В дыму войны. Записки вольноопределяющегося. 1914-1917 - В. Арамилев

А депутатам дали короткий словесный наказ:

– Ежели в совете будете за буржуазные резолюции голосовать, войну до победного конца приветствовать, не показывайтесь в казарму… С четвертого этажа в окно выбросим!

Назревают события. Не сегодня-завтра на улицах будут строить баррикады. Вторая революция неизбежна. Борьба обещает быть жестокой.

Нужно четко выявить свое отношение к грядущим событиям.

Но сделать это так трудно.

Я стою на распутьи.

К большевикам меня притягивают одни моменты и отталкивают другие.

Я обращаю свой взор в сторону Короленко и Горького – к их голосам всегда прислушивался. Но сегодня я ничего от них извлечь не могу. Они сами запутались в событиях. Горький определенно против новой революции, против большевиков. Но он же против войны и, стало быть, против эсэров и меньшевиков, которые после ухода со сцены кадетов монополизировали право кричать о войне до победы.

Со страниц «Новой Жизни» Горький обстреливает и правых, и левых. По его мнению, все делают не то, что надо. Все губят революцию.

В офицерском клубе давали ужин в честь навестивших наш полк офицеров французской службы.

Достали коньячку, шампанского, и все были навеселе.

Начались тосты. Пили за французскую армию, за французского президента.

Кадровые офицеры предложили тост за великого князя Николая Николаевича, шефа нашего полка. Несколько человек новоиспеченных выборных офицеров (из бывших фронтовых унтеров) запротестовали, но бокалы осушили.

Офицеры предложили тост за бывшего императора Николая.

Молодые энергично запротестовали. Протест поддержали и французские гости. Они, как офицеры республиканской армии, не могут пить за сброшенного с престола монарха.

Пререкания перешли в скандал.

На пол полетели тарелки, ножи, вилки. Обе стороны схватились за сабли.

Кадровое офицерство смяло республиканцев и выбросило их за порог клуба.

Многим основательно пересчитали ребра. Одному прапорщику расквасили тяжелой бутылкой из-под шампанского физиономию.

– А все-таки царя вам не видать! – кричали республиканцы по адресу кадровиков.

– А ваш Керенский – крещеный жид! – выкрикивали в свою очередь реакционеры…

В помещение нашей роты вбежал взволнованный вестовой из офицерского клуба.

– Братцы! В клубе наших выборных офицеров избили. Старые офицеры пьют за здоровье Николая Романова. «Боже, царя храни» поют.

Час ночи.

Разгар солдатской гульбы. Народу в казарме мало: часть в карауле, часть танцевала в соседнем батальоне вальсы и кадрили.

Домовничали лишь старики, больные да не умеющие танцевать.

– Проучить их, сволочей, – рявкнул отделенный Живов и первым бросился к пирамиде за винтовкой.

В пять минут оделись и вооружились все до одного, кто был налицо.

Сжимая в руках винтовки, бросились в клуб на расправу с теми, которые «хочут царя» и смеют открыто заявлять об этом.

Клубных гуляк кто-то предупредил.

Прибежавшие солдаты не нашли в клубе никого. На полу валялась побитая посуда, сорванные погоны, клочья одежды.

В мутных лужах вина и пива плавали окурки.

Был в казарме представитель Петросовета.

Записывал желающих – из окончивших учебную команду – обучать военному делу организующиеся на заводах отряды Красной гвардии.

Я записался. Работаю уже месяц. Занимаемся три раза в неделю по вечерам. В воскресенье – сверх программы – четыре часа. У меня целый взвод в сорок восемь бойцов.

Шагистику откинули. Проходили основные правила стрельбы. Принципы ведения полевой и уличной – в городе – войны.

Народ смышленый. За месяц многие в совершенстве научились обращаться с винтовкой и пулеметом. Отношениям с учениками не нарадуюсь.

Сегодня по окончании занятий на заводском дворе ко мне подошел один из моих учеников, фрезеровщик Кондратов и, краснея, путаясь в словах, сунул мне в руку двадцать рублей.

Плата за мою работу.

– Это товарищи собрали меж себя добровольно, наказали мне вручить вам, – пояснил он. – В следующий месяц тоже соберем, так что вы уж будьте без сумления. Мы не эксплуататоры, знаем, что вас кормят теперь не ахти.

При других обстоятельствах эта подачка возмутила бы меня, и я бросил бы работу.

Но сегодня она, эта милая чуткость и заботливость, так умилила и глубоко взволновала меня.

От денег я, конечно, отказался, хотя финансы мои и находились в самом плачевном состоянии.

Сегодня впервые за все годы войны почувствовал я полное удовлетворение жизнью, и от этого вдруг стало так тепло и радостно на душе.

Большевики требуют опубликования всех секретных договоров между бывшим царским правительством и союзниками.

Союзные консулы в панике. Боятся скандала. Положение союзников глупое.

Требование большевиков разумное, но я добавил бы к нему еще один пункт: уволить со службы всех дипломатов, ибо они даром едят хлеб народный.

Заключенные договоры никого и ни к чему не обязывают.

Равновесие Европы и всего мира регулируется только реальным соотношением военных и экономических сил.

И так как в данный момент во всех странах у власти стоят величайшие жулики, то все и обманывают друг друга.

Дипломатия при данных условиях вырождается в никчемное пустословие.

Капиталисты всех стран хотят воевать, но в то же время лукаво притворяются, что ищут мира. Назначение дипломатов состоит в том, чтобы скрывать от широких масс населения истинное положение вещей.

Говорить о мире в капиталистическом обществе все равно, что говорить о вреде алкоголя на собрании рестораторов и кабатчиков, которые наживаются на пьянстве людей…

В штабе полка случайно столкнулся с командиром роты.

– Послушайте-ка, – остановил он меня, – в одно очень порядочное семейство нужен солидный репетитор для двух оболтусов. Меня просили порекомендовать кого-нибудь. Хотите, я вас устрою?

Теперь на военный сезон вы, как старый интеллигентный фронтовик, будете украшением салона, в некотором роде.

– Благодарю вас, господин поручик. Вы опоздали. Я уже ангажирован.

– Кем? – спросил он огорченно.

– Я репетирую на Выборгской стороне сорок человек рабочих.

– Да? – острые иглы глаз впиваются в меня. – Почему же сразу сорок? Это целая школа. И куда вы их готовите: в гимназию или прямо в университет – этих «товарищей рабочих».

– Ни то, ни другое, господин поручик. Выше.

Глубокое изумление.

– Вы шутите?

– Нисколько.

– Объясните.

– Я обучаю их искусству владеть оружием и разбивать головы правителям, которые попирают интересы народа. Проходим стратегию и тактику уличных боев. Не забудьте, я ведь закончил учебную команду на фронте, кое-что смыслю в этом деле.