Северный полюс. Южный полюс - Руаль Амундсен

Киута, эскимос, возвращавшийся на сушу со сломанными санями, в ту же ночь вернулся в лагерь, однако Кудлукту не появился. Таким образом, в первый же день перехода по полярному льду из состава экспедиции выбыл один человек.

Глава двадцать четвертая

Первая открытая вода

С первым серьезным препятствием в санном походе мы столкнулись уже на второй день после выхода с суши. День был облачный, восточный ветер не ослабевал. Я снова сознательно следовал за своим отрядом, желая убедиться, что все идет как надо, все предусмотрено. Дорога была такая же, как накануне, неровная и тяжелая для людей, собак и саней.

Когда мы проделали примерно три четверти дневного перехода, впереди над северным горизонтом показалась темная зловещая туча – предвестник открытой воды. Вблизи полыней всегда наблюдается туман. С поверхности воды происходит интенсивное испарение, пары в холодном воздухе конденсируются и образуют настолько густой туман, что временами он выглядит черным, как дым степного пожара.

Мои опасения оправдались: прямо впереди нас на снегу обозначились черные точки – вспомогательные отряды, задержанные полыньей. Подойдя поближе, я увидел полосу открытой воды примерно в четверть мили шириной, образовавшуюся уже после того, как тут прошел отряд капитана. Ветер оказывал свое действие.

Я распорядился разбить лагерь (ничего другого не оставалось делать). Пока строились иглу, Марвин и Макмиллан измерили с края полыньи глубину моря, которая оказалась равной 96 морским саженям.

Дойдя до этой полыньи, мы побили английский рекорд капитана Маркема, достигшего 83°20 севернее мыса Джозеф-Генри 12 мая 1876 года.

Наутро перед рассветом мы услышали скрежет льда и поняли, что полынья закрывается. Постучав топором по ледяному полу иглу, я дал знак всем остальным отрядам живо подниматься и завтракать. Утро снова выдалось ясное, если не считать поземки, однако ветер дул не ослабевая.

С первыми проблесками дня мы уже поспешно пересекали полынью по наслоениям молодого льда, который двигался, взламывался и нагромождался по ее краям. Вообразите себе, что вы пересекаете реку по ряду гигантских черепиц в один, два или три фута толщиной, которые постоянно зыблются и смещаются, и вы получите представление о той ненадежной поверхности, по которой мы переходили полынью. Подобный переход весьма опасен: в любую минуту и сани, и упряжка, и погонщик могут очутиться в ледяной воде. Следа Бартлетта на другой стороне полыньи мы не обнаружили. Это означало, что след разорвался и ушел в сторону в результате бокового (то есть на запад или на восток) смещения ледяных берегов полыньи.

Часа через два пути мы оказались в развилке между двумя новыми полыньями, преградившими нам путь. Молодой, недавно образовавшийся лед на западной полынье, хотя и слишком тонкий, чтобы удержать сани, был все же достаточно крепок, чтобы выдержать вес человека, и я послал Киута на запад отыскивать след капитана. Тем временем остальные эскимосы устроили из снежных блоков укрытие и принялись за мелкий ремонт саней.

Вернувшись через полчаса, Киута сигнализировал нам, что ему удалось отыскать след Бартлетта. Вскоре после возвращения Киута берега западной полыньи сомкнулись, смяв ненадежный молодой лед, по которому он прошел. Мы поспешно переправились на другую сторону и вновь вышли на след, оказавшийся в полутора милях к западу. По ведущим на юг следам людей и собак мы увидели, что Боруп в соответствии с выработанной программой уже прошел здесь на обратном пути к мысу Колумбия. Он, по-видимому, пересек полынью и искал теперь наш след на южной стороне.

Как только шедший за мной Марвин нагнал меня, я велел Киута сбросить с саней груз и отослал его вместе с Марвином обратно на мыс Колумбия. Сделал я это по двум соображениям.

Во-первых, в случае возникновения каких-нибудь осложнений в пути новичку Борупу могла понадобиться помощь более опытного человека, а во-вторых, от сильной тряски многие наши жестянки со спиртом и керосином дали течь, и нам нужно было пополнить запас топлива с учетом будущих потерь. Остановка заняла всего несколько минут и не задержала основного отряда, и вскоре Марвин со своим смуглым товарищем исчезли из виду.

К вечеру, еще не стемнело, мы дошли до третьего лагеря капитана. Весь день нам сопутствовал ветер, и по водяным облакам вокруг мы знали, что нас со всех сторон окружают полыньи. К счастью, ни одна не пересекала нашего пути, и дорога в общем и целом была такая же, как накануне.

В этот день над вершинами высоких гор, которые еще были видны на юге, мы увидели пылающее лезвие желтого света, тянувшееся к зениту, – другими словами, после почти пятимесячной ночи мы снова почти могли видеть солнце, проплывавшее под самой кромкой южного горизонта. Еще день-два – и оно осветит нас прямыми лучами. Чувства, которые полярный путешественник испытывает к возвращающемуся светилу в конце зимней ночи, трудно передать в словах тому, кто привык видеть солнце каждое утро.

На следующий день, 4 марта, погода изменилась. Небо затянулось тучами, ветер за ночь повернул на 180° и дул теперь с запада, порывами налетал легкий снег, термометр показывал всего лишь 9° ниже нуля. После 50-градусных морозов нам прямо-таки казалось, что наступила жара. Полыней стало еще больше – их присутствие выдавали тяжелые черные тучи. Милях в двух к востоку зияла полынья, тянувшаяся на север строго параллельно нашему маршруту и потому не внушавшая нам опасений. Однако широкая и зловещая черная полоса, простиравшаяся с запада на восток поперек нашего маршрута, сильно меня озаботила. Лед явно смещался по всем направлениям, а резкое потепление и снег, пришедшие с западным ветром, говорили о массе открытой воды на западе.

Перспективы были не из приятных, зато как бы в виде компенсации дорога оказалась не особенно трудной. Удивительно было то, что до сих пор ни одна полынья не перерезала след Бартлетта. Поэтому мы быстро продвигались вперед и, хотя переход, несомненно, был длиннее, чем предыдущий, вовремя добрались до построенного капитаном иглу.

Здесь я нашел от него записку, доставленную, очевидно, одним из погонщиков; капитан сообщал, что разбил лагерь на расстоянии мили к северу, остановленный полыньей. Разрешилась загадка черной зловещей полосы, которую я часами наблюдал на северном горизонте и которая, увеличиваясь по мере нашего приближения, теперь словно нависала у нас над головой.

Мы пошли вперед и вскоре достигли стоянки капитана. Тут моим глазам открылось безрадостное зрелище, столь знакомое мне по экспедиции 1905–1906 годов, – белоснежное пространство льда прорезала река иссиня-черной воды, извергавшая густые облака пара, который мрачным пологом нависал над головой, временами понижаясь и закрывая противоположный берег этого зложелательного Стикса.