Самые смешные рассказы - Веселин Георгиев

Естественно, настоящие ценители и знатоки русского языка: ученые-филологи, прозаики, поэты, журналисты — да что там, все нормальные люди — воспротивились лингвистическому произволу. В ответ грянул террор. Любого, кто был уличен в симпатиях к традиционному языку, арестовывали и проводили лоботомию. Тех же, кто мог сочинять или обучать грамоте, прилюдно казнили.

Оппозиция ушла в подполье. Но и там нас настигало недремлющее око новой карающей структуры — Департамента грамматики. За несколько месяцев погибли или пропали без вести миллионы людей, читавших Толстого, Чехова, Булгакова, Бродского, переводы Гомера, Шекспира, Бальзака, Сент- Экзюпери и не пожелавших заучивать современный девиз государства: «Ды здрьгаствыыт нывыь ыпрьнцьнныъ рьюскыь ызык!»

Близок мой час. В двери уже ломятся служители истины Ы. И все же надеюсь на разум грамотных людей. Может быть, мои записи сохранятся и помогут будущим исследователям понять наши ошибки и «е допустить повторения сегодняшнего кошмара.

Я прощаюсь с вами, люди, спасите великий и могу…

Валерий СОКОЛОВ

Вечер. Метро. Народ ринулся с работы. В одном из вагонов ехали две гражданки с могучими сумками. Они мирно щебетали между собой по-украински. Видно, где-то торговали и с остатками товара возвращались домой. Сейчас этим ремеслом занимается полстраны. Уже никого не удивляет человек, тащащий, как муравей, в пузатых сумках-«шотландках» свой нехитрый скарб.

Вагон мелко покачивался. Пассажиры отрешенно сидели или терпеливо стояли. Интеллигенция, как всегда, что-то читала. Вот и остановка. Народ потянулся к дверям. Им навстречу стали продираться стоявшие на перроне.

Тут одна из хохлушек, словно очнувшись, встрепенулась и схватила свои баулы. Разметывая по сторонам входящих, она протаранила себе путь на перрон. Только она выскочила, двери вагона натружено захлопнулись.

И тут ожила ее напарница. Она бросилась, перепрыгивая через чьи-то портфели, к двери вагона. Через резиновые уплотнители хохлушка крикнула подруге:

— Гала!!!

Стоящая на перроне повернулась.

— Ты ще одну торбу забула!

Гала открыла рот, посмотрела на свой скарб и застыла с вопросительным знаком на лице. Диктор уже объявил следующую остановку, и поезд тронулся. Украинка из вагона выстрелила: «Пидожды трошки! Сидай на другый поезд! Я теби на следуючий зупынци торбу залышу!» (на следующей станции выставлю сумку) — и усиленно задергала большим пальцем в направлении движения поезда. Гала кивнула головой, мол, поняла. Состав ушел в туннель.

Что произошло на следующей остановке, догадаться не трудно. Подошел поезд, открылись двери. Из одной вместе с пассажирами выскочила женщина с большой сумкой. Бросив поклажу на скамейку, женщина тут же метнулась обратно в вагон. Двери вагона закрылись. Диктор объявил: «Следующая остановка…» — и поезд пошел дальше.

Оставшиеся на платформе люди быстро оценили ситуацию. Неизвестный предмет, хозяин уехал — подозрительно, надо делать ноги! Кто-то крикнул: «Бомба!» — и граждане бросились в разные стороны. Свистнул милиционер, остановили движение поездов. Гала так и не доехала! Быстро закрыли вход в метро, из которого эскалатор выносил на поверхность возбужденных людей. Они в этот день несколько дольше добирались до дома. Но сколько было пищи для рассказов!

А вечером уже вся страна следила по телевизору, как в метро ловили террористов.

Однажды решил: надо что-то менять. А вот что — не помню. Вчера помнил, сегодня нет.

Может, мебель в квартире переставить? Ну, поменяю местами кровать и кухонные табуретки. А смысл? Тогда и плиту надо тащить в спальню.

Выбросить старую стенку, купить новую? Хлопотно, да и жалко старую: сам ее собирал, полки подгонял, отверстия пересверливал.

А может, заменить свои старые «Жигули» на иномарку? Нужна куча денег, да и «Жигули» еще ездят. Подумаешь, бок исцарапан и глушитель ревет самолетом.

Что же поменять, что поменять? Бросить курить? А что, я курю много? Две-три сигареты в день, да и то стараюсь не свои. А если бросить пить? Да я и так почти что бросил. В одиночку и без закуски не пью, последним из-за стола не встаю, на дни рождения соседей не реагирую.

Может, работу поменять? Да где еще такую найду? Сижу при вахте, вроде что-то охраняю, хотя мимо ходят все, кому не лень. Читаю книжки, решаю кроссворды, регулярно приношу жене зарплату. Кстати, о жене. А может, замахнуться на святое — ее заменить? Вон артисты, космонавты, бизнесмены меняют своих жен, как каналы в телевизоре. Щелк — новая жена, еще щелк — уже другая. Нет, боязно, двадцать лет живем бок о бок, гуляем рука в руке. Где еще такую покладистую найду?

