Могуто-камень - Эмма Роса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Послушайте, фройлян. Если вы в порядке, мне нужно идти. Я попрошу, чтобы к вам пришел доктор и осмотрел вас. Как только будут какие-то вести о фройлян Гоше, вам сразу же сообщат. Надо просто немного подождать.
«Осмотрел? Меня?» — Клара покрылась холодной испариной.
— Нет-нет, — улыбнулась она сквозь слезы. — Все в порядке, Иннокентий! Но вы объясните мне, что происходит? Где Гошенька? Кто ее спасает? Вы сейчас уйдете, а мне что делать? Ах, я же с ума сойду! Останьтесь! Прошу вас!
Она жалобно посмотрела на него и всхлипнула.
На его небритом лице читалось сострадание и что-то еще. Такое теплое и почти родное, давно-давно забытое. Нежность? Так смотрел на нее один человек, когда она была совсем-совсем крохой, человек, который потом исчез из ее жизни, и осталась только бабушка. Она вспомнила, как заметила изменения в кухне, когда проснулась после кладбища. И сейчас отчетливо поняла, что связаны они именно с этим человеком. В ее жизни появилось что-то надежное, монументальное, такое, как бабушка, которое никогда не оставит и не подведет.
Он все держал ее за плечи, а дверки на навесных шкафах открывались и захлопывались, чашки подскакивали на местах, занавеска заколыхалась будто от ветра, а торшер на потолке шатался, грозясь оторваться и улететь в космос.
“Ахно-энергия! Он же просто не умеет ею управлять! Сейчас разнесет тут все!”
Клара поискала глазами и нашла свой могуто-камень в углу.
— Вот, — она подняла его и вложила в руки слесаря. — Держите! Сейчас станет легче.
Действительно. Энергия потекла в камень, и кухня перестала ходить ходуном. Она заметила мешочек с камнями на полу — отлично!
— Вы не можете сейчас никуда идти, Иннокентий! Вы не смеете! — решительно сказала она. — Вы представляете опасность для общества!
— Чего?
— Того! Пока не будет вестей от Гоши, вы никуда не пойдете!
Теперь, когда излишний выброс энергии был снят, она и сама почувствовала себя лучше. Могуто-камень обезличивал энергию, и она подпитывалась ею, восстанавливая силы.
Она вспомнила шаг за шагом их пребывание в цеху, все, что делал полоумный Кауфман, эти провода, эти обручи на голове. Вспомнила, как он вздрогнул, когда она в шутку сказала ему, что он забрал ее энергию.
— Вы знаете, что он делал? — спросила она не то, чтобы Иннокентия, но вообще. — Он воровал энергию напрямую, не через камень.
— И… что с того? — спросил Иннокентий и протянул ей могуто-камень, который светился розовым.
— Держите еще, — сказала она, немало удивившись такой скорости заряда. — Это только половина… Когда человек напрямую скачивает ахно-энергию у другого человека, это все равно, что… пить его кровь. Понимаете? Вот, например, вам нужна кровь? Вы обращаетесь в больницу и вам вливают донорскую. Так и с энергией, вы можете взять ее из могуто-камня, в нем энергия становится донорской, потому что отдана добровольно. Но если вы берете кровь напрямую, то кто вы после этого?
— Упырь?
— Верно, Иннокентий! Вы упырь! Боже мой! Бабушка в детстве рассказывала сказки на ночь, но я не верила. Они были как раз про кровь… Кто бы мог подумать, что она закладывала в них другой смысл? Ведь ахно-энергия для человека — это все равно, что кровь.
— А все люди — ахногены, — мрачно изрек Иннокентий.
— Да, верно… Гошенька всегда знала это… чувствовала… И хотела доказать. И доказала!.. Да будьте же вы, наконец, человеком! Расскажите, кто должен ее спасти? Мы сидим тут уже час, и никаких новостей!
В этот момент раздался телефонный звонок.
Глава 21. Снятие приворота
— Не напрягайся так, Гошенька, — говорила Клара подруге, сидящей очень прямо на табурете. И все было почти как прежде — уютная кухня и фотография бабушки. Вот только Гоша стала ахногеном, и они вдвоем находились под домашним арестом. — Так ты блокируешь каналы, и энергия застаивается. Кроме головной боли ты этим ничего не добьешься. Не забывай, ты еще не совсем оправилась после возвращения.
Покрасневшая, как вареный рак, Гоша резко выдохнула. Икебана в углу вспыхнула огнем и мгновенно сгорела, чудом не зацепив шторку. Клара успела плеснуть водой из кружки, но огонь уже погас, и вода потекла по стене.
— Я ж орех хотела поднять! — сказала Гоша, упрямо выпятив нижнюю челюсть. — Не понимаю, Кларисса, как оно работает! Вот ей-богу, мне легче еще раз выкопать профессора, чем освоить эту ахно-премудрость! Может у меня какая-то неправильная энергия? Как знаешь, бывают дикие кони, необъезженные, которые никак не хотят, чтобы на них накидывали уздечку.
— Так! — Клара убрала орех со стола, села напротив подруги и взяла ее за руки. — Расслабься. Закрой глаза. Вдохни глубоко. И дыши. — Гоша задышала. — Спокойней, Гошенька, не сопи как паровоз. Все хорошо у тебя с конями… Вот. Теперь представь, что воздух и есть твоя ахно-энергия. Ты дышишь ею, она наполняет тебя, бежит по крови, ты и есть одна сплошная ахно-энергия… Ты накидываешь на своего коня уздечку, садишься верхом и пускаешься вскачь.
Гоша открыла глаза и загоготала. Послышался сухой треск, посыпалась штукатурка. Клара едва успела сама отпрянуть и оттолкнуть Гошу, как вывалился кусок потолка и упал между ними, засыпав их известковой трухой.
Гоша вздохнула.
— А может, ну ее, а? Эту ахно-энергию? — спросила она. — Жила без нее и дальше проживу. Пусть назад заберут.
— Знаешь что, дорогуша?! Хотела равенства — получай! Я чуть не умерла, восстанавливая в мире справедливость! И ты, между прочим, тоже! — захлебнулась Клара от возмущения. — Ты думаешь — мне легко? Я всю жизнь с ахно-волнами. И вообще, это такая же природа, как… как сердце. Ты не можешь отдать сердце. Поняла?
— Мои маленькие друзья! — произнес торопливо Николаша. — Извините, что прерываю вашу беседу, но к нам идет тот самый полицмаг, молодой и очень перспективный молодой человек. Впускать?
— О, не-ет! — простонала Гоша. — Опять?!
— Конечно, впускай! — оживилась Клара. — Он наверняка с новостями об Иннокентии!.. Гоша, немного благодарности. Все-же он тебе жизнь спас… Кроме того, пусть уж лучше будет он, чем какой-нибудь хмырь из их управления, которого мы не знаем. Этот хотя бы приличный.
— Он был бы… милым, Кларисса, — мрачно ответила Гоша, — если бы не смотрел на меня как обкуренная индюшка.
— Ради Иннокентия можно и потерпеть… И у
