Перст судьбы - Елизавета Дворецкая

Разумеется, Пето с полной готовностью согласился показать дорогу к Ротко, где жили его обидчики. Он тоже, подобно Хрёреку, подумал, что родился в счастливый день и боги на его стороне.

— Я знаю род Туоре из Ротко! — сказал Деленя, уразумев суть происшедшего. — Один из них, Вало, даже состоял в дружине моего отца, но отличался неуживчивым нравом и ушел обратно в лес еще лет пять назад. И я знал, что старый Кульво был убит прошлой зимой Тарвиттой сыном Йолли. Мне рассказали братья Войто-лапсед из Вирты, когда приезжали весной на торг. Они — братья жены Кульво, они хотели, чтобы я помог ей, как помог бы мой отец в таком случае, но я… Я разговаривал с ними, но сыновья Йолли сказали, что я больше не имею права вмешиваться в их дела, потому что со смертью моего отца мой род утратил власть… — Деленя бледнел и сжимал кулаки, вспоминая разговор с заносчивыми чудинами.

— Он должен был убить их прямо тогда, — склонив голову, шепнул Хакон Стейну. — И потом его не смели бы попрекать, что он утратил власть.

И Стейн кивнул.

— И Тарвитту я помню, — продолжал Деленя. — Он из тех, кто любит заводить свои порядки, но не терпит, когда кто-то указывает ему. Рано или поздно он должен был нарваться. И позор ему, что его убил отрок, вчерашний мальчик! Уж слишком он любил показывать свою силу над теми, кто слабее.

— Потому и жену колотил, — с презрением добавила Милорада.

— Если этот род не желает подчиняться никому, то очень удачно, что с него мы и начнем, — согласился Хрёрек. — И для нас это прекрасный случай показать, что мы сильнее тех, кого считали самым сильным. Может быть, после этого жители всей реки признают тебя своим господином и согласятся выплачивать дань, как и твоему отцу. Но добычу этой зимы мы поделим, как уговорились.

Он посмотрел на Домагостя, и тот кивнул. Деленя промолчал. Раздел добычи предполагался сообразно приведенным копьям, а у него их было от силы пять. Все, что удастся получить в этом году, он, таким образом, терял. Но Хрёрек обещал утвердить его власть над Сясьской волостью, а ради этого стоило принять даже такую дорогостоящую помощь.

— Ты не должен считать себя обиженным, — сказал ему проницательный Хрёрек. — Мы сделаем тебя большим хёвдингом, и богатство придет. Пойми, я сам… все хёвдинги Альдейгьи хотят, чтобы на Си… о… чтобы в округе Валаборга имелся сильный хёвдинг, дружественно настроенный по отношению к нам… тем более что ты женишься на дочери Сватибьёрна хёвдинга. — Он заметил Святобора и мгновенно вспомнил то, что связывало этих двоих. Он вообще был внимателен к мелочам, которые могут пригодиться. — Твоя область станет границей, можно сказать, стеной, прикрывающей Альдейгью в случае каких-то сложностей с финнами из леса. Альдейгье нужна такая стена, и ты ею станешь, потому что это положение почетно и выгодно для тебя. Мы сейчас поможем тебе, а ты потом поможешь нам.

— А ты из чего хлопочешь? — буркнул Творинег, которого только сейчас посвятили в эти воинственные замыслы.

— А мне обещана хёвдингами доля не только в нынешней добыче, но и в будущих данях. Сейчас между нами уже есть уговор, а когда наше дело этой зимы завершится, мы сообразно его плодам и составим договор на будущее. Чтобы потом не иметь поводов к ссоре.

— С ним вы уже все обсудили и докончание скрепили! — Творинег неприветливо глянул на Домагостя и кивнул на Хрёрека. — А нам с Путеней и слова не сказали! Может, и с нас хотите дань собрать?

— У него, Творинегушко, дружина сильная и к делу готовая! — ласково пояснил Святобор. — А вы с Путеней захотите ли из теплой избы вылазить, не захотите ли — как нам знать? Вот и не говорили раньше времени, чтобы возле важного дела пустой болтовни не разводить. Пойдете в поход — милости просим. Сколько копий выставишь, столько и куниц получишь.

