путешествовать с архитектором Возницыным оказалось немного. С Ковригиным — шестеро. Остальные сразу же отправились на экскурсию к столам и винным фонтанам. Да и сам Возницын, видимо, не был расположен болтаться по надоевшим ему местам гидом ротозеев. Он и Ковригина причислил к дармоедам, привлеченным в Журино ароматами лакомых блюд и надеждами на бизнес-выгоды в застольных разговорах. В лучшем случае — к пустым снобам, образованность свою пожелавшим утяжелить. Разъяснения свои он пробалтывал невнятно. Ковригин расхотел его о чём-либо расспрашивать. Но увидел то, что хотел увидеть.

Речной двор, как назвал его Возницын, также был подсвечен и иллюминирован. От дворца к Большой реке спускались две лестницы белого камня, без воронцовских, правда, львов, а между ними располагались три каскадных бассейна с фонтанами и гротами по углам. Про бассейны эти Ковригин знал от отца. Как и предполагал Ковригин, южный фасад никак не напоминал о замках Луары и о франкоманстве графа Турищева. Это было загородное жилище русского барина, поздний классицизм, протяженный балкон от ризалита к ризалиту, как в известном доме князя Гагарина на Тверской, балкон же упокаивался на длинном ряду ионических колон. А вот дворовые флигели, восточный и западный, каждый буквой "Г", имели аркады, а вымощенная белым камнем площадь с фонтаном меж ними вызывала мысли о южно-европейских патио.

— Эклектика, ненавистная эклектика! — ворчливо, чуть ли не брезгливо бормотал, обращаясь при этом, скорее всего, к самому себе, восстановитель чужих безвкусиц. — Двуличие, и не двуличие даже, а пятиличие или семиличие, а что творилось в интерьерах, уму непостижимо, заигрался вельможа, поначалу карбонарий, замучил архитекторов, и крепостных, и завезённых…

Ковригин хотел было спросить Возницына, а что его-то заставляет мучиться и возрождать чужие безвкусицы, но не спросил. Предполагал, что возбудит ещё в одном творце необходимость оправдываться и заявлять, что деньги в жизни — не суть важное. Это Ковригин и без Возницына знал. А спросил он вот о чём:

— Артемий Феликсович, вас мне именно так представили, а что вы или заказчик предполагаете устроить в подклетах семнадцатого века?

— Каких подклетах? — встревожился Возницын и теперь уже не пробормотал, а взревел негодующе. — С чего вы взяли о каких-то подклетах?

— Ну как же! — сказал Ковригин. — Здесь ещё в шестнадцатом веке стояли палаты Турищевых с белокаменными подвалами, их оставили в новом здании…

— Это тайна частного владения, — нервно сказал Возницын, — а мне по контракту не все здешние тайны дозволено знать и уж тем более не велено докладывать посторонним о своих наблюдениях и догадках…

— И о подземных ходах к реке, среди прочего, и о секретных лестницах в северных башнях?..

— Мне придётся сообщить о ваших интересах господину Острецову и начальнику охраны, — сказал Возницын.

— И по справедливости, — согласился Ковригин. — Я бы на вашем месте поступил также.

— Ознакомительная прогулка окончена, — заявил Возницын. Для убедительности вытянул из жилетного кармана часы на жёлтой цепочке и потряс ими. — Всё. Спасибо за внимание.

— Позвольте всего лишь один вопрос, — сказал Ковригин. — Он безобидный. Вы, естественно, знакомы с историей дворца и рода Турищевых. Что означают скульптуры фонтана среднего бассейна? Струи там бьют из хоровода лягушек. Те подняли передние лапы и будто чему-то радуются. Встаньте, дети, встаньте в круг…

— Не знаю, — сказал Возницын. — Я не по бассейнам и не по фонтанам. Предположения не выстраивал. Каприз балованного чудака. Любил воду и всякие мифологические намёки. У него тут в гротах и фонтанах полно водяных и земноводных. Река, внизу была усадебная пристань, вот и резвился, забавлял гостей…

— Спасибо, — сказал Ковригин.

Испросив разрешения спуститься к Реке, Ковригин побродил на воздухе ещё полчаса. Пристань восстанавливать не начали, не имелось, возможно, в округе стругов и челнов, достойных приветствия пальбой из пушек. А вот кирпичные крепостные стены с двумя сторожевыми башнями, крытыми свежими тесовыми шатрами, у реки стояли. Из рассказов отца Ковригин знал о здешних парке и оранжереях, но те были, видимо, расположены за пределами речного двора.

