Жанры в арсенале современной журналистики - Александр Тертычный

Хватит, стыдно. Надо признать, что я — бомж, бомж по воле глупо продуманного времени. И картина — я в грязи под портретом наипервейшего перестройщика, и люди, безлико смотрящие на муки мои, муки обращения человека в ничтожество — меня не покидает ни наяву, ни во снах. Картина эта стала символом бытия. Вопрошаю, да бесполезно, Вопрошаю не один, но от этого не легче.

Это объяснение адресовано журналистскому сообществу России. Именно его понимания ждет автор исповеди, именно оно для него, как для профессионала, главнейшее в данной жизненной ситауции.

Следующая публикация преследует иную цель. Подобного рода исповеди часто публикует журнал «Ридерс дайджест».

(Ридерс дайджест. № 1. 1998)

Однажды мы с Джоном зашли ко мне на работу забрать почту. Когда мы проходили мимо питьевого фонтанчика, он показал на него рукой, давая понять, что он хочет пить. Это был удобный случай помочь ему осознать, что вода в фонтанчике и вода в озерах и прудах — одно и то же. «Во-а», — сказал я, желая, чтобы он повторял это слово. Джон снова показал рукой на фонтанчик. «Во-а», — повторил я. Джон показал на фонтанчик еще более нетерпеливо. «Во-а, Джон». Расстроившись, он заплакал. Я взял его на руки и дал ему напиться. А потом сам расплакался… Много душевных и физических мучений пришлось пережить семье, чтобы не упасть духом. И в конце концов Джон сказал первое слово.

Об опыте успешной карьеры говорится в исповеди известного американского актера Чака Норриса.

(Профиль. № 4. 1998)

Чтобы чего-то добиться в жизни, надо уметь бросить ей вызов. Надо, чтобы азарт борьбы подхлестывал тебя и заставлял целенаправленно идти к победе. А каждая победа дает возможность двигаться дальше. Это не означает, что у меня не бывает неудач. Они преследуют меня постоянно. В Америке каждый видит мои успехи, но никто не видит моих поражений. Я скрываю их, и не потому, что хочу выглядеть суперменом. Просто люди, от которых зависит твоя судьба, относятся к тебе так, как ты себя подашь. Поэтому карьера требует хитрости и умения «держать лицо»…

Исповеди, преследующие эти и подобные им цели, условно можно назвать социально-педагогическими.

Однако данными целями реальная палитра их отнюдь не исчерпывается. Можно даже сказать, что вовсе не их преследует основная масса исповедей, публикуемых в сегодняшней прессе. Подавляющее число выступлений исповедального плана имеют рекламно-коммерческую направленность.

При этом основное содержание их можно было бы определить словами «сделать саморекламу».

Многие хорошо помнят песни Галича, в которых он высмеивал публичные разбирательства в парткомах и месткомах сугубо личных дел советских граждан (разводы, супружеские измены, семейные ссоры и пр.) в недавние приснопамятные времена. К сожалению, поэт не дожил до времени «всеобщего торжества демократии» и у него нет возможности лицезреть, до каких размеров выросла страсть бывших «мужчин» и «женщин», а ныне — «господ» и «дам» вполне добровольно предаваться нравственному эксгибиционизму и потому заставляющих вспомнить клич героев рассказа Ф. Достоевского «Бобок» — «Заголимся!». Сколько их, ныне «заголяющихся» перед публикой без тени малейшего смущения, — не сосчитать! Что же заставляет людей выставлять напоказ интимные стороны своей жизни?

Есть мнение, что причина этого — особенности русской души, которой свойственно жить с оглядкой — поплакаться кому-то в жилетку и услышать, что скажет та же «Марья Ивановна», соседи, знакомые? Возможно. Но чаще она заключается вовсе не в этом и даже не в желании покаяться. Наверное, не раз приходилось вам видеть в подземных переходах, в метро, на вокзалах «парад» несчастных инвалидов, демонстрирующих прохожим то синюшные опухоли на теле, то гниющие язвы, то ампутированные конечности или прочие уродства подаяния ради. Нечто подобное происходит нередко и на страницах прессы. Но здесь демонстрируются отнюдь не физические изъяны и не подаяния ради.

