Не уходи - Маргарет Мадзантини

Мы все еще занимались любовью, Эльзины желания нисколько не померкли. Она укладывалась на бок, и я овладевал ею. Мне нелегко было преодолеть страхи, хотя они, по-видимому, были только моими страхами, из-за которых я чувствовал себя мизерным и доставляющим ей одно только неудобство. Секс у нас получался очень мирным, он адресовался плоти, которая уже и так готова была принести потомство. Я бы с удовольствием обошелся и без близости, но Эльза требовала от меня внимания, и я шел ей навстречу. Я устраивался внутри нее, где-то между тобой и ею, словно насильно прорвавшийся гость, которого усаживают на раскладной стульчик на празднике, где и без него уже полно народу. Я вслушивался в темноте в шумы, производимые той жизнью, что помещалась теперь между мною и ею, жизнью, которую мы сотворили таким вот движением наших тел и которая теперь продолжалась, и у нас было впечатление, что мы это движение так с тех пор и не прекращали. Как будто я всегда лежал между ногами женщины, которую знал уже пятнадцать лет и которая была от меня беременна. Там, рядом, комната для гостей уже оклеена нарядными обоями, испещренными забавными медвежатами, и наготове стояла колыбелька. Наверное, мне следовало ощущать себя гораздо счастливее. Но близость, Анджела, — это трудная территория. Я не думал об Италии, но я ее чувствовал. Я знал, что она все еще оставалась во мне глухими звуками своих шагов, словно почтенная правительница какого-то замка, которая, проходя по нему, одну за другой гасит свечи, и в этом замке постепенно воцаряется полная темнота.

Твоя мать попросила меня сходить вместе с нею за приданым для тебя. И вот мы барахтаемся в толчее этого детского двухэтажного магазина с огромными стеклянными окнами. Было шесть вечера, темнело, шел дождь. Эльза встряхнула зонтик, оставила его в корзинке возле двери, потрогала волосы, чтобы понять, намокли они или нет, и оглянулась на меня. Над нашими головами нависало бесконечное количество плюшевых зверюшек, прикрепленных к потолку особыми присосками. В зоне, отведенной для развлечения малышей, вовсю трудились огромные надувные игрушки со скругленными углами; девушки-кассирши в розовых бумажных шапочках конвертиком и в мини-юбочках вручали всем детишкам, идущим к выходу, воздушные шарики на тоненьких пластиковых ножках.

Мы ступили на эскалатор, поднялись наверх. Оглушенные, бродили вокруг прилавков, толкая перед собою тележку для покупок, поначалу так и не решаясь что-нибудь купить. Мы были в отделе для новорожденных, крохотность всех этих вещиц нас просто озадачивала. Было жарко, Эльзино пальто я тащил под мышкой, свой плащ так и не снял, только расстегнул. Эльза методично наклонялась над миниатюрными рубашечками и платьицами, читала цены, интересовалась, из какой ткани они сшиты.

— Смотри, правда прелесть?

Она засмотрелась на роскошное платьице из тафты, сплошь обшитое воланчиками. Повертела подвижную вешалку и так и сяк и решила, что для новорожденной девочки финтифлюшек там все-таки слишком много. Ей хотелось обзавестись вещами практичными, которые можно быстро менять, без проблем простирывать в стиральной машине. Но потом, сделав еще пару кругов по залу, мы рассмеялись, схватили это тафтяное платьице и сунули его в тележку. Потом столь же восторженно мы стали хватать распашонки, юбочки, мохнатые комбинезончики, взяли чепчик с начесом, небесно-голубую рыбу, позволявшую измерять температуру воды в ванне, надувную книжку с картинками, обруч с разными зверюшками и бубенчиками, который можно прицепить к коляске, пару крохотных гимнастических тапок нулевого размера, абсолютно бесполезных, но слишком красивых, чтобы пройти мимо них. Одна из продавщиц сопровождала нас, давала советы, улыбалась. Мы с твоей матерью держались за руки, время от времени она меня слегка толкала, потому что теперь желание скупить все подряд стало одолевать меня. Оказавшись в этом магазине, мы поддались атмосфере праздника, нас обуревало желание родить тебя немедленно и тут же нахлобучить на тебя и это удивительное платьице, и гимнастические тапки. Теперь, когда мы были нагружены твоими одежками, нам чудилось, что мы уже тебя видим. Когда продавщица затолкала тележку в лифт, Эльза, с порозовевшими щеками, с капельками пота на лбу, хозяйственно постучала по ее ручке:

— Вот и отлично, по-моему, мы купили все, что нужно.

