В постели с Президентом - Владимир Романовский

— Хуже? — сказал Итан. — Что может быть хуже?

— Я нанесу вам еще один визит, — объяснил любезно племянник. — Семья. Что бы мы делали без семьи. Но, вообще-то, не волнуйтесь. Я просто пошутил по поводу второго визита. Ну, свидимся как-нибудь.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. ПРИМАНКА

— А вот и Винс, — сказал Лерой. — Давно мы с ним не виделись. Не скажу, что скучал по нему, но, как ни странно, у меня есть для него дело.

Винс переполнен был здоровой нетерпеливой энергией, появляющейся у слабохарактерных людей, когда их попросили сделать что-нибудь полезное. Он решал проблемы и проявлял лидерские качества. Безутешная Гейл перед телевизором привлекла было его внимание, но Гвен, неумолимая, потащила его в «радиорубку», где угрюмый Лерой приветствовал его коротким кивком.

— Садись, садись, — сказал детектив. — Судя по твоему самодовольному виду, в городе что-то произошло в мое отсутствие. Что именно?

— Это правда, — сказал Винс. — Ничего особенного, конечно. А у вас есть что-нибудь мне сказать, новое?

Лерой наклонил голову, глядя почему-то на ноги Винса.

— Есть, — согласился он. — Тебе нравятся невротические белые женщины еврейского происхождения?

— Что?

— Я вот-вот поймаю преступника. Но, видишь ли, нет смысла надевать на него наручники, если его не схватить в момент совершения преступления. Тебе нужно будет свести Гейл, жалкую ноющую зануду с высокой прической, которую ты только что видел в гостиной — свести ее в ресторан. В какое-нибудь приличное заведение. А потом в бар, перед сном. Возможно, тебе придется это сделать не один раз. Может даже каждый вечер придется такое делать, в течении двух недель подряд.

Винс моргнул.

— Ресторан?

— Да. Ну, знаешь — еда, столы, официанты, в таком духе. Ресторан. Обед и пьянка. Правда, это очень просто, Винс.

— Зачем?

— Чтобы сделать мне приятное.

— Не понимаю, — сказал Винс.

— Мне не нужно, чтобы ты понимал, — заметил Лерой. — Мне нужно, чтобы ты действовал.

— Все-таки объясните, в чем дело, — настаивал Винс.

— Зачем?

— Что вы делали в Париже?

— Выпил некоторое количество вина и прошелся по бульварам.

— Зачем вы ездили в Париж?

— Пить и ходить по бульварам.

— Ну, знаете, я не желаю больше слушать ваши глупости.

— Почему же глупости? Если бы я тебе сказал, что ездил в Париж на деловую встречу с силами зла, в восемь утра, тогда это были бы глупости. Вместо этого я говорю тебе все так, как оно есть — но этого, оказывается, недостаточно. У тебя проблемы с восприятием фактов, или чего?

— Мне сказали, что вам доверять нельзя.

— Кто тебе такое сказал? Твой импресарио или твой дворецкий?

— Адвокат.

— Чей адвокат?

— Я разговаривал с адвокатом.

— На Дуэйн?

— А?

— У адвоката контора — на Дуэйн Стрит?

— Кстати сказать — да. На Дуэйн.

— Зовут его как? Я ему сейчас позвоню. Пусть повторит все то, что тебе сказал. Ты чего-то не понял, наверное.

— Я все…

— Зовут его как! — зарычал Лерой.

— Не скажу.

— Слушай, — сказал Лерой сердито. — Мне действительно нужно знать. Я не параноик, но я должен быть в курсе твоих действий. Зачем адвокату говорить тебе, что детектив, занимающийся расследованием… сам знаешь чего… — ненадежный человек? Ты считаешь, что так все адвокаты поступают? Каждый день? Советуют клиентам не доверять следователю? Подумай.

— Слушайте, Детектив, мне сказали…

— Кто тебя научил доверять адвокатам, вообще?

Винс отвел глаза. Лерой прав, наверное.

— К чему вы клоните? — спросил он.

— Скорее всего ни к чему. Возможно, тебе попался какой-нибудь бестактный кретин. В конце концов ничего удивительного — Дуэйн Стрит. Но на всякий случай нужно удостовериться, что хотя бы с той стороны против нас не копают. Как зовут адвоката, в третий раз спрашиваю.

Поборовшись с самим с собой, Винс сказал:

— Тимоти Левайн.

— Нет.

— Что — нет?

— Могу дать тебе полный список адвокатов на Дуэйн. Могу тебе их описать, каждого по отдельности. Рассказать тебе о том, кто из них на ком женат, кто любит пиво а кто вино, имена и возраст детей, и так далее. Они забавные, эти ковбои с Дуэйн Стрит. То, что они там все вместе собрались — возможно, не случайно. Сам дьявол решил заняться изучением человеческих пороков. Но никого по имени Тимоти среди них нет.

— Слушайте, я ведь не сошел с ума, — сказал Винс. — Я хорошо запоминаю имена.

— Я тоже, — парировал Лерой.

— Говорю вам, я встретился с адвокатом. Звали его… Он попросил задаток, и я выписал ему чек.

— А, это, конечно же, меняет дело, — сказал Лерой. — Теперь мы все в безопасности.

— Я не…

— Ты помечаешь чеки? За чековой книжкой следишь?

