Навеки твоя - Мария Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На руку Эмилю надели браслет слежения и проинструктировали: остановиться на условленном месте, ждать, не вступать в контакт. Он слушал их холодно, с отстраненным видом преуспевающего бизнесмена. Когда они закончили, он поднял с пола сумку. В сочетании с дорогим костюмом и белой сорочкой, она смотрелась странно.
Я крутила в голове одну и ту же картинку: Эмиль стремительно идет по набережной. В толпе его — высокого мощного блондина — будет видно издалека. У них немного поводов выманивать Эмиля. Все в этой комнате не подавали вида, но знали, что не деньги им нужны… Бессонов хочет убрать последнего свидетеля.
Но вопреки всему я надеялась: ребенка забрали, чтобы отвезти на выкуп.
— Идемте, — Питерцов направился к двери.
С сумкой на весу муж подошел ко мне.
— Прощаться не будем, — сдержанно сказал Эмиль, глядя в глаза.
Я кивнула, ответив твердым взглядом. Не будем. Не будем целоваться на глазах у всех. Не будем говорить ласковых слов. Мы это ночью сделали: теперь это наше таинство. Глядя ему в глаза, я бережно убрала прядь волос со лба Эмиля и это была единственная нежность, которую я себе позволила.
Печатая шаг, он вышел в окружении полиции, оставив меня в пустом номере. Через десять минут за мной пришли, чтобы отвезти к маме.
Она ждала меня в кабинете и вскочила со стула, как только я вошла.
Я окинула ее взглядом: растянутая трикотажная кофта, которая не сочеталась с черными строгими брюками, была явно не ее. Волосы растрепаны, на лице несколько ссадин. Лицо страдальческое, но это больше шок, чем травмы. Когда она меня обняла, руки были холодными и исцарапанными, словно она пыталась освободиться.
— Прости меня, доченька, — завыла мама, словно она виновата, что ребенка унесли. — Не уберегла, прости…
Рыдая, мы обнимали друг друга. Мама гладила меня по спине, но больше это не успокаивало, как в детстве. Как только нас оставили одних, я оторвалась от ее плеча.
— Расскажи, что произошло, — тихо попросила я. — Что случилось в дачном домике?
— В домике… — мама всхлипнула и сосредоточилась, взгляд стал сфокусированным. — Нас вчера туда привезли. Говорили, твой муж заплатит и нас отпустят. А сегодня пришел мужчина и ребенка из рук вырвал, меня связал и ушел…
Она снова начала давиться плачем.
— Ничего не сказал?
Мама затрясла головой. Я вылавливала из речи слова и картина прояснялась: мама должна была ухаживать за младенцем, как они сказали, и помалкивать. Она даже не знала, сколько человек охраняет их снаружи. В комнате она была одна. Не слышала ни стрельбы, ни разговоров. Просто в один момент вошел мужчина, попытался забрать малыша, а когда она кинулась на него — свалил на кровать, связал и сунул кляп, чтобы не орала.
— И все? — я не верила своим ушам. — Просто связал?
С остальными не церемонились, перестреляли всех, а маму оставили живой. Почему, если заметали следы и убирали свидетелей похищения, как решили следователи? Они даже своих убили! Правда планировали вернуться за заложницей или…
— Тише, мама! — я сглотнула, боясь следующего вопроса. — Как он выглядел?
По ее лицу пробежала тень. Она хорошо меня знает. Сейчас у меня было проникновенное лицо, тихий голос и необычно твердый взгляд. Мама меня не узнавала. Догадалась, что я не просто так спрашиваю.
— Высокий… Молодой… Жуткий, Дина, как сумасшедший, — она горько заплакала в пухлую ладонь, представляя рядом с чудовищем нашего кроху. — Лицо страшное. Не знаю, как описать… Они показывали фотографии каких-то людей, его там не было.
Я отпустила ее плечи и выпрямилась. Показывали ей, скорее всего, людей Бессонова, телохранителей, может быть сотрудников. Но полиция знает далеко не все. Я прижала палец к углу рта.
— У него был здесь изъян?
Глава 43
— Было лицо кривое… — мама недоверчиво смотрела на меня. — Будто после инсульта.
Это мой любовник, мама. Я упала на стул и беззвучно разрыдалась в ладони от облегчения, внезапного, как сходящая лавина. Если это Андрей — малыш в безопасности. Главное, не у Бессонова в руках!
— Кто это, дочка? — мама подалась ко мне, в голосе появились грозовые нотки, когда она поняла, что я что-то скрываю. — Ты его знаешь?
За дверью раздался гомон — к нам вот-вот войдут.
— Не говори ничего, — шепотом предупредила я, прежде чем открылась дверь.
Пока они вместе — все хорошо. Менты не должны знать, кто на самом деле унес моего сына. Не хочу, чтобы Андрея преследовали, не дай бог, завязалась перестрелка или что-то еще. Я плакала от эйфории под цепким взглядом Питерцова. Они думали, что я оплакиваю мужа и ребенка, и я не собиралась разрушать их иллюзии. Только бы я не ошиблась!
— Дина, вы можете говорить? — с сочувствием спросил следователь и я закивала, вытирая нос.
Началось.
Маму попросили уйти. Питерцов сел напротив, из пакета появился мой телефон, тот самый, на который приходило сообщение похитителей. Соберись, мысленно посоветовала я себе.
— Где Эмиль? Он уже на набережной?
— Проходит инструктаж. Не волнуйтесь, — он пододвинул телефон. — Мы получили смс на ваш номер. Вы знаете, кто отправитель?
Не сумели отследить? Я наощупь взяла телефон и с тревогой прочла на экране: «Съездим отдохнуть? Давно собирались вдвоем. Если не передумала, буду на нашем месте, в кафе. Даша».
У меня екнуло сердце — Дашу я знаю только одну. Это не она. С ней мы никуда бы не собрались. Так мог подписаться Андрей. Наше место… Где это, что он имеет в виду?
Я должна пойти… Выяснить и пойти!
Там мой ребенок. Мой муж рискует жизнью. Я должна убедиться, что малыш в безопасности. Я помню, кто такой Андрей и не хочу, чтобы его начали преследовать, пока с ним мой сын! Надо обвести следователей вокруг пальца и уйти. Заберу сына, поговорю с ним, попрощаюсь… и пусть Рем идет с миром, я не желаю ему зла и думаю, ему нужна серьезная помощь.
Тщательно следя за выражением лица, я вернула телефон и убито покачала головой.
— Нет, не помню… Может, кто-то из подруг, у меня из головы все вылетело, простите.
Олег смотрел на меня дольше обычного, словно сомневался. На моем лице не дрогнул даже мускул. В глазах стояли неподдельный туман и слезы.
— Мы не смогли установить, кто унес ребенка. Ваша мать его не опознала. Времени мало, мы арестовали телохранителя Бессонова, рассчитывая, что удастся его разговорить. К сожалению,