Когда со всей этой горой добра мы направились к кассе, она на мгновение даже растерялась. Тебе-то ведь пока еще не нужно было никакой одежды, ты плавала в воде. А Эльза, всегда такая осмотрительная, впала в подобное лихорадочное возбуждение впервые в жизни — подумать только, ведь в магазин она вошла, повторяя: «Только самое необходимое, только самое необходимое…»

В кассе девушка в розовой шапочке конвертиком улыбнулась мне и подарила воздушный шарик. Обвешанные пакетами, мы разыскали в корзинке Эльзин зонтик и выбрались на улицу. Там шуршали автомобили, тротуары мочил дождь, постукивал по крышам машин, остановившихся у светофоров. Я еще в магазине попросил продавщицу вызвать нам такси, теперь мы поджидали его, стоя под навесом магазина; в парусине навеса уже было полно воды, лишняя текла прямо на нас. Вокруг был народ, все жались к навесу, уклоняясь от дождя, который вдруг хлынул как из ведра. Совсем рядом с моей ногой сбегала струйка воды с зонтика какой-то рассеянной синьоры. Я напрягал замутившееся от дождя зрение, глядел поверх Эльзиных волос влево, красные и желтые огни машин двоились у меня в глазах, растворялись в насыщенном водой воздухе, сходили на нет в глубине улицы. Я искал глазами светящуюся вывеску для вызванных такси. Все пакеты я держал в одной руке, в другой у меня был этот глупый шарик, мне почему-то никак не удавалось от него освободиться.

Наконец такси выныривает из уличного движения, в колонне прочих машин медленно продвигается к нам. Я кручу головой и глазами ищу взгляд Эльзы, она стоит рядом, но на что-то засмотрелась.

— Вот оно, — говорю я.

И замираю. Потом чуть возвращаюсь обратно, в то место между мною и потоком машин, где мой взгляд, блуждающий вдоль улицы, притуплённый этим непрестанным потопом, что-то засек — какая-то знакомая тень на долю секунды очутилась в моем поле зрения. Фактически я ничего не видел, это был просто некий ореол в воде. Но уверенность у меня возникла мгновенно. Что-то екнуло в животе, клещами схватило горло. Италия там, она стоит под дождем, не двигается и смотрит на нас. Возможно, она видела, как мы вышли из магазина… Мы в это время смеялись — этот нелепый шарик, эта чрезвычайно экспансивная кассирша… «Ишь, шлюшка похотливая, — шепнула Эльза мне на ухо, — она решила, раз у меня живот, значит, меня уже и в отставку можно…» Я тогда засмеялся, поскользнулся на тротуаре, чуть не упал. Эльза хотела поддержать меня, потеряла равновесие, и мы чуть не грохнулись вместе. Смех разобрал нас окончательно, мы выглядели комичной и счастливой парой, а дождь при этом так и лил, так и лил… Италия смотрит на Эльзу, стоящую рядом со мной. Эльзин живот торчит из пальто. У меня в руке все тот же красный шарик, я опускаю его вниз, я его начинаю стесняться, и в это же время я пытаюсь заслонить Эльзу своим телом. Я защищаю ее от этих глаз, что смотрят на нас с расстояния всего в несколько метров. Я не вижу, какое у Италии выражение лица: свет одной из витрин ударяет ей в спину, лицо ушло в тень. У нее больше нет желтых волос, но я знаю, что это она, знаю, что она нас видела. Не знаю я только одного — где я. Вокруг одни тени да еще электрические вспышки, гуляющие по моему лицу. Мы здесь с нею одни, кроме нас здесь есть только шум дождя. Ей некуда укрыться, она не шевелится, она закоченела, ее шерстяной жакетик промок насквозь, на ногах нет чулок. Я поднимаю руку, струйка воды, стекающая с парусинового тента, начинает литься в рукав моего плаща. Я прошу Италию подождать меня, я беззвучно говорю ей: ты только не двигайся, ради бога, не двигайся…