Самые смешные рассказы - Веселин Георгиев

Мне жалко старые дворы. Низкие окна, не забранные, как это сейчас принято, решетками. Не окна, а амбразуры, из которых периодически хотелось отмстить ну очень неразумным хазарам. Дома, выстроенные глубокими колодцами, а в их стенах маленькие слепые окна, которые крайне редко посещало солнце. Но в которые при малейшем дуновении ветерка слегка постукивали ветками вязы, клены и ясени, выросшие вместе с нами. И когда поешь «Я спросил у ясеня, где моя любимая», понимаешь, что ясень не ответит тебе, качая головой, потому что эту самую голову уже срубили по самые пятки.

Моя маленькая улица. Милая и тихая. Время идет, и ты становишься все уже и уже. Когда-то в детстве я долго готовился к тому, чтобы пересечь тебя поперек. Примерно смотрел налево, потом направо… А сейчас, с трудом протискиваясь между припаркованными автомобилями, я с удовольствием наблюдаю, как кто-то в авто пытается преодолеть тебя вдоль по тем местам, которые в моем детстве назывались тротуаром и газоном. В детстве я первым здоровался со всей улицей. Теперь здороваюсь с меньшей ее частью, так как большая часть уже первой здоровается со мной. А тот, кто еще вчера играл с моей дочкой в песочнице, почему-то сегодня вернулся из армии.

Мой двор. Это старые тополя в семь-восемь этажей. Это постоянно, с утра до вечера, дети в песочнице с криками: «Мама, мама, он забрал мое ведерко!» или: «Ба-буш-ка! Она раздавила мой куличик!»

Вечерами взрослые мужики, забивающие «козла», под стойкий запах «Жигулевского» и «Примы». Еще позже — гитары юности с чем-то вечным, типа «а ты опять сегодня не пришла». И круглосуточные бабушки у подъезда. Всегда знающие, кто из какой, кто к кому и чья это машина посмела.

И мои тихие шаги в обнимку с юным созданием. >И чей-то до боли знакомый голос, вгоняющий в краску: «А позавчерашняя-то была покрасившее…»

Мои одноклассники… Слегка потучневшие, в волосах поредевшие, усами и бородами пообвешанные. Только одноклассницы хранят в себе секреты вечной молодости. Но спрашивать поздно. Они все давно замужем.

В детстве мы учились по-разному. Те, кто учился плохо, в основном преступили, отсидели, вышли и стали бизнесменами. Кто хорошо — в основном врачами, учителями и инженерами. Но антагонизма нет. Собираясь, шалим, как сорок лет назад. Правда, немного мешает возраст.

Мой возраст. Это молодость в какой-то очередной степени. А молодость — это единственный из крупных недостатков, который проходит сам собой. Иногда с течением времени, а иногда и совершенно скоропостижно. Причем чаще всего независимо от желания его обладателя. А иногда и просто вопреки. И когда наконец понимаешь, что излечился от этого недостатка навсегда, так это уже старость.

А в старости чаще вспоминаешь про свой ливер. То есть про печень, селезенку, сердце и почки. Причем под вечер память явно улучшается. Потому что ливер вспоминаешь гораздо чаще, чем утром. Но возраст есть возраст. И он позволяет надеяться, что вспоминать осталось не так долго.

Евгений ТАРАСОВ

Последние несколько недель Семипядский появлялся в своей проблемно-прикладной лаборатории каким-то усталым и невыспавшимся. Семипядскому сочувствовали, над ним подшучивали и даже намекали на весенне-любовную бессонницу. Потому Семипядский однажды не выдержал и признался:

— Вечный двигатель я изобрел. Такие вот дела.

— Да вы что?! — ахнув, не поверил научный коллектив.

Семипядский поклялся всем святым, а особенно будущей

Нобелевской премией, и почти все перестали сомневаться. Только поинтересовались — уж не заболел ли он от изобретательских перегрузок?

— Да нет, просто приходится недосыпать, — объяснил Семипядский. — Дежурить приходится. По очереди, всей семьей. Круглосуточно.

— Это зачем? — не понял коллектив.

— Так вечный же он, не затормозишь на несколько минут. А проследить нужно. Чтобы вдруг не остановился. Да и смазать иногда. Чтобы не сломался, — разъяснил Семипядский.

Посочувствовал ему коллектив и решил чем-то облегчить тяжкую долю изобретателя.

И пошло. То его от собрания освободят. То от планерки. То от конференции. А то и вовсе от симпозиума, не говоря уже о внеплановых дежурствах. А потом даже премию дали, и немалую. За достижения. После чего еще и путевку ему организовали. В дом отдыха от науки.

