Егерь - Евгений Ильичёв

изо всех сил старается удержать машину в воздухе, но она его уже не слушается. Один двигатель заклинило, и наша некогда грозная птица начинает медленно вращаться. Двигатели ревут еще сильнее, и машина начинает подниматься выше. Вращение усиливается. Наконец Болотову удается выровнять машину — видимо, он вырубил заклинивший маневровый двигатель. И только мы подумали, что все самое страшное позади, как воздух сотрясает раскат грома.

Я вздрагиваю и рефлекторно перевожу взгляд в сторону, откуда раздался звук. Боровскому только это и нужно было — заставить «Ермак» подняться выше, чтобы дать по нему залп из всех орудий. И Коля делает невозможное. Он вырубает половину двигателей, а другую выводит в режим форсажа. Разбитая, горящая машина, дико взревев, делает в небе над кнежитью кульбит вокруг своей оси и пропускает прямо под брюхом почти все снаряды. Почти все. Почти удалось. Но один из снарядов все же цепляет хвостовое оперение челнока и выводит из строя маршевый двигатель. Маневровые уже не справляются с нагрузкой. Челнок дает деферент на нос и начинает плавно снижаться, подгоняемый маневровыми двигателями. Он набирает скорость, проносится у нас над головами и направляется в сторону противника. Там я вижу тот самый укрепрайон из хитрых танков-громоотводов и пушек. Тех самых пушек, которые нанесли «Ермаку» эту смертельную рану.

Мы стоим на крепостной стене и не шевелимся, наблюдая, как рушится наша последняя надежда на спасение. Видим, как Коля Болотов в последние мгновения своей жизни дает залп по укрепрайону Боровского, а затем направляет свой горящий челнок в самый его центр.

— Коля! — кричит Мария, но ее крик тонет в грохоте страшного взрыва.

Огромный гриб огня мгновенно поднимается на немыслимую высоту, озаряя все вокруг. Нас сбивает с ног взрывной волной, но мы тут же вскакиваем и устремляем свой взор туда, где только что погиб наш друг. Коля унес с собой жизни многих противников, множество техники уничтожил, и это могло бы дать шанс обороняющимся дотянуть до утра. Если бы не множество громадных зверюг, сейчас выезжающих по флангам на боевые позиции. Они синхронно выстраиваются в линию и почти одновременно стреляют по крепостной стене. Еще мгновение — и мы увидимся с Колей. И мне почему-то совсем не страшно.

Глава 31

Смерть — это не страшно

— Глаза не закрывай! Слышишь? Дыши, Игорь! — голос был приглушен, мне даже показалось на мгновение, что я лежу в автодоке. Глаза открывать не хотелось. Смутно я припоминал, что челнок разбился прямо у меня на глазах, а стало быть, находиться в автодоке я не мог. Но почему же тогда вокруг все так глухо?

— Игорь, дыши! — настойчиво твердил голос.

Кто-то пытался привести меня в сознание. Я открыл глаза и усилием воли смог сделать полноценный вдох. Вокруг творилось нечто невообразимое. Огонь был повсюду. Горели обе башни у главных врат. Казалось, сам воздух горел вокруг нас, готовый поглотить все живое. Сами мы находились, похоже, на единственном уцелевшем островке крепостной стены. Передо мной стояла на коленях Мария и постоянно поправляла мою голову.

— На меня смотри! Нет, только на меня, слышишь?

Непонимающим взглядом я уставился на девушку.

— Ты меня слышишь? — повторила она. — Это контузия, слишком близко рвануло. Пройдет! Ты очнулся?

— Да, — только и смог прохрипеть я, но даже это слово отняло у меня так много сил, что захотелось вновь закрыть глаза.

— Нет! — настойчиво повторила Мария. — Глаза не закрывать. Ты должен быть в сознании, мне не унести тебя. Ты должен собраться!

Я попытался привстать, но сильное головокружение не позволило, и я вновь рухнул на колени Марии. Потом меня вырвало. В желудке ничего не было, поэтому я просто несколько минут бился в рвотных конвульсиях, плюясь лишь желчью. Девушка терпеливо дожидалась, когда мне станет легче.

— Оан? Саша? — выдавил я из себя.

— Они внизу. Их взрывной волной сбросило. Мы здесь одни.

Тут Мария притихла и начала озираться по сторонам.

— Слышишь?

Звук по-прежнему с трудом проникал в мое сознание, словно мне кто-то ватой уши заткнул. Я с трудом различал даже слова Марии, ни о чем ином и мечтать не приходилось.

