Собиратель чемоданов - Ольга Ляшенко

11. — Мне не интересно знать, кто у вас тут свихнулся бы, а кто уже и в самом деле давно свихнулся, — сухо ответила Маргарита Илларионовна. — Если вы Подкладкин, то распишитесь в получении повестки. Больше мне от вас ничего не нужно.

— Опять в суд? — устало спросил Учитель.

— Куда ж еще? Мы с вами теперь только в суде и видимся.

— Хорошо. Когда, где?

— Не беспокойтесь, далеко вам ходить не придется. В повестке все указано: выездное заседание суда начнется здесь же, как только все соберутся и прибудет суд. Так что будьте любезны завершить свое мероприятие. Я еще должна здесь все обустроить. Суд ведь — это вам не Корпорация Истины, его на пол не посадишь.

12. Через четверть часа поверхность стола была полностью подготовлена к открытию выездного заседания суда. Правда, перед этим был момент, когда Коллекционера охватил панический страх, он даже хотел отказаться от своего иска. Не успела Маргарита Илларионовна вкратце обрисовать план работ, как Чемодаса вдруг заявил, чтобы на него не рассчитывали (он, дескать, не будет участвовать в подготовке «этого судилища»), спрыгнул с плеча и ушел практиковать на другой конец стола, где сконцентрировались приверженцы Истины. Тогда-то Коллекционер и струсил. Но только на миг, ведь рядом была Маргарита Илларионовна.

— Что это вы так испугались? — засмеялась она. — Не бойтесь, вам почти ничего и делать-то не придется. Если хотите, возьмите на себя транспорт и снабжение, этого будет более чем достаточно. Вы мне окажете огромную услугу, ведь я, в принципе, на вас даже и не рассчитывала. У меня есть специальная бригада.

И действительно, эта бригада, в полном составе, уже ждала внизу. Не успел Коллекционер доставить ее на стол, как Маргарита Илларионовна вручила ему заранее подготовленный список необходимых материалов и инструментов.

В отличие от списков Чемодасы, с которыми приходилось работать раньше, на этот список любо-дорого было взглянуть. Он был написан ясным, твердым почерком, как и положено, слева направо, и, что самое ценное, против каждого пункта стояла пометка, точно указывающая местонахождение соответствующего предмета: оказывается, Маргарита Илларионовна успела заранее побывать на складе и выяснить, где там что лежит и в каком количестве. Поэтому ее список был реалистичным и конструктивным. Он не содержал таких записей, как например:

«вещество, из которого можно скатать шарики диаметром 3,027 мм, со следующими свойствами: 1) чтобы не липли к катапульте, 2) чтобы прилипали к потолку и могли выдержать вес каната + вес одного лунного жителя, стоимостью не дороже 42 копейки за 108 граммов».

Бывало, вчитываясь в подобные записи, Коллекционер нет-нет да и подумывал: «А не схожу ли я потихоньку с ума?» И главное, он все время боялся, что обнаружив у него списки, окружающие могут и в самом деле принять его за ненормального. Поэтому он читал их всегда украдкой, а краем глаза при этом зорко следил за Виолеттой Юрьевной, и как только видел, что она встает со своего места и собирается за чем-нибудь к нему подойти, тут же прятал список вместе с лупой в карман, прекрасно осознавая, что тем самым внушает, быть может, еще худшие подозрения. «А это — совсем другое дело! Такой список и показать не стыдно. Сразу видно, что писал не какой-то сектант-недоучка, а секретарь суда!»

Пока Маргарита Илларионовна проводила планерку для бригады, он, руководствуясь ее списком, легко нашел под столом все необходимое, сложил на поднос и доставил наверх. Бригада тут же приступила к работе, а Колекционер занялся транспортировкой публики и членов суда. Как раз к тому моменту, как был достигнут полный кворум, то есть когда все, кто был внизу, оказались наверху, были завершены и технические работы. Публика заполнила сидячие и стоячие места, а суд расположился в президиуме. Маргарита Илларионовна окинула взглядом собрание и, убедившись, что все разместились, энергично кивнула Коллекционеру, затем быстро прошла в президиум и заняла в нем самое скромное место, с самого краю — свое вечное и законное место секретаря.

13. Но тут произошло событие, по-видимому, не предусмотренное процедурой судебного заседания. Все, кому достались сидячие места, включая председателя и членов суда, адвокатов и прокурора, вдруг встали и, вместе с теми, кто стоял уже заранее, дружно зааплодировали. В первый момент Маргарита Илларионовна растерялась: она не сразу поняла, кому адресованы эти аплодисменты и видела в них лишь нарушение обычного порядка. А когда поняла, что адресованы они лично ей, то растерялась еще больше: вскочила, закрыла руками лицо, даже попыталась бежать. Но далеко убежать ей не удалось: сам прокурор догнал ее, задержал и вернул на место.

