Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

Глава 6

Большой Крупп

Устрашающему Второму рейху 1871 года – сочетанию четырех королевств, пяти великих княжеств, шести просто княжеств, семи княжеств помельче, трех свободных городов и императорской территории Эльзас – Лотарингия, объединенных под властью одного германского кайзера, «Всевышнего», как называли его при дворе, необходимо было принять мудрую международную политику. Но переход произошел слишком быстро. У юнкерских лидеров остались те же тупые головы, которые были слепы в отношении ценности эссенской пушки и, как это ни невероятно, мешали Круппу в тот час, что должен был стать для него часом реабилитации. Каждое сражение от Верта до Парижа во время войны доказало, что крупповская сталь ценнее золота. И это признал весь мир: не только Китай и Сиам, но даже из далекого Чили к воротам сталелитейного завода прибыли люди, которые пригласили крупповскую миссию в Сантьяго и тем самым положили начало гонке вооружений, которая с тех пор охватила Латинскую Америку. Это увидели и конкуренты Эссена: продавцам Армстронга и Шнайдера-Крезо были направлены шифрованные депеши с предписанием день и ночь шпионить за агентами Альфреда. Проницательные немцы все понимали: подобно Герлицу, изучавшему уроки войны, они пришли к выводу, что «наряду с Клаузевицем, как военным философом, отцами методов ведения войны были Альфред Крупп, производитель вооружений, и Вернер фон Сименс, создатель телеграфа».

В то же время профессиональный штат кайзера расходился во мнениях в отношении фирмы, как повсюду стали называть Круппа. Подбельски пытался убедить «Всевышнего», что увеличение начальной скорости снаряда не столь важно; странно было слышать это от профессионального солдата, который только что был свидетелем величайшего военного достижения Пруссии, в том числе и форсированного похода Блюхера по мокрой сумеречной долине Ватерлоо. А Роон, перетащивший свою вражду с Круппом в послевоенную эпоху, предложил кайзеру отдать на слом стволы из литой стали и вновь взять на вооружение бронзовые орудия.

Альфред сопротивлялся. Он был уверен, что «французы, осознававшие свою неполноценность в артиллерийских дуэлях», приложат усилия к скорейшему перевооружению; значит, чтобы удержать результаты победы, Германия должна оставаться впереди. 13 апреля, через шесть недель после того, как условия мирного договора были приняты новой Национальной ассамблеей Франции в Бордо, он находился в Берлине и писал Мольтке: «Весьма покорно смею проинформировать вас, что предполагаю создать полигон для испытаний всех видов орудий и при этом вижу, что с учетом уже достигнутой степени эффективности и дальнейших шагов, направленных на ее повышение, в стране нет места, которое подходило бы с точки зрения безопасности и удобства наблюдений. Этот участок приблизительно в две немецкие мили в длину и одну в ширину должен быть незаселенным, необработанным, не пересеченным посредине дорогами, как можно более ровным, расположенным на железной дороге, поблизости от моего предприятия или по крайней мере недалеко от правительственного района Дюссельдорфа».

В ответ Мольтке предложил ему обратиться к «его величеству военному министру фон Роону». Это было нелюбезно. Фельдмаршал знал об их вражде. Тем не менее, 17 апреля Крупп бросил перчатку Роону, утверждая, что быстрое перевооружение жизненно необходимо, и предлагая «внести пожертвование в размере 25 тысяч талеров в расходы на проведение самых всеобъемлющих из сравнимых испытаний, которые, по всей видимости, будут относиться к полевым орудиям как из литой стали, так и из бронзы».

Ответ военного