Время прощать - Миа Марч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаю, люди действительно себя наказывают, может, неосознанно, прикрываясь фразой о том, что поступают правильно, – заметила Кэт. – Иногда неправильный поступок может быть правильным. Если в моих словах есть какой-то смысл.
Лолли посмотрела на дочь и кивнула.
– Есть. Но… ничего, что ты об этом узнала, Кэт? Ты не ненавидишь меня?
За обычным осторожным взглядом, выражением лица Лолли Джун видела надежду.
– Я никогда не могла ненавидеть тебя, мама. Никогда. Я только хочу, чтобы ты была счастлива.
Лолли и Кэт снова обнялись, потом Лолли убрала диск в коробку. Положила руку на телевизор, словно нуждаясь в опоре, поднесла ладонь ко лбу Покачнулась, хватаясь за телевизор.
– Мама? Тебе нехорошо? – испуганно воскликнула Кэт.
– Какое-то странное ощущение, – произнесла Лолли. – В голове и… Обмякнув, она упала на пол.
Глава 18
КэтКэт решила, что звезды, а может, природа, «руководящая» сияниями залива и прочими красотами, заставили Маттео позвонить и справиться о самочувствии Лолли и Кэт как раз тогда, когда она в нем нуждалась, когда страх, сковавший ее несколько дней назад, пошел на убыль по мере выздоровления Лолли от инфекции, сыгравшей с ней злую шутку.
Лолли находилась в больнице с вечера пятницы, и Кэт ни о чем не могла думать, кроме как о матери. Теперь она просто тосковала по Маттео – по его знаниям, личному опыту, приобретенному из-за болезни отца. Звук его голоса, несмотря на отсутствие в нем итальянского акцента, как у отца, по-прежнему погружал ее в мечты, уносил далеко, очень далеко, пусть даже на несколько минут.
В больнице он много раз приходил проведать Лолли, однажды в присутствии Оливера, и возникшую напряженность уловила даже Лолли. Маттео звонил Кэт каждый день просто сообщить, что ее мать борется с инфекцией, обычной для ослабленной иммунной системы пациентов, принимающих химиотерапию, и идет на поправку. Эти звонки помогали Кэт держаться.
В понедельник Лолли выписали и привезли домой. Изабел, Джун и Кэт устроили Лолли в ее комнате, уложив на больничную кровать, дневная сиделка находилась рядом. Затем девушки отправились на кухню и за кофейником крепкого кофе составили расписание «дежурств по Лолли», чтобы одна из них постоянно находилась в полном распоряжении больной. Дневная сиделка будет при Лолли с девяти до пяти с понедельника по пятницу, а Кэт и ее двоюродные сестры возьмут на себя ночные смены и ранние утренние часы.
Когда Кэт зашла проведать мать, сиделка читала ей биографию Маргарет Тетчер – «железной леди». Кэт именно такой считала Лолли. Железной. Ни одной слабости. Кэт, разумеется, ошибалась. Ее уравновешенная, бесстрастная мать глубоко любила мужчину по имени Харрисон. И отказалась от него. Вероятно, она все же и есть «железная леди».
Откровение матери повергло Кэт в растерянность. У Лолли был роман, вернее, большая любовь, и она отказалась от этого человека из-за чувства вины, стыда или просто из-за встречных обвинений. Или поняла, что именно муж ее настоящая любовь, и потому прогнала Харрисона?
«Вот какие неожиданности преподносит судьба, – размышляла Кэт. – А мне-то что делать? Выяснить, не означают ли чувства к Маттео, что не следует выходить за Оливера? Не поэтому ли в первую очередь мать рассказала о своем романе?»
Вероятно, это так, но, борясь с инфекцией, Лолли была настолько слабой и усталой, что Кэт боялась трогать прошлое. Или настоящее. Или будущее. Когда же наконец спросила мать о Харрисоне тем утром, Лолли отмахнулась от нее: «Я так устала, Кэт», давая понять, что не хочет об этом говорить. Потому что это слишком больно? Потому что Лолли боялась, что Кэт сделает из этого ошибочный вывод? Почему Лолли не может просто сказать, что у нее на уме? И почему Кэт не может просто взять и спросить?
Пискнул сотовый. Сообщение от Маттео: «Пообедаем сегодня?»
Извинившись, Кэт позвонила ему. Они проговорили несколько минут о самочувствии Лолли и о новой сиделке. О следующем сеансе химиотерапии и возможном возвращении инфекции.
Да. «Пообедать сегодня» показалось спасительной отдушиной. Особенно у него дома, где они могли бы поговорить с большей свободой. Где он смог бы ее успокоить, если потребуется, не опасаясь неправильных мыслей. Неправильного восприятия. Где она смогла бы… испытать свои чувства к нему.
