Любовь моя - мелодия - Муслим Магомаев

А потом опера осталась без героя — сейчас петь Кёр-оглы некому: нет ни голоса со свободными верхами, ни того, прежнего знания ашуге кого пения. Осилить эту партию теперь не может никто.

В свое время Рамазан Гамзатович Халилов говорил мне, что можно было бы переделать партию Кёр-оглы для баритона, ссылаясь на то, что первоначально Узеир Гаджибеков задумывал написать ее именно для этого мужественного голоса. Но где найти в бумагах композитора подтверждение этому? И потом — если транспонировать партию главного героя, тогда придется переделывать всю оперу. Куда спускать низкие голоса? Еще ниже?

Как же тогда должен петь Гасан-хан, которого исполняет бас-баритон? Затея оказалась нереализуемой…

Как-то профессор Бакинской консерватории Бюль-Бюль прослушал меня, и я спросил его осторожно, с хитрецой: «Я случайно не тенор?» Маэстро ответил: «Нет, бала (мальчик), ты — настоящий баритон». Почему я задал именно такой вопрос? А потому, что в консерватории шутили, что наш великий певец любит басов и баритонов переучивать в теноров. Конечно, это было не так: просто Бюль-Бюль больше любил работать с тенорами. Хотя в нашем оперном театре ведущие партии долго пел ученик Бюль-Бюля Сергей Неведов, который пришел к нему лирическим баритоном, а ушел тенором…

Многие зарубежные оперные певцы (например, Херля, Корбени), приезжавшие в Баку, слышавшие Бюль-Бюля, посещавшие его дом, восхищались умением этого великого мастера владеть голосом и были поражены его невероятным диапазоном.

Еще один незаменимый — Рашид Бейбутов! Именно так, с восклицанием. Человек незаурядный, личность во всем. Его голос не отличался силой, но был невероятно благозвучен. Тогда еще не знали, что такое петь в микрофон — все пели «живьем». Бейбутова было слышно до последней ноты, до последнего нюанса во всех уголках зала.

Фильм с его участием — «Аршин мал алан» — стал для меня откровением и потому, что там играл такой красавец, и потому, что там звучал такой голос. Тогда я был еще слишком мал, чтобы самому помышлять о пении, но после этого фильма, несомненно, в моем подсознании навсегда запечатлелось искусство Бейбутова. И кто знает, может, тогда же у меня и зародилось желание петь?..

Расскажу случай, о котором ни Рашид Меджидович, ни его семья не знали. Я тогда еще учился в школе. Мой дядя Хабиб (муж моей тетушки Гамар по линии деда) вдруг стал ко мне приглядываться. Дядя работал на киностудии, где в то время снимался фильм «Любимая песня» («Бахтияр») с участием Рашида Бейбутова. Режиссер, видимо, попросил найти мальчика, который был бы знаком с музыкой и смог сыграть Рашида в детстве. Дядя Хабиб решил, что я подхожу.

— Ты смог бы под пение открывать рот?

— Не знаю, не пробовал.

— Но ты же поешь в школьном хоре?

— Пою, а не рот открываю.

— Ничего, можно и это попробовать, — завершил разговор дядя Хабиб.

Я, конечно же, обрадовался, что буду сниматься в кино. Но мой строгий дядя Джамал был категорически против:

— Никаких кино! Он и так в школе ленится! Не дай Бог, станет известным, тогда вообще не будет ничего делать, только в кино сниматься и воображать!..

Близко мы познакомились с Бейбутовым на Декаде культуры и искусства Азербайджана в Москве весной 1963 года. А до этого встречались с ним в Баку лишь на правительственных концертах — меня тогда уже приглашали на подобные мероприятия. Впоследствии мы не раз оказывались с Бейбутовым за рубежом на гастролях, и я всегда чувствовал его заботу:

— Муслимчик, я тебе комнату хорошую приготовил. Вот, сижу, держу, чтобы никто другой не занял. Смотри, какая светлая и рядом со мной.

Комната и вправду оказывалась хорошая.

Мне хотелось, чтобы в наших отношениях был ровный тон. Я не претендовал на его любовь, но чувствовал, что он мне симпатизирует, и никогда не давал повода, чтобы он обиделся на меня: к старости люди часто начинают обижаться по мелочам. Когда был его последний, прижизненный, юбилей, я послал ему телеграмму. Позже, во время встречи за кулисами на очередном правительственном концерте, Рашид Меджидович сказал: «Муслимчик, спасибо тебе, я получил твою телеграмму».

Пел он долго. И потому долго, что пел правильно: Бейбутов знал свои возможности, соответственно строил репертуар. Постановка голоса у него была блестящая. Например, в музыкальном фильме «Любимая песня» он пел арию Рудольфа из «Богемы» Пуччини, где верхнее до — крайняя теноровая нота. Бейбутов взял ее легко…

Недавно я получил от семьи Бейбутовых дорогой подарок — восстановленный фильм «Аршин мал алан» и тот самый фильм «Любимая песня», в чем-то похожий на «Музыкальную историю» с Лемешевым. Грешным делом подумал: «Сейчас, наверное, услышу не то пение, что меня в детстве потрясло. Ведь теперь-то я уже знаю, как надо петь, сам певец».

Я прослушал заново и не разочаровался — Бейбутов был Бейбутовым.

Он относился ко мне по-отечески. Журил за то, что я курю, позволяю себе выпить, советовал мне не употреблять слишком охлажденных напитков.

Вообще-то организм у меня довольно странный. Кто-то из певцов, когда простуживается, пьет горячее молоко, а я мороженое глотаю. Если у меня ангина или трахеит до потери голоса, то я не кутаюсь в шарф. Раскрикиваю глотку и пою как ни в чем не бывало. Из бронхов все отходит. Кстати, бронхи у меня слабые и подвержены простуде, а я люблю мороженое: ем его часто и помногу. И пью все со льдом. Певцы в экстренных случаях прибегают к адреналину, чтобы сосуды на связках сжать. Мне же адреналин влили всего один раз.

Надо было спасать правительственный концерт в Кремлевском Дворце съездов по случаю дня Конституции. Съехались артисты со всех республик. Композитор Кара Караев написал вокально-симфоническое полотно, где для меня было соло минуты на три. Если бы я не вышел на сцену, Азербайджан выпал бы из программы. Вызвали врача из Большого театра. Влили адреналин, связки стали уже, зрачки шире. Я вышел на сцену…

Но тогдашнее мое состояние мне не понравилось. И я стал пользоваться своим средством: если что-то случалось с горлом, съедал хорошую порцию мороженого. Это оказалось получше адреналина: хватало на час, тогда как с ним хватает минут на двадцать.

Вспоминается такая сценка. Меня угораздило заболеть перед правительственным концертом в Баку. У нас в Азербайджане ежегодно вручали знамена передовикам производства. И вот по поводу очередного вручения пожаловал высокий гость из Москвы. А без меня тогда ни один правительственный концерт не проходил. Да и не хотел я подводить Гейдара Алиевича Алиева, в то время нашего первого секретаря, — он всегда хорошо ко мне относился.