— Нехорошо, Маргарита Илларионовна! — сказал он ей полушутя, полусерьезно, — Нехорошо уклоняться от своих обязанностей.

— Как вы можете, Степан Сергеевич? Когда это я уклонялась? — вспыхнула, почему-то всерьез обидевшись, Маргарита Илларионовна. — Даже в таких нестандартных условиях — спасибо Дмитрию Васильевичу Васильевичу, без него бы, наверное, не справилась — но и то, кажется, сделала все что могла…

— Как это все? А где же главный ответчик? Да и остальных «героев» что-то не видно! — с шутливой строгостью сказал прокурор.

— Не знаю… — упавшим голосом произнесла Маргарита Илларионовна. — Я ему все передала. Обещал быть, и в повестке расписался. Вот…

Даже издали было видно, что у нее дрожат губы.

14. — Еще бы, такие перегрузки! Не каждый и мужчина выдержит, — сказал один из слушателей своему соседу.

— Разве в работе дело? Ей работа только в радость. Она и не с такими перегрузками справлялась, — отозвался тот. — Железная женщина.

— Да и я не о работе. Я о нервных перегрузках, — уточнил первый.

— Тогда верно, я согласен. Такие перегрузки действительно не каждый выдержит.

— У меня когда жена ушла к этому Сатьяваде, — продолжал первый, — так я две недели ничего делать не мог.

— Небось, и вещи с собой забрала?

— Само собой. И хоть бы только вещи, а то ведь все подчистую, как у них водится. Даже ножи столовые. Нечем было хлеба нарезать.

— Как же вы такое допустили?

— А что я, по-вашему, должен был делать?

— Ну, не знаю… Как-то воспрепятствовать.

— А как препятствовать? Вы, видно, сами не сталкивались, потому так говорите. У нас, между прочим, и милиция была, при милиции все и происходило.

— И что же милиция?

— Да ничего. По закону, говорят, раз она ваша жена, значит, имущество общее, как хотите, так и делите. Не можете сами поделить — идите в суд. А мы — не суд, мы — охрана правопорядка, мы дележом не занимаемся. Наше дело — проследить, чтобы вы друг друга не поубивали… Это что касается барахла: телевизор там, холодильник, чайник электрический, музыкальный центр, и все такое прочее, что совместно наживали. А что касается вещей — так она у меня заранее, еще с вечера, все востребовала, как бы в шутку, такая игра у нас с ней была. Ну я и отдал, не сообразил. А пока я спал, они все потихоньку вывезли. Утром проснулся — в голове ни бум-бум. Ни принтера, ни компьютера, ни фотокамеры, не говоря уж о мелочах — ножницы там, топоры, отвертки. Особенно жаль готовальню — она у меня была старинная, дедовская, можно сказать, реликвия. После этого — какой уж дележ! Когда от вас жена уходит, да еще таким манером, пойдете вы из-за тряпок судиться?

— Конечно, не пойду! Пошлю куда подальше!

— Вот и я так. Плюнул — и ушел. А вечером вернулся — в пустую квартиру.

— Вот мерзавцы-то!.. Небось, красивая была женщина?

— Красивая. На принцессуДиану похожа.

— И дети были?

— Почему «были». И есть. Дочь. А больше пока не было. Мы сына хотели…

— Дочь-то с вами?

— Само собой. Слава богу, не при ней это было, она у бабушки гостила. Но переживала сильно. И до сих пор переживает. Даже сюда не пришла, осталась в гостинице. Я ее долго уговоривал: «Пойдем, говорю, дочка, может, маму увидим». А она — ни в какую. «Не хочу, говорит, ее видеть, бритую!» Их один раз по кабельному показывали, а она как раз у соседей была — и случайно увидела. Мы-то пока новым телевизором не обзавелись. Прибежала перепуганная, вся дрожит. Еле успокоил

— Мерзавцы! Что делают! А сам-то, Сатьявада — это каким же надо быть мерзавцем! Получить повестку — и не явиться! Ведь знал же, что подводит Маргариту Илларионовну! А у нее, между прочим, за тридцать лет в работе ни единого просчета! Ее уже к награде представлять хотели. Слыхали?

— Я же сказал, у нас телевизора пока что нет. Какой попало не хотим, а хороший — кусается. Да и ни к чему он, одно расстройство. А Маргарита Илларионовна — она, конечно, заслужила. Кого и награждать как не ее?

— Естественно! А, скажете, он об этом не знал?