Набор «уродств», которыми пытаются задеть публику «за живое», «сделать рекламу» в прессе «исповедующиеся», а вместе с ними и лукавые журналисты, очень большой. От самых, что ни на есть обыденных до пугающих, по выражению поэта, «холодом бездны». Бахвальство, бесстыдство, эпатаж, мания величия, экстравагантные выходки, аморальные суждения, смакование извращений, сцен насилия, убийств и т. д. — все можно встретить в исповедях и на телеэкране, и в радиоэфире, и на страницах печати.

(АиФ. № 51.1995)

Пожалуй, самый безобидный вариант афиширования различных моментов личной жизни, личностных пристрастий, например, представлен в исповеди Аллы Пугачевой. Она, в частности, сообщает аудитории, что хочет служить своим искусством простым людям и сама живет просто. Это, очевидно, должны подкрепить и следующие ее сообщения и суждения:

1. О характере общения с налоговой полицией.

Конфликта с налоговой полицией, я считаю, не было. Не Починок нас вызывал, а мы предложили встретиться с Починком. Мы принципиально приехали туда на шикарных машинах. Не должны же мы, такие «бедненькие, несчастненькие», пешком идти от метро. Вот это было бы, действительно, смешно.

2. О своих отношениях с другими эстрадными знаменитостями.

До меня дошли слухи, будто бы я отказалась участвовать в одном концерте с Распутиной… Не царское это дело заниматься такими вещами.

3. О своей дочери.

Хотите, я вам скажу, в какую певицу я верю? Я верю в свою дочь (правда, она не верит в себя). Не потому, что я ее мать. Я вижу, что она правильно начинает. Не знаю, будет ли она петь или еще чем-то заниматься, но у нее я вижу задатки глубокой, интересной исполнительницы. Я ее сравнивала с другими и очень четко вижу, кто может двигаться дальше, а кто нет.

4. О «бытовых» пристрастиях.

Мы должны ездить шикарно, шикарно одеваться, гордиться своими гонорарами, так как это ненадолго. Звездный час очень короткий, и мне бы хотелось, чтобы в нашей стране актриса могла сказать: «Да, я дорого стою, да, я получила огромный гонорар».

5. О характере отдыха.

В Москве мне негде погулять. Все знают, когда есть деньга, я гуляю в другом городе, в Цюрихе. Мне там, как и Ленину, очень нравится. Там такое биополе, такой воздух. Но в Москве я отдыхать не могу.

Утверждать, что подобного рода откровения воспринимаются всей аудиторией газеты в качестве свидетельств каких-то нравственных пороков, было бы наивно. Та часть ее, которая входит в бомонд, которая хорошо обеспечена, конечно же, не увидит ничего особенного в том, что кто-то имеет шикарные машины, ногой открывает дверь в кабинет налогового министра, ездит кутить в Цюрих (потому что в Москве «разгуляться» негде) или имеет возможность похвалить таланты своего отпрыска в самом многотиражном издании страны. Другая же часть аудитории — те же учителя, падающие в голодные обмороки от недоедания, шахтеры, пытающиеся с помощью забастовок получить свою «пайку», нищие пенсионеры увидят в подобных откровениях некое глумление «жирующей знати» над бедствующим народом и очередной повод ощутить свое ничтожество, ненужность, несмотря на то что реально они совершали и совершают нужное для страны дело и в большинстве своем не менее талантливо, чем какая-то «звезда» — свое.

Но есть пороки, которые бьют «наповал» практически всю аудиторию. Образец их представлен в рассказе некоего майора милиции М.

(Жизнь и кошелек. № 6. 1997)

…Сегодня в группировке я не просто свой человек, но и невидимый ее руководитель. Без меня не решается ни один важный вопрос. Приходится трудиться день и ночь: изучать оперативную информацию; при малейшем «наезде» на группировку милиции или прокуратуры уводить оперативников на ложный след; используя служебные возможности, уничтожать конкурентов; доставать оружие; прикрывать торговцев наркотиками из банды; консультировать организацию заказных убийств.

Иногда приходилось участвовать в криминальных разборках, разрабатывать и осуществлять операции по насильственному привлечению денежных средств в кассу группировки, их легализации через коммерческие структуры…

Мое личное состояние составляет более четырех миллионов долларов США. Немалые средства вложены в дело…Теперь у меня приличная тачка, загородный дом, оформленный на тещу… имеется недвижимость за границей… Через неделю я ухожу на пенсию и уезжаю на постоянное место жительства «за бугор».