Перст судьбы - Елизавета Дворецкая

— Я найду людей, которые хорошо знают те места, — обещал Деленя, с которого Святобор пригрозил в будущем взять все отданное варягам, чтобы возместить собственные убытки.

— А еще будет очень хорошо, если нам помогут сами финны. У вас ведь есть среди них родня? И неужели у нее нет врагов среди соплеменников? Мы поможем им отомстить за старые обиды, а они за это выведут нас к самым богатым поселениям. К тому же нам нужны люди, которые хорошо знают язык чуди и умеют с ней договориться.

— Вот, Доброня. — Домагость кивнул на старшего сына. — У него и мать, и жена чудинки.

— Он обязательно должен идти с нами, — заверил Хрёрек. — Мы будем убивать людей только в тех поселках, которые станут сопротивляться. А в тех, которые сдадутся, мы возьмем дань и предложим платить нам ее каждый год в обмен на безопасность и защиту от врагов. Ведь у каждого есть враги!

— Еще бы! — подтвердил Деленя. — Они сами, когда угодья делят, такие рати между собой затевают! То девок украдут, то скотину угонят… А обиды свои по двадцать лет помнят. О чем им еще думать-то у себя в лесу?

— Нам нужно будет заключать договора. И тогда этот поход обеспечит наше благополучие не на один год, а на много лет вперед. На очень много! Если с умом взяться за дело, то наши внуки будут прославлять нас и благодарить за богатство, власть и почет, которые мы для них завоюем!

Домагость пристально наблюдал за варягом. Тот умел убеждать, умел внушить людям желание лучшей жизни и веру в свои силы ее добиться. Он попал сюда в удачное время. Уже без малого тридцать лет, как волховские словены избавились от власти свейского конунга, наладили свою собственную жизнь и захотели чего-то большего. Они знали, что живут в удачном в смысле торговли месте, но, будучи оседлым земледельческим народом, не могли сами осознать всю широту этих выгод и не умели как следует ими воспользоваться. За эти тридцать лет выросло новое поколение мужчин, которые не платили никому дань и верили в себя. Союз с полянами открыл волховским словенам дорогу на богатые греческие торги, и отчаянно нужен был товар, чтобы обменять его на красивые ткани, оружие, посуду, вино и все прочее. Да что там вино! Хлеба можно будет у тех же полян купить в неурожайный год! Ведь у них на юге земля не та, что здесь!

Можно было бы спросить у Хрёрека, почему же он при этакой ловкости ничего не добился в других странах и даже не смог отвоевать наследство своего собственного рода. По его обрывочным рассказам Домагость составил впечатление, что там, в северных и западных землях, все хорошие места уже заняты, дани и владения поделены. А здесь еще было довольно земель и людей, никому не принадлежащих и не платящих дань. У Хрёрека есть ум, опыт и удача. Они, словены, дадут ему силу и опору. И… тогда все его сладкие предсказания могут сбыться. Отчего же не попробовать? Велем поверил ему и выразил готовность идти в поход, и вся Ладога охотно пошла за Велемом. Молодому воеводе теперь доверяли, ибо никто, разве что Вестмар Лис, не мог похвастаться, что побывал так далеко и повидал так много.

Домагость не отважился принять такое решение, не постаравшись узнать волю богов, и поэтому попросил совета у жены. Что он за человек, этот князь Хрюрик, можно ли ему верить и выйдет ли какой толк из его начинаний?

— Боги сказали, что он — это семя, брошенное в землю, — ответила Милорада. Для гадания ей служило полотно, расшитое священными знаками в определенном порядке, и бросаемое наугад кольцо или камешек указывали на один из знаков. — Из него вырастет Мер-Дуб, что покроет своими ветвями племена и земли. Он — семя, а мы — почва. Друг без друга мы не сможем дать урожай, но если его корни будут в нашей земле, то ветви протянутся во все стороны света.

— Вот это пророчество! — подивился Домагость. — Расскажи людям. Пусть порадуются. А то Творинег все головой своей лысой качает, хотел бы злого напророчить, да боится, что побьют.

— Я не знаю, надо ли нам радоваться. Это дерево растет в какой-то иной мир… вроде как Велько про Корсунь рассказывал. Наши внуки не узнают нас, а мы не поймем их.

— Что ты такое говоришь? — Домагость изменился в лице. — Наши внуки чуров забудут?

— Семя брошено и теперь должно прорасти. Не мы сеяли, да и не в нашей власти росток остановить. Однако нашего рода потомки будут всеми словенскими землями владеть.

— Всеми? — Домагость не поверил своим ушам.

— Всеми, которые Велем видал — отсюда и почти до Греческого моря.

С новым чувством Домагость воззрился на своего новорожденного внука — ведь в этом младенце, еще не отнятом от материнской груди, заключался тот новый мир и власть над всеми известными землями. Вот он, желудь того Мер-Дуба, на руках у Остряны!

— Ну тогда пусть воюет! — решил старейшина. — Если наш Гостята князем словенским станет, ни он чуров, ни его чуры не позабудут.

Дерево… корни… Ветви, что протянутся во все стороны света… Велемила, сидевшая в углу, морщила лоб, пытаясь поймать мысль, вызванную словами матери. Где-то она уже слышала что-то про ветви дерева, растущего к небу. И это тоже было пророчество…

«Идите на небо — туда дорога лежит светлая. Кто пойдет туда — станет деревом многоцветным, чьи ветви всю землю покроют. А кто останется — сгинет, рухнет, будто дерево сухое. Не держитесь за бездну, идите к небу…» Ну конечно! Велемила даже встрепенулась. Воевода Хранимир! Призрак на могиле возле Вал-города!

— Что значит: не держитесь за бездну, идите к небу? — спросила она у матери, которая заботливо сворачивала гадательный плат.

— Или не ведаешь, что сама между Бездной и Небом живешь? — отозвалась Милорада и усмехнулась. — Волхов-то батюшка откуда и куда течет? К семи годам, девка, должна была знать!

Вот оно что! Нево-озеро — «бездна» на языке чуди, Ильмерь-озеро — «небо». И Волхов течет с неба в бездну, как те небесные реки, омывающие вселенную. Конечно, она это знает. Как просто, когда уже догадаешься! Здесь, в Ладоге, до бездны ближе, а Вал-город и вовсе почти на краю стоит. И выползают из этой бездны змеи двенадцатиголовые, избы жгут, людей в полон берут. Воевода Хранимир, помня собственную участь, хотел отослать своих потомков в более безопасное место — к озеру Ильмерь, расположенному дальше от Варяжского моря и защищенному длинными порогами на Волхове, через которые не пройдут «драконы» руси.

Но Деленя на Ильмерь жить не пойдет. Там Вышеслав в больших-набольших, а Деленя, потомок древних конунгов, сам хочет быть воеводой.

Домагость остался доволен пророчеством, и все-таки сны ему снились неприятные: длинные порядки изб, поставленных одна на другую в два и в три ряда, мельтешение людей непривычного вида, говорящих на непонятных языках, — тут себя самого не вспомнишь, не то что чуров. Но утром, проснувшись и увидев на столе нарядные расписные блюда, а на шерстяной свите свеженашитую шелковую отделку, Домагость только дунул в сторону заволоки, гоня прочь смутный сон. Двухлетний внучок Огник, сын Яромилы, выбежал из клети, пристроенной для женщин, и кинулся к деду. Домагость поднял его на колени, покачал.