Философия мистики или Двойственность человеческого существа - Дюпрель Карл

* Plato. Timaus 26. В. – Aristoteles. Ргоbl. ХХХ. 5.

Друг Канта Васьянский говорит, что у этого знаменитого философа в период его старческой дряхлости и ослабления памяти воспоминания юношеских лет воскресали с большой живостью.* Рассказывают, что в последние годы жизни Гейнзиуса у него от всей его филологической эрудиции осталась в памяти только заученная в юности четвертая книга Энеиды.** Одного 70-летнего гетингенского старика приходилось ежедневно знакомить с его женой и детьми; иначе, проснувшись по утру, он спрашивал, кто они- Несмотря на такую слабость и короткость памяти относительно настоящего, он мог замечательно хорошо петь песни своей юности и рассказывать различные из нее случаи.***

* Wasiansky. Kant in seinen letzten Lebensjanren. 46

** Radestock. 298.

*** Perty. Blicke in d. verborgene Leben. 25.

Если сравнить теперь эти известные каждому читателю по его личному опыту явления с родственными им явлениями, наблюдаемыми у человека во время нахождения его в состояниях сновидения, сомнамбулизма, в лихорадках и умопомешательстве, то легко увидеть, что здесь мы имеем дело с усилением вспоминания. Когда один кассир глазговского банка сидел за своей конторкой, занятый счетами с вкладчиками, в банке явился новый вкладчик, обнаруживший такое нетерпение, что, желая от него поскорее отделаться, этот кассир поспешил принять от него вне очереди вклад. Несколько месяцев спустя, при составлении кассиром годичного отчета, у него оказался недочет в 6 фунтов. После того, как он употребил без пользы несколько ночей на отыскание погрешности, во сне у него воскресло в памяти со всеми подробностями только что рассказанное нами происшествие, после чего, проснувшись, он сейчас же увидел, что не записал на приход принятый им от нетерпеливого вкладчика вклад.*

* Brierre de Boismont. 258.

Если обратить внимание на то обстоятельство, что длинные ряды возникающих у нас во сне представлений переходят в наше бодрственное сознание только в редких случаях, а затем на то, что часто воспроизведение нами представлений не сопровождается вспоминанием их, то легко прийти к заключению, что наши сновидения черпают свое содержание в воспоминаниях нашего детства гораздо чаще, чем то может показаться на первый взгляд.

Одна дама, находясь в пароксизме лихорадки, увидела себя маленьким ребенком, лежащим на дне глинища, а над последним стоящую и в страхе ломающую себе руки няньку. На это видение она смотрела, как на продукт деятельности своей фантазии, до тех пор, пока не узнала от своего отца, что действительно в детстве по вине няньки упала в глинище.*

* Kerner. Blatter aus Prevorst. VII. 109.

Многие случаи исключают сомнение в предшествовании воспроизведению нами во сне представлений продолжительного периода их забвения и тем заставляют признать факт моментального усиления у нас в нем памяти. Часто бывает так, что во сне мы говорим на полузабытых нами языках свободнее, чем наяву. Что в основании этого явления не всегда лежит обман, это обнаруживается в тех случаях, когда оно наступает в очень усиленной степени. Иессен упоминает об одном крестьянине, в молодости своей учившемся греческому языку, который, находясь в горячечном бреду, к удивлению всех присутствующих, декламировал давно им позабытые греческие стихи.* Лемуан знал одного сумасшедшего, с удивительной легкостью написавшего в одном из припадков своей болезни несколько писем на латинскюм языке, которого он практически не знал.** Д-р Реш (Rush) упоминает об одном итальянце, говорившем в начале своей болезни по-английски, затем по-французски, в день же своей смерти только на своем родном языке.*** И английский физиолог Карпентер говорил об одном человеке, в детстве выехавшем из Валлиса, всю свою жизнь прослужившем у различных членов одной и той же семьи и до такой степени забывшем свой родной язык, что он не мог понимать посещавших его земляков. Находясь в горячечном бреду, через семьдесят лет по оставлении родины, этот субъект снова заговорил на валлийском языке, из которого, однако, после своего выздоровления он опять не мог припомнить ни одного слова.**** Одна сорокалетняя пациентка Делеза, ребенком приехавшая из С.-Доминго во Францию, погружаясь в сомнамбулический сон, говорила только на языке вскормившей ее негритянки.***** В предпосланной своему изданию произведений Ленау биографии последнего Анастасий Грюн рассказывает, что этот поэт, находясь в доме умалишенных, говорил иногда на чистом латинском языке и, чего никогда не бывало до тех пор, на немецком с венгерским акцентом, то есть так, как говорят на его родине.