— Сила у него! — продолжал ворчать Творинег, неприязненно косясь на Хрёрека. — Любишь ты, Доманя, варягов! Может, уже и дочку ему посулил?

— Нету у меня несговоренных дочек. — Домагость развел руками. — Разве что ты своих дашь.

— У меня уже есть жена из очень знатного королевского рода, — сказал Хрёрек, которому Стейн, по его настойчивой просьбе, коротко переводил словенскую часть разговора. — Мой сын Хакон женится на Дарфине, но у меня есть еще один сын, Хельги. Ему сейчас только четыре года, он живет с матерью у ее родни в Халогаланде. Но если наши дела пойдут хорошо, то я не вижу причин, почему бы мы нам не породниться! У твоего сына Велема, Домагест хёвдинг, есть маленькая дочь, она как раз подойдет Хельги по возрасту, и лет через двенадцать-пятнадцать…

Обручать двухлетнюю невесту с четырехлетним женихом было еще рановато, а вот решать насчет похода — самое время. И Творинег не отказался от участия. Ладожане привыкли хватать удачу, пока летит мимо, понимая, что второго случая судьба может и не дать.

Глава 10

Низовья Сяси отстояли от Ладоги всего на пару дневных переходов по суше, и эти места были словенам наиболее знакомы. Домагость каждую зиму ездил по Сяси, обменивая кузнечный товар или ткани на меха и шкуры, поэтому местная чудь — те, что называли себя «тягелажет», то есть просто «здешние», — привыкли к словенам. Да и с варягами они были хорошо знакомы, ибо уже несколько поколений платили дань сначала потомкам Франмара Викинга, а затем ярлу Эйрика конунга, обосновавшемуся в Вал-городе. Но то, что происходило сейчас, они видели в первый раз.

Велем собрал неплохую дружину: все парни Селяниной «стаи», молодые мужчины из тех, над кем в юности был баяльником сам Велем, — всего человек пятьдесят. Мужчины каждого рода имели над собой старшего из своих, но все вместе подчинялись Велему. Хрёрек и Хакон вели двадцать человек, Вестмар и Стейн — своих сорок. Вместе вышло больше сотни, что представляло в этих лесистых местах довольно внушительную силу.

Поход начался из Вал-города. Сясь, как и все лесные реки чудской земли, была камениста, изобиловала порогами, перекатами, валунами в русле, которые весьма затрудняли движение по ней судов и даже порой долбленок. Но сейчас, зимой, когда дружина шла на лыжах, это имело гораздо меньшее значение. В полтораста-двести локтей шириной, река представляла собой сносную дорогу. Высокие берега, поросшие густым лесом, уступами спускались ко льду. Над берегом виднелись дымки — на Сяси нередко встречались поселки-кюли. Каждая состояла из нескольких дворов и насчитывала от полутора до четырех десятков жителей, и со льда можно было поначалу разглядеть только заснеженные крыши, к которым уводили протоптанные в снегу тропинки от прорубей. Здешние чудины весной засевали палы, выращивали овес, лен, ячмень, горох и репу, пасли скот, но не менее важным источником пропитания для них оставалась охота и рыбная ловля. Они уже давно знали, что шкурки куниц и бобров можно обменять на железные изделия, хорошие ткани, стеклянные бусы и зерно, поэтому осеннее и зимнее время посвящали охоте. В некоторых кюлях дружину встречали одни женщины — мужчины были на лову. Хозяйка-эмаг вела переговоры от лица отсутствующих мужчин; почти всегда старшая женщина в роду держалась с достоинством, не устрашенная видом сотенной дружины словен — «вене», как их называли, и варягов, то есть «руотси». Впрочем, никто не собирался их пугать. Деленя сам объяснял, что принял наследственную власть рода над этими местами, ввиду чего каждая кюля обязана ему данью в размере куницы с каждого взрослого человека или другими мехами соответствующей стоимости. Он же взамен обязуется восстановить Вал-город, проводить там торги и не пропускать в Сясь дружины разбойной руси, а также обеспечит тягелажет другую поддержку, в которой они будут нуждаться. Ни женщины, ни мужчины, случившиеся дома, с ним не спорили и покорно отдавали куньи и бобровые шкурки по числу взрослых — десять или двадцать с каждого поселка. Иные даже радовались, что в Вал-городе снова появится воевода.