— Стрелять перестали. Тихо. Очень тихо.

Голос Марии стал настороженным.

— Полежи пока тут. Не шевелись, я взгляну.

С этими словами девушка аккуратно опустила мою голову на пол и поползла к краю крепостной стены. Очень медленно (то ли у тоже сил не было, то ли боялась быть замеченной) она выглянула из-за чудом уцелевшего песочного бруствера. Я не хотел оставаться один и, превозмогая головную боль и дурноту, перевернулся на живот. Еще одно усилие, и я смог скоординировать свои движения и доползти до Марии. Я ухватился за мешки с песком и, с трудом подтянувшись, увидел поле битвы. Где-то вдалеке догорал наш челнок. По полю передвигались какие-то люди, трудно было различить, кто именно. Это были и беженцы из числа мирного населения крепости, и полуголые кореллы, бессмысленно бегающие от окопа к окопу, и военные — как наши, так и Боровского. Многие шли с поднятыми руками и размахивали поднятыми над головой винтовками, сдаваясь на милость врагу.

Мария подтянула меня к себе и пальцем указала куда-то в сторону:

— Не пойму, чего они медлят.

— Кто?

— Танки. Им уже ничего не мешает ворваться в крепость. Ворота раскурочены, оборона развалилась, а все защитники, похоже, разбежались. Но танки почему-то перестраиваются.

Я попытался сфокусировать взгляд на точке, которую указала Мария, и увидел, как с десяток стальных чудищ развернулись к крепости бортами и медленно ползут к лесу. За ними, сбившись в небольшие группы, выстроились и пешие воины. Плотной группой они направлялись в сторону от крепости. Точно такой же маневр выполняла и другая группа танков на противоположном фланге.

— Они словно готовятся отражать чью-то атаку, — сказала Мария.

— Чью же? — не понял я.

Ответом мне послужил страшный рев, разорвавший зловещую тишину. Обе колонны остановились. Звук было трудно идентифицировать, единственное, что было понятно — он исходил из Пустоши. Спустя мгновение на первый грозный рев ответил точно такой же, но уже с другого фланга. Я взглянул на Марию и удивился — ее лицо исказила гримаса страха. Нет, даже не страха — неподдельного ужаса.

— Я уже слышала этот рев, — прошептала она. — Но этого просто быть не может!

— Чего? Чего не может быть? — пристал я к ней. Но Мария посмотрела на меня, как на умалишенного. — Нам бежать нужно. Срочно!

— Но куда? Как?

Девушка начала метаться по стене в поисках доступного способа спуститься с пятиметровой стены.

— Уходить! Срочно! Как? Как спуститься?

Внезапно внизу, со стороны крепости, послышался какой-то шум, напоминающий мерный топот. Подойти к краю мы не могли — стена с нашей стороны была объята пламенем, видимо, после взрыва разлились и загорелись чаны с нефтью, из которых планировалось поливать головы штурмующих. Мы перегнулись через мешки с песком и увидели, как на поле перед крепостью выходят вооруженные сотрапезники. Пять, десять человек, двадцать, пятьдесят — их было много. Раненые, хромающие, обожженные и черные от копоти, вооруженные кто чем, люди молча выходили и строились перед главными воротами в две шеренги. Я насчитал не менее сотни стражников. Мне показалось, я увидел и старого сотника — верного соратника Грижи, и кнесенку Викку с горсткой телохранителей, и того самого десятника Хому с западной стены. Последние защитники крепости вышли за ее пределы, а мы не могли уловить сути такого маневра. Неужели они всем скопом решили сдаться на милость Боровскому?

Последними из крепости вышли Оан и Саша Репей. Репей сильно хромал и опирался на какую-то палку, свой бластер он отдал Оану.

На минуту воцарилась тишина. Кнесенка вышла перед строем и повернулась к защитникам крепости.

— Братья! — раздался ее звонкий голос. — Долгие седьмицы вы вели эту битву. Дрались, не щадя ни себя, ни вага. Дрались отважно. Дрались смело. Наши матери, наши жены и наши дети сейчас прорываются через великую Пустошь к свободе. Они одни, и им страшно. Нам всем страшно.

Кнесенка замолчала, сурово оглядывая молчаливый строй.

— Сегодня сами боги пришли нам на помощь! — наконец выкрикнула она, и, словно в подтверждение ее слов, из Пустоши до нас вновь донесся леденящий душу рев. — Так пусть и враги разделят с нами наш страх! Да продлятся жизни наших близких так долго, сколь долго будет длиться эта последняя битва! Они проживут столько, сколько будут