— Нет.

— Правильно. Давай сюда чековую книжку.

Чуть помедлив, Винс протянул ее Лерою. Лерой поднял телефонную трубку.

— А, да, Миранда? Лерой говорит. Привет. Сделай одолжение. Я знаю, что время позднее. А? Да, правильно. Проверь мне чек — мне нужно знать, оплачен ли он, и если да, кто взял деньги. Да. Вот номер счета. А? Да. Посмотри все перемещения денег за последнюю неделю. Пропусти взятие денег машинкой, покупки, и все прочее, и скажи, что осталось. Да. — Последовала пауза. — Ага, спасибо, я так и думал. Да, наверное на следующей неделе.

Он повесил трубку и повернулся к Винсу, качая головой.

— Ни один чек из твоей паршивой чековой книжки, — сказал он, — не был обращен в наличные за последнюю неделю.

— То есть?…

— То есть, человека по имени Тимоти Левайн, адвоката с Дуэйн Стрит, не существует.

— Не может быть. Мы с ним долго говорили…

— Перестань, Винс.

— Но кто это был в таком случае? — спросил Винс, теряясь.

— Тебе все это приснилось — адвокат, разговор, двадцать тысяч задатка, всё вместе, — сказал Лерой. — Не волнуйся ты так. Такое часто бывает.

Гейл излучала и искрилась. Пятая Авеню излучала и искрилась. Мир излучал и искрился. В первый раз в своей жизни Гейл привлекала восхищенное внимание. Как только она поняла, что происходит, счастье ее заклубилось, стало шириться, расходясь пышным облаком по поверхности Манхаттана и вскоре осветило своим мерцанием все Восточное Побережье. Винс велел таксисту остановиться за два квартала до бара. Проход этих двух кварталов стал для Гейл откровением. Она нежилась в ласковых лучах внимания, опьяненная невиданным успехом.

Гвен очень постаралась. Лерою это стоило семи тысяч долларов, половину суммы пришлось одалживать у Марти, его начальника, а вторую половину выбивать из многочисленных знакомых в преступном мире. Семь тысяч! Карманная мелочь в понятии Гвен. Чудо стоило бы в пять раз дороже, не будь Гвен осторожной, несмотря на недостаток опыта в вопросах экономии.

Платье Гейл было квинтэссенцией элегантной простоты. Складки бургундского цвета шелка шелестели, облегая деликатно торс, очерчивая тактично женственные ягодицы и расходясь экстравагантно колоколом вокруг ее скульптурных (как однажды подметил Лерой) коленей. Под платьем помещался хитро сконструированный корсаж, наличие которого на глаз определить было невозможно. Корсаж наметил Гейл талию и подчеркнул дотоле несуществующие, а теперь трогательно округлые груди. Более того, приходилось держать спину прямо, чтобы корсаж не давил, что в случае Гейл было делом необходимым. Туфли из прекрасной английской кожи — изящный скошенный каблук сократил шаг Гейл до элегантной длины. Маникюр заставил бы саму Мадам Икс покраснеть от зависти. Рукава кончались сразу под локтем, скрывая лишний жир на бицепсах и обнажая достойную Ван Дайка кисть руки, чью очевидную красоту Лерой почему-то не разглядел раньше. Опаловые плечи частично открыты. Естественно длинная шея Гейл подчеркивалась новой стильной прической, лишние складки скрывал элегантный шелковый шарф. Пара бриллиантовых серег, часть наследия Илэйн, которой Гвен была вынуждена поделиться с соучастницей, стоили около ста тысяч долларов. Косметика на лице Гейл утончила и увеличила ее миндалевидные глаза и в какой-то степени нейтрализовала грубоватого вида ноздри, и совершенно скрыла, непостижимым образом, неуместность ее покатого подбородка. Брови ей выщипали так, что они теперь казались естественно совершенными.

К удивлению Гвен, Гейл оказалась способной ученицей. Научить ее столовым манерам было самым трудным, но даже их она освоила всего за четыре часа.

Винс в простом дорогом костюме оказывал Гейл все необходимые знаки внимания. Они подошли к бару в котором следовало разыграть следующую сцену сценария Лероя.

Они вошли в бар. Некоторые из завсегдатаев повернулись, посмотрели — и продолжали смотреть. Вскоре все заведение повернуло головы, дабы узнать, в чем, собственно, дело. Смотреть продолжали даже после того, как убедились, что, да, неплохо. Гейл улыбалась в ответ на восхищенные взгляды — сдержанно, как ее учила Гвен. Она совершенно очевидно не принадлежала к категории голубокровных американок, на это ни Лерой, ни Гвен, ни парикмахер и не рассчитывали. Подделку в среде, под которую подделываешься, вычислить очень легко. Нет — образ Гейл говорил о средиземноморских корнях (итальянка или француженка, возможно графиня) и смеси британского и американского образования (Оксфорд и Принстон, возможно). Что касается фонетики, то один урок Гвен, репетиция в присутствии Винса и легкая но звучная пощечина от невыносимого Лероя помогли Гейл избавиться от покалеченных Бруклином согласных и лонгайлендской распевности. По большому счету разница между пятью тысячами региональных диалектов, южным растягиванием, лондонским кокни, оксфордским носовым нытьем, ирландским мяуканьем и звонкой ясностью так называемого трансатлантического произношения — невелика.