Приходит Семипядский после трехнедельного отдохновения — и просто не узнает его научный коллектив. Посвежевший такой, окрепнувший, помолодевший.

— Да!.. — восхищенно замечает коллектив. — На пользу пошел вам этот отдыхательный дом!

— Не он, не дом отдыха от всего, — печально говорит Семипядский.

— Как это — не он?! — удивляется коллектив. — А что?!

— Просто мой вечный двигатель украли, — еще более печально сообщает изобретатель. — Пока я, значит, этим отдыхом наслаждался.

— Это ничего! — бодро успокаивает его научный коллектив. — Это даже на пользу. Это же у вас теперь столько времени появится. Для всего. Особенно для нашей фундаментально-прикладной науки!

— Не появится, — грустно отвечает Семипядский.

— Это как так?! — пораженно восклицает коллектив.

— Машину времени я теперь начал создавать, — признается изобретатель.

В мастерскую по ремонту часов врывается разъяренный клиент.

— Вы что же это натворили?! — гневно вопрошает он. — Вы что же это сделали с моими часами?!

— Как это «что»? — спокойно говорит мастер. — Отремонтировали.

— Но. я же… я просил только перевести их на весенне-летнее время! — взвивается клиент.

— А что, вы сами не могли этого сделать? — удивленно спрашивает мастер.

— В том-то и дело! — начинает метаться по тесной мастерской клиент. — А вы… вы же просто испортили мои фамильные часы! Которые служили еще моему деду и прадеду!

— И прапрадеду? — ехидно уточняет мастер.

— И ему! И еще прапрапрадедушке! И даже еще кому-то до него! А вы… вы за один день!.. Такую вещь!..

— Но послушайте, — перебивает мастер, — наша мастерская гарантирует отличное качество ремонта! Мы чиним. А не портим! Понимаете — чиним!

— Ах так! — взрывается клиент. — Чините?! А почему же в них, в моих часах, теперь что-то позванивает?!

— Позванивает? — не понимает мастер.

— Да! И тикает!

— Ну, так это… это, значит, работает механизм, починенный.

— Механизм?! — почти взвизгивает клиент. — Какой еще механизм?!

— Часовой, естественно, — поясняет мастер.

— Ах, вот оно что! Ну, халтурщики!.. Ну, деятели!.. — угрожающе размахивая руками, рычит клиент. — Я вас выведу на чистую воду… через защиту прав потребителей… через суд!

Мастер ошарашенно смотрит на него и наконец вклинивается с вопросом:

— Что-то вы, гражданин, не того! Часы идут, тикают, так сказать. Что же вам еще нужно?

— Что?! — подпрыгивает клиент. — Но я ведь сдавал

вам в ремонт не будильник какой-нибудь, а фамильные солнечные часы!

Заболело у меня что-то между левым голеностопным и правым лучезапястным суставами. Да еще и гудеть начало. А также дергать, как электротоком.

Так странно заболело, что меня страх взял. Ну, думаю, здесь что-то явное не то. Надо срочно себя спасать. Для человека без хороших контактов это невозможно, просто конец. Но только не для меня.

Вышел я на двоюродного зятя одного моего детсадовского приятеля. Работает он в нашем зоопарке с ежами и дикобразами и большим специалистом по части акупунктуры, то есть иглорефлексотерапии, слывет.

Долго колол этот дядя меня и даже зачем-то прижигал. Пока между этими самыми моими суставами еще и стрелять не начало.

Тогда зять этот вывел меня на одного физика-ядерщика, специалиста по энергополям. Который биополем по телефону радикулиты снимает и головную боль.

Но тоже не пошло. Хотя он и через мобильник пытался. И даже через Интернет. Только что-то щелкать во мне начало. И еще шуршать, как осенняя листва.

Но физик этот сказал, что это просто наметилось улучшение. И послал меня подальше — к одной своей знакомой бабке на самую окраину города. Для закрепления. Заявив, что нельзя утрачивать веру в самобытную народную медицину.

Вот так я у этой самой бабки и оказался. Несколько дней она надо мной что-то шептала и чем-то меня окропляла. А когда обкуривать принялась, так во мне вообще все засвербело!

Осерчала бабка. Все это от неверия, говорит и особливо от нервов. А потому, заявляет, надобен мне еще и «нервинный патолог». Есть у нее, мол, такой на примете. Уже очень ее внучатому дяде помог. К нему и надобно податься. Он и выведет меня на этого чудо-доктора. Тем более он, доктор этот, в «первой полуклинике» трудится.

Только отказался я от такой помощи и расстался с бабкой, ничего ей не объяснив. Нет, ну действительно, зачем мне ее внучатый дядя, когда я и сам как раз работаю в этой самой первой поликлинике? Этим самым невропатологом!