Копчёная селёдка без горчицы - Алан Брэдли

Я тихо выскользнула из задней двери, оставив ее незапертой, в кухонный огород. Над головой звезды мерцали миллионом безумных глаз, а луна, уже на полпути к первой четверти, висела обломком серебряного ногтя в ночном небе.

Обычно, хотя до фонтана Посейдона недалеко, я брала с собой «Глэдис». Просто за компанию. Но сейчас, когда один ее взволнованный скрип или постукивание могут разбудить домочадцев, я просто не могла рисковать.

Я быстро пошла по мокрой траве в сторону Висто. Где-то ухнула сова, и что-то крохотное прошуршало по мертвым листьям.

Затем внезапно, почти без предупреждения, надо мной навис Посейдон, странные изгибы его металлической анатомии ловили свет звезд, как будто какая-то древняя часть галактики упала на Землю.

Я взобралась по ступенькам к основанию. Что там сказал Колин?

«Носок Сидона». Да, это, но что он имел в виду?

Конечно же! Носок Посейдона!

Должно быть, он услышал это название от Бруки и исковеркал.

Я залезла на нижнюю чашу фонтана. Теперь гигантская ступня Посейдона оказалась почти перед моим лицом, его большой палец отгибался вверх, будто кто-то щекотал ему живот.

Я протянула руку, прикоснулась к пальцу и надавила изо всех сил. Палец шевельнулся, будто им управляла скрытая пружина, и откуда-то снизу послышался различимый металлический щелк.

— Носок Сидона, — произнесла я вслух, улыбаясь и покачивая головой, гордая тем, как я решила загадку.

Я спустилась на землю и — да! Вот оно! Одна из больших скульптурных композиций в виде водяных нимф, образующих декоративное основание фонтана, слегка отъехала от остальных.

Как дьявольски умно было со стороны старика Протекающего де Люса спрятать снятие блокировки замка в ступне статуи, где ее не так легко найти.

Створка со стоном отодвинулась, и я осторожно вошла в основание фонтана. Как я и подозревала, из одного грота выступала одна-единственная свинцовая труба и резко изгибалась, питая водой фонтан. Большой защитный клапан явно предназначался для регулировки напора воды, и, хотя толстый слой паутины дал мне понять, что им не пользовались много лет, вокруг меня раздавались звуки капающей воды, отдающиеся нервирующим эхом во влажном узком помещении.

Дюжина шатких ступенек вела в широкий прямоугольный колодец на дне фонтана.

Они были забрызганы кровью!

На краю нижней ступеньки было большое пятно, и уменьшающиеся капли отмечали ступеньки выше.

Кровь была тут уже какое-то время, что очевидно, если судить по ее коричневому, хорошо окислившемуся цвету.

Должно быть, именно здесь Бруки встретил свою смерть.

Избегая пятен, я осторожно пробиралась на дно.

Колодец оказался на удивление просторным.

С одной стороны над головой, сквозь железную решетку, виднелись полоски ночного неба: звезды до сих пор ярко сияли, давая столько света, что даже были видны возвышающиеся очертания самого Посейдона. Глазея вверх с этой неизвестной точки зрения, я умудрилась не туда ступить и подвернула лодыжку.

— Проклятье! — сказала я, поднося фонарь к земле, чтобы увидеть, обо что я споткнулась.

Это оказалась веревка, она лежала, свернутая кольцом, в луче света, как самодовольная гадюка, греющаяся на солнце после особенно плотного обеда.

Не могу сказать, чтобы я сильно удивилась, потому что я уже пришла к выводу, что веревка должна быть. Я просто забыла о ней, пока не споткнулась об эту чертову штуку.

Что удивительно, тем не менее, так это то, что полиция сама не обнаружила столь важную улику — удивительная оплошность, не только для меня, но и для них.

Лучше ее не трогать, подумала я. Лучше оставить ее на месте для людей инспектора Хьюитта. Кроме того, я и так знаю все, что мне надо, об этом следе преступления.

Прихрамывая, я двинулась к открытому туннелю.

Но постой-ка! Какой из этих коридоров приведет меня обратно к Колину?

Тот, что слева, прикинула я, хотя нельзя быть уверенной. План Люциуса де Люса показывал приводящий в замешательство лабиринт подземных водных коммуникаций, и только сейчас я вспомнила, что сунула сложенную карту в свой карман.

Я ухмыльнулась при мысли о том, что помощь прямо здесь, под кончиками пальцев. Но когда я потянулась в карман, он оказался пустым.

Еще бы! Я же сменила грязное платье на чистое, и я мысленно выругалась, осознав, что бесценная, нарисованная от руки карта в этот самый момент отмокает до полной бесцветности в лабораторной раковине!