По наблюдениям Ковригина, а они подтвердились позже, помещения дворца были пока пустыми. Однако зал приёма, или Рыцарский зал, успели обеспечить сносной отделкой, сообразил любознательный автор журнала "Под руку с Клио". "Приблизительно, по аналогиям и на время", — разъяснил Острецов. Стены зала прикрывали шпалерами (впритык, без зазоров, открывающих камень) из золотой парчи, серебряной ткани, голубого атласа, чёрного бархата и горностаевого меха (это уже на следующий день выяснил Ковригин). Тканые обои имели свои сюжеты. На протяжённой южной стене предлагались зрителю природные явления — метаморфозы с двенадцатью месяцами. Среди прочих видов и красот Ковригин углядел болото с цаплями и гревшимся на солнцепёке мохнатым существом, по всей вероятности, одной породы с нашими водяными. А может, это был родственник Зыкея, скажем, тамошний Зыкеев племянник. Мысль об этом отчего-то встревожила Ковригина… На гобеленном пространстве северной стены охотились на вепрей и львов рыцари, они же участвовали в турнирах, ухаживали за пастушками на зелёных выпасах, сражались вместе с Роландом в погибельном ущелье. На боковых же стенах случались эпизоды из жизни Александра Македонского, Ромула и Рема, Сципиона Африканского, всех доброжелательных сейчас к нему персонажей Ковригин вспомнить не сумел.

По ходу дружеской беседы, сближая бокалы или прогуливаясь по залу, Ковригин выяснил, что пол здесь сплошь устлан коврами, с ворсом — в рост волосяного покрова поющего стилиста Зверева, дамасскими и персидскими, столы завезены дубовые, сосуды на льняных скатертях поставлены серебряные. Естественно, Рыцарский зал не был бы Рыцарским, если бы в нём не присутствовало холодное оружие и кованые доспехи.

Справедливости ради отмечу, что при входе Ковригина в Рыцарский зал глаза его не сразу занялись изучением стен. Нет, первым делом, даже и не дождавшись распоряжения самого Ковригина, они принялись отыскивать в зале девушку в красном бархатном костюме.

И не отыскали.

Зато он тут же был взят в полон несомненно первой дамой дружеского собрания Натали Свиридовой.

— Ковригин! Явился! А ведь вызвался быть нынче моим кавалером!

Натали произнесла эти слова, скорее всего, и не для него, Ковригина, а для десятка куртуазных ухажёров, готовых, пожалуй, веерами и мухобойками отгонять от звезды некомфорты. "Вот пускай они её и развлекают!" — обрадовался Ковригин. Но упование его вышло ложным.

— Так где ты разгуливал-то, рыцарь мой ненаглядный? — спросила Свиридова.

— Пытался отыскать тень отца, — серьезно сказал Ковригин.

— Ты, Ковригин, оказывается, ещё и Гамлет! — рассмеялась Свиридова.

— Нет, я не Гамлет, я другой, — сказал Ковригин. — Успокойся. И отец у меня был всего лишь корректор. Но он мальчишкой провел здесь два года в эвакуации.

— Как интересно! — восхитилась Свиридова. — Ты мне никогда не рассказывал.

— А зачем? — спросил Ковригин.

Так… Освободиться, понял Ковригин, от опеки Натальи Борисовны и от соблюдений навязанного ему кавалерства хотя бы на час ему не суждено. А слова (явно для публики): "Ты мне никогда не рассказывал…" вообще переводили их отношения в некое протяжённо-доверительное состояние двух творческих натур.

— Спасибо скажи, что я отбила претензии этого кучерявого нахала! — сказала Свиридова. — А ты от меня бегаешь!

Слышали все. В Рыцарских залах акустика устроением сводов и глиняными колосниками, вмещёнными в камнях, выходила отменная.

— Коли бы я не подтвердила, — не могла успокоиться Свиридова, — тут бы и гулял негодяй Блинов, а ты меня не уважаешь! Конечно, я стара, а ты заслужил молоденьких!

— Шутить изволишь, Наталья Борисовна, — заявил Ковригин, — я твой единственный рыцарь и от любых ущербов тебя уберегу!

"Идиотизм какой-то! — подумал Ковригин. — Какую чушь я несу! Как бы сбежать-то от неё? Сбегу как-нибудь… Сбегу…"

Сейчас же в Ковригина выстрелили.

Из арбалета ли, уместного в Рыцарском зале? Или дротик в него метнули? Или кто-то трубочкой из борщевика выпалил в него ягодами бузины?

Ковригин обернулся.

Стреляли глаза. Они сейчас же исчезли, спрятавшись за чьими-то спинами или лицами. Красного бархата вблизи пропавших глаз Ковригин не обнаружил.

Вот куда следовало бежать из-под опеки блистательной дамы. Не околдовывали ли его в Рыцарском зале? Не околдовывали, а уже околдовали. И не здесь, и не сегодня, а четыре века назад.