По дороге в дом Маттео Кэт неотступно преследовали слова Изабел из обсуждения после просмотра «Простых сложностей» – о пути, по которому люди идут с тем, что им необходимо в этот конкретный момент, иногда отбрасывая пресловутую осторожность. Порой это правильно, порой – нет. Иногда причины разумны, иногда – нет.
Но от этого Кэт не чувствовала себя менее виноватой, что ее тянет к Маттео. Оливер не виноват, что не может обсуждать с ней форменные элементы крови и нейтропению. Оливер не виноват, что один его вид напоминает ей о свадьбе, о платье, ожидающем подгонки по фигуре. О туфлях, фотографиях, которые Лолли вырезает из свадебных журналов пластмассовыми, безопасными для детей ножницами Чарли, потому что обычные стали слишком тяжелы для ее пальцев. И нет вины Оливера в том, что Кэт хотелось сбежать и что Маттео заставлял ее вообразить себя готовящей канноли в итальянской pasticceria.
На прошедшей неделе они с Оливером общались мало. Два дня назад вечером, когда Лолли еще находилась в больнице, а Кэт устала до предела и совершенно отупела, он рассказывал ей по телефону веселые истории, сумев рассмешить. О клиенте, богатом человеке, обладателе многомиллионного владения, который хотел нанять ландшафтного архитектора для проектирования и создания огороженной детской площадки у него на заднем дворе, с деревьями, подстриженными в виде известных книжных персонажей, например Винни-Пуха и Алисы. Еще сообщил ей о подруге своего брата, которая продолжала присылать ему ссылки, немедленно им удаляемые, на свадебные платья и фотографии роскошных свадеб на заднем дворе, хотя он сказал ей, что Кэт нашла свое платье и они планируют скромный прием под открытым небом. Свадебная тема заставила Кэт поспешно свернуть разговор.
Приближаясь к дому Маттео, она дала себе обещание: что бы ни случилось, она не станет изменять Оливеру. Тут нет вариантов правильно – неправильно. Только неправильно. Если ей потребуется принять решение насчет Оливера, насчет их будущего, она сделает это сердцем, разумом и душой. Ей не понадобится класть на весы похоть, чтобы по-глупому перевесить чашу.
Какой-то подросток стриг газон, когда Кэт подошла к дому Маттео. Она прошла по короткой, выложенной камнями дорожке и постучала в дверь. А затем возник он, и Кэт уже не видела ничего, кроме его лица с оливковой кожей и внимательными черными глазами, кроме улыбки, в которой таились доброта, возможности… другое.
«Я не могу отвести взгляда от его губ», – сообразила Кэт и быстро посмотрела в глубь дома, в сторону гостиной.
Дом, снимаемый Маттео, отличался от коттеджа Оливера. Если жилище ее жениха было выдержано в стиле штата Мэн – диваны приглушенно-голубого цвета и белая крашеная мебель, то в обстановке у Маттео преобладал стиль хай-тек и кожа за исключением картины с изображением старого, потрепанного временем каноэ.
– Дом сдавался с мебелью, – пояснил Маттео, закрывая за ней дверь. – Но мне она нравится.
– Я вдруг почувствовала, что мне не стоило сюда приходить. Как будто между нами что-то начинается и…
Кэт замолчала, чувствуя себя глупо. Насколько она знала, Маттео не испытывал к ней романтических чувств. Даже сексуальных.
Он устроился на черном кожаном диване и жестом пригласил Кэт сесть рядом. На стеклянном кофейном столике стояли две бутылки пива «Шипъярд», тарелка с двумя сандвичами с беконом, латуком и помидорами, миска с овощным салатом и другая – с нарезанными фруктами. Маттео взял несколько ягод черники и бросил в рот, снова заворожив Кэт.
– Так может, это означает, что тебе стоило сюда прийти, Кэт. Я верю в честность перед другими и, что важнее, перед самим собой. Если не хочешь выходить замуж, потому что испытываешь что-то ко мне, думаю, тебе нужно разобраться в своих чувствах. А не бежать от них.
– Да я, кажется, вообще не очень понимаю, что чувствую. Точно. – Она пристально глядела на сандвич, на латук романо и краешек красного томата.
– Выходит, ты не знаешь, хочешь ли замуж? Или ты хочешь выйти за этого парня, а я все испортил…
– Я чувствовала то же еще до знакомства с тобой. А потом, когда мы действительно сблизились, когда ты держал меня за руку в больнице в тот первый день…
– Я осложнил дело.
Она кивнула и взяла клубнику. Маттео наполнил тарелку Кэт и подал ей. Она откусила сандвич, но есть не смогла.
– Я знаю Оливера с пяти лет. – Кэт поставила тарелку на столик. – Когда-то я была настолько в него влюблена, что не смела дышать в его присутствии.
– А теперь?
– Теперь я знаю, что люблю его и что он меня любит. Уверена, что с Оливером у меня будет счастливая жизнь, что он станет прекрасным отцом.