Столыпин - Святослав Рыбас

Однако давление военной партии, которую возглавлял великий князь Николай Николаевич, женатый на дочери черногорского князя Анастасии, оказалось сильнее. А Столыпина уже не было в живых.

Чем же был боснийский кризис для России?

Столкновением двух принципов. Победил принцип Столыпина.

Террор. Конец Азефа

Накануне ревельской англо-русской встречи к полковнику Герасимову обратился Азеф с предупреждением: государь император намерен ехать поездом, а не яхтой, и в связи с этим на него готовится покушение. Герасимов ничего не знал об этом и усомнился в достоверности сведений. Однако Азеф был лучше информирован, чем глава петербургской тайной полиции. Действительно, оказалось, императрице Александре Федоровне нездоровилось и она не пожелала плыть по морю. Как ни странно, Столыпин тоже ничего не знал. Как же случилось, что террористам об этом стало известно раньше всех? Азеф уклончиво ответил, что их осведомляет один очень высокопоставленный чин из Министерства путей сообщения. На настойчивые расспросы Герасимова он отвечал уклончиво и в конце концов сказал, что не назовет его имени, ибо не хочет быть разоблаченным, но свое обещание выполнит – покушение расстроит. И Азеф расстроил планы террористов, как это делал раньше не раз. Нападение на царский поезд не могло состояться, ибо Азеф задержал условную телеграмму о выходе поезда и передал ее боевикам с опозданием.

Это было последнее дело выдающегося агента тайной полиции, он попросился на отдых. Герасимов не удерживал его, понимая: тот находится на пределе; только попросил хоть изредка информировать о наиболее важных событиях. Азеф согласился. Ему продолжало идти жалованье – 1000 рублей в месяц, что походило на пенсион.

Письма от него приходили нечасто, ничего особенного в них не было. Герасимову стало известно, что Азефу приходится несладко, многие его подозревают, но все же эсеровский ЦК пока ему доверяет. Впрочем, осенью 1908 года положение изменилось: Азеф сообщил, что начался суд между ним и В. Л. Бурцевым, в прошлом террористом, ныне журналистом; он не сомневался, что суд закончится благополучно, так как все партийные лидеры безоговорочно верят ему.

Тогда никто не ведал, что Бурцев получил сильнейшее доказательство предательства Азефа. Для этого ему пришлось организовать небывалое дело: похитить дочь бывшего директора Департамента полиции А. А. Лопухина, о чем мы уже упоминали.

Вечером в толпе возле одного лондонского театра девушка была оттеснена от гувернантки и исчезла. Лопухин находился в Париже. Ему передали записку о случившемся, и он поехал в Лондон. Можно представить положение отца. Обращаться за помощью было не к кому, он знал, с кем имеет дело, не приходилось рассчитывать и на сострадание. Надо было попытаться договориться.

В купе к Лопухину вошел незнакомый мужчина, спросил:

– Алексей Александрович? Я Владимир Львович Бурцев, надо потолковать.

Бурцев потребовал в обмен на дочь назвать имя агента в руководстве эсеровской партии.

Как быть?

Лопухин считался человеком долга, сам ходил под угрозой покушения, от чего, кстати, его избавил Азеф, и, бесспорно, понимал, что Бурцев предлагает ему совершить предательство.

Но с другой стороны – жизнь дочери.

Эсеры пользовались бесчеловечным, запрещенным приемом. Лопухин мог, наверное, пожертвовать собой, а распоряжаться жизнью дочери было выше его сил.

Он сообщил Бурцеву имя агента.

На следующий день в лондонскую гостиницу привезли лопухинскую дочь, живую и невредимую. Теперь Азеф был обречен.

В ноябре он неожиданно появился у Герасимова в петербургской секретной квартире. Пришел прямо с поезда, ища спасения. Теперь это был не уверенный, знающий себе цену человек, а затравленное, жалкое существо.

Герасимов, выслушав рассказ, не поверил. Революционный суд уже вот-вот был готов оправдать Азефа и заклеймить Бурцева как клеветника, когда вдруг Бурцев объявил о новом важнейшем свидетеле. Суд был отложен, чтобы проверить доводы Бурцева. Тем временем Азеф смог узнать имя того свидетеля. Лопухин. Тот самый, который когда-то лично встречался с Азефом. Если он подтвердит на суде то, что говорил Бурцеву, Азеф обречен, смертного приговора ему не избежать. Но если на Лопухина повлиять, чтобы он отказался от своих слов, тогда еще можно спастись.

Азеф был совсем разбит и расплакался, не зная, как спастись.

Но Герасимов не мог представить, что могло заставить Лопухина «преступить долг и пренебречь сохранением служебной тайны».

– Это недоразумение, – сказал Герасимов. – Этого не может быть. Вам надо пойти к Лопухину и выяснить с ним все дело. Вместе все уладите.

Азеф продолжал всхлипывать. Для него, по-видимому, все было кончено. Уже выйдя из игры, он был настигнут расплатой, которой боялся много лет. Зачем идти к Лопухину? Что это даст?

Но Герасимов настаивал, и Азефу ничего не оставалось, как согласиться.

Герасимов, волнуясь, ждал его возвращения. Нет, он не верил Лопухину, – но вдруг?

Азеф пришел еще подавленнее, чем прежде. Лопухин не стал с ним разговаривать, не пустил дальше прихожей.

– Он выдаст меня, – твердил Азеф.

Герасимов, однако, еще не верил и решил сам пойти к Лопухину.

Пришел уже в сумерках, вошел в кабинет. Герасимов сказал, что озабочен делом Азефа.

Лопухин не стал лукавить, назвал Азефа негодяем и добавил, что для него не будет ничего делать.

Но Герасимов не оставлял надежды убедить бывшего сослуживца, напомнил, что Азеф спас тому жизнь и что у Азефа есть жена и дети.

Лопухин при упоминании о детях разволновался, но ответил, что Азеф вел преступную двойную игру, предавая всех, а теперь пора положить конец этой лжи и предательству.

Что было делать Герасимову? Он понял, что Лопухин прав, тем не менее с чиновничьей настойчивостью продолжал уговаривать собеседника. Теперь это были другие аргументы: служебная тайна, долг, ответственность, бремя вины за предстоящее убийство Азефа. И последнее: неужели вы будете участвовать в революционной, кровавой расправе?

Надо учесть, что говорил представитель спецслужб с отступником. И у него даже мысли не появлялось использовать силу, пригрозить арестом, а то и физическим уничтожением. Да, конечно, было убийство Черняка тайным агентом Викторовым, но там устраняли террориста. Там – необъявленная война. А здесь – разговор своих, другие правила.

Лопухин не уступил. Почему? Герасимов предполагал, что он зашел слишком далеко, но уже не мог вернуться назад.

На прощание Лопухин заявил, что перед революционным судом не появится; но если его спросят – скажет об Азефе правду. Все яснее ясного. Тем не менее Герасимов, уже убедившийся в решении Лопухина предать Азефа, больше не пытался изменить ход событий. Ареста не последовало.