Что же я хотел поменять? Режим питания? Вряд ли. После завтрака все равно думаю об обеде, после обеда считаю часы до ужина.

А может, начать бегать, как сосед, что на стадионе круги наматывает? Нет, не получится. Утром не могу — и так усилием воли встаю, с трудом сую себя в одежду и плетусь в полусне на службу. Вечером тоже не до бега — всегда находятся дела, а если их нет, то дела находит жена.

Что же поменять, что же поменять? Ладно, не буду себя мучить, уже поздно, лягу спать, может, завтра вспомню. А что это свет в туалете никак не включается? Жму-жму на клавишу, а толку никакого. А-а, вспомнил, что хотел заменить: лампочку в туалете!

Прошли те времена, когда на всю страну была одна-единственная партия. Теперь — вон их сколько! Партийные строители трудятся не покладая рук. Партии и движения, союзы и блоки рождаются и распускаются, сливаются и разбегаются. А названия какие: «Единая Россия», «Трудовая Россия», «Деловая Россия» — одно громче другого. Появилась и новая массовка: «Идущие вместе». Говорят, готовятся к регистрации «Лежащие рядом», «Сидящие кругом» и «Поющие хором».

А я жду. Жду, когда родится моя партия — партия исторического оптимизма. Она будет состоять из неисправимых оптимистов. И никакие катаклизмы не смогут убавить их задор и лишить приподнятого настроения.

Наша программа будет самой забавной. Над ней потрудятся лучшие юмористы и сатирики страны. Люди, начав ее читать, будут неудержимо хохотать, некоторые даже до слез. Выступления лидеров нашей партии соберут многотысячные аудитории ценителей иронии и тонкой шутки. Смех разберет огромные стадионы и концертные залы. Телевизионщики в срочном порядке перекроят свои телепрограммы. От наших партийных обещаний будет корчиться вся страна от Балтии до Камчатки: «Ой. не могу-у! Во дают!»

В газетах юмор с последних страниц перейдет на первые. Говорить серьезно и назидательно станет признаком дурного тона. Страна, хоть и на короткий выборный период, наконец-то вдоволь нахохочется. А некоторые по инерции продолжат смеяться и дальше. Иностранцы, увидев такое веселье на Руси, подумают, что у нас жизнь наконец-то наладилась. И не станут докучать наивным вопросом «Когда вернете кредит?» А если и спросят, мы рассмеемся им в лицо: «Вернем, конечно, хе-хе, но не все, ха-ха, и не сейчас, извините, о-хо-хо!»

Нашу партию мы назовем «Веселая Россия». Прорвавшись в Госдуму, наша фракция будет предлагать такие законы, от которых народу жить станет легче или, по крайней мере, веселее. Уверен, что и президент, идя на свои, президентские, выборы, обязательно кое-что почерпнет из нашей веселой партийной программы. В результате он войдет в историю как Самый Большой Оптимист. Вступайте в «Веселую Россию»!

Алексей ТАРАКАНОВ

Мой старый город. Когда-то тихий и спокойный. Сейчас ревущий и дымящий. Вечно торопящийся и вечно никуда не успевающий. Мой город. Чем старше я становлюсь, тем меньше тебя узнаю. Особенно в центре. Я уже не говорю о том, что в названиях центральных улиц я просто теряюсь. И в разговорах называю их языком милицейского протокола. Улица такого-то, она же… она же… она же… Говорят, что, когда вырастаешь, дома, окружавшие в детстве, становятся ниже. В моем городе это не так. Домов моего далекого детства практически не осталось. А то, что появилось на их месте, выросло раз в десять. Не дома, а прямо-таки цели для самолетов. В любом городе мира, чтобы посмотреть старый город, едут в центр. В моем — на окраину. Где еще не успели пошалить загребущие лапы из этого самого центра. Я все время боюсь услышать, что на месте Царь-пушки открыт ресторан «Пушкарь». В Грановитой палате — казино «У Грозного». В соборе Василия Блаженного — дискобар «Васина блажь», с подпольной продажей необходимых ингредиентов. А подо всем этим — многоярусная парковка автомобилей и новый торговый суперцентр «Москва златоподземная».

Мне жалко старые дворы. Низкие окна, не забранные, как это сейчас принято, решетками. Не окна, а амбразуры, из которых периодически хотелось отмстить ну очень неразумным хазарам. Дома, выстроенные глубокими колодцами, а в их стенах маленькие слепые окна, которые крайне редко посещало солнце. Но в которые при малейшем дуновении ветерка слегка постукивали ветками вязы, клены и ясени, выросшие вместе с нами. И когда поешь «Я спросил у ясеня, где моя любимая», понимаешь, что ясень не ответит тебе, качая головой, потому что эту самую голову уже срубили по самые пятки.