Делать нечего, придется следовать инстинктам и выбирать туннель — тот, что слева.

Здесь, в восточной оконечности, коридор был не только ниже и уже, но и находился в ужасающем состоянии. Каменные стены и части потолка местами отвалились, усыпав пол разбитой крошкой.

Осторожно, подумала я. Пол может провалиться, и…

Что-то шлепнуло меня по лицу — что-то, свисающее с потолка, словно мертвая белая рука. Я взвизгнула и остановилась.

Корень! Меня испугал дурацкий корень, оставшийся, должно быть, с тех пор, когда давно исчезнувшие деревья окаймляли аллеи Висто.

Даже когда я нырнула под эту штуку, ее склизкий палец сумел погладить меня по лицу, как будто умирал от желания человеческого общества.

Я похромала дальше, луч фонаря дико метался передо мной.

Здесь, по обе стороны туннеля, валялись в ассортименте грязные лестницы, веревки, ведра, лейки и оцинкованные воронки, как будто смотритель, пользовавшийся ими, ушел на войну и так и не вернулся.

Внезапная вспышка красного заставила меня остановиться. Кто-то написал на стене. Я медленно провела лучом света по нарисованным буквам: «X. де Л.»

Харриет де Люс! Моя мать была здесь до меня, шла через тот же самый туннель, стояла на этих самых камнях, нарисовала свои инициалы на стене.

Меня охватила дрожь. Кругом знаки присутствия Харриет. Как, никогда не знав ее, я могу так сильно по ней скучать?

Затем издалека до моего слуха донесся голос — пение:

— Лондонский мост падает… Моя прекрасная леди…

— Колин! — завопила я, и внезапно мои глаза наполнились слезами. — Колин! Это я, Флавия!

Я бросилась вперед, спотыкаясь о валяющиеся камни, чувствуя влагу в туфлях из-за протечек в коридоре. Руки кровоточили от того, что я цеплялась за грубые стены в поисках опоры.

А вот и он…

— Моя прекрасная ле-е-еди, — пел он.

— Все хорошо, Колин. Можешь прекратить. Где ключ?

Он моргнул на свету, затем уставился на меня странным обиженным взглядом.

— Сначала развяжи меня, — хрипло сказал он.

— Нет, сначала ключ, — возразила я. — Чтобы ты не сбежал с ним.

Колин охнул, медленно перекатываясь на левый бок. Я залезла в его карман — уфф! — и достала железный ключ.

Когда Колин переворачивался, я увидела, что его запястья крепко связаны у него за спиной и прикручены веревкой к железной трубе, поднимавшейся вертикально перед тем, как исчезнуть в крыше.

Бедный мальчик, вполне может быть, просидел тут несколько дней!

— Должно быть, ты в шоке, — сказала я, и он снова посмотрел на меня с таким откровенным замешательством, что я подумала, знает ли он значение этого слова.

Я сражалась с узлами. Усилия Колина освободиться и влага из сочащихся водой стен ужасно стянули веревку.

— У тебя есть нож?

Колин покачал головой и отвел взгляд.

— Что? Нет ножа? Ну же, Колин, бойскауты рождаются с ножами.

— Они забрали его у меня. «Можешь пораниться» — вот что они сказали.

— Ладно. Наклонись вперед. Я попробую ключом.

Поставив фонарь на землю, так чтобы его свет отражался от стены, я набросилась на узлы рабочей частью ключа.

Колин постанывал, всхлипывая каждый раз, когда я прикладывала усилие к путам. Несмотря на сырую прохладу в туннеле, у меня со лба на веревку, и без того пропитанную влагой, капал пот.

— Держись, — сказала я ему. — Я почти справилась.

Последний узел распутан, и Колин свободен.

— Вставай, — сказала я. — Тебе надо подвигаться.

Он перекатился, не в состоянии подняться на ноги.

— Держись, — я протянула ему руку, но он покачал головой. — Надо восстановить циркуляцию крови. Потри руки и ноги изо всех сил. Давай я помогу.

— Ничего не выйдет, — сказал он. — Я не могу.

— Разумеется, можешь, — возразила я, растирая его еще более резкими движениями. — Надо, чтобы кровь нормально циркулировала в пальцах рук и ног.

Его нижняя губа задрожала, и я почувствовала острый приступ жалости.

— Вот что я тебе скажу. Давай отдохнем.

Даже в полумраке его благодарность нельзя было не заметить.

— Теперь, — сказала я, — расскажи мне о крови на ступеньках фонтана.

Может, это нечестно, но я должна знать.

При слове «кровь» Колин в ужасе съежился.

— Я этого не делал, — прокаркал он.

— Что не делал, Колин?