* Jessen. Psychologie. 491.

** Lenwine. 313.

*** Korner. Magikon V. 364.

**** Psychische Studien I. 213.

***** Deleuze. Instruction pratyque. 152.

Подобные же явления часто были наблюдаемы и у идиотов. По Гризингеру, не всегда психические болезни сопровождаются расстройством памяти: последняя часто оказывается у душевнобольных вполне верной как относительно впечатлений раннего их возраста, так и относительно впечатлений, получаемых ими во время их болезни.* Маудсли говорит: "Необыкновенная память некоторых идиотов, несмотря на ограниченность своего ума, повторяющих с величайшей точностью длиннейшие повествования, дает еще одно доказательство в пользу такой бессознательной деятельности души. Нельзя найти слов для выражения всей справедливости истины, что наше сознание не обнимает нашей души... Сознание не может дать нам отчета в том, как образуются эти следы и как они могут пребывать в нашей душе в скрытом состоянии; но при лихорадке, введении в кровь яда, во время сновидения могут мгновенно возникнуть в нас такие представления и чувствования и последовать с нашей стороны такие поступки, к которым, по-видимому, мы должны были остаться неспособными навсегда. Часто сумасшедший в припадке своей болезни вспоминает такие сцены и события, которые совершенно исчезли из его памяти в предшествовавший его болезни период жизни; лихорадочный больной произносит в бреду, на незнакомом ему языке, им непонимаемые и только случайно когда-то слышанные целые речи; спящий, переносясь во сне к поре своего пребывания в школе, с мучительной реальностью переживает свои школьные чувства, а утопающий обозревает в один миг всю жизнь".**

* Griesinger. Pathologie und Therapie der psych. Krankheiten 69.

** Maudsley. Physiologie und Pathologie der Seele. 14. 15.

Итак, усиление нашей памяти имеет место во время нашего нахождения не только в состоянии сновидения, но и во многих других состояниях. Поэтому наш сон представляет, собственно говоря, не причину этого явления, а только повод к его обнаружению. Настоящая его причина должна служить общей отличительной чертой как нашего сна, так и всех других наших состояний, сопровождающихся усилением памяти, и ею служит не что иное, как исчезновение нашего нормального бодрственного сознания. Уже закрытие главнейшего из путей нашего чувственного восприятия, уже наша слепота, обыкновенно усиливающая вообще все наши психические способности, может возбудить деятельность нашей скрытой памяти. Один капитан, потерявший зрение вследствие полученных им в Африке ран, рассказывал, что с момента наступления у него слепоты перед его умственным взором начали рисоваться с чрезвычайной ясностью совершенно исчезнувшие из его памяти местности.*

* Maury, а. а. О. 152.

Нет надобности вдаваться здесь в пока еще преждевременные выводы относительно всем известных по названию, но неясных по своему значению замечательных психических процессов забывания и вспоминания; сказанного вполне достаточно, чтобы убедиться в справедливости не раз уже доказанной нами истины, что наше самосознание не исчерпывает своего объекта. Мы познаем только часть нашего психического существа, внешним образом – из отношения наших чувств к внешнему миру, внутренне – путем вспоминания. Всякое ослабление нормального нашего сознания – во сне, лихорадке, умопомешательстве, наркозе, слепоте и т.п. – сопровождается одновременным с ним расширением нашего психического существа в новом направлении.

4. Усиление памяти у сомнамбул

Тогда как при усилении нашей памяти, имеющем место в обыкновенном сне, на поверхность нашего сознания всплывают только некоторые из таящихся в глубине его представлений, в сомнамбулизме, если нами и не вспоминается, то во всяком случае воспроизводится все, что когда-либо входило в состав содержания нашего бодрственного сознания. Что касается сомнения в действительности предшествования такому всплыванию старых представлений на поверхность нашего сознания полного их забывания, то оно невозможно уже потому, что такое забвение наступает у сомнамбул тотчас после пробуждения.

Иногда между обеими половинами нашего сознания обнаруживается некоторый антагонизм. Это имеет место, например, у сомнамбулы д-ра Класса, которая, находясь в кризисах, вспоминала только мотивы, ею незаученные, тогда как выученные в бодрственном состоянии мотивы никогда в сомнамбулизме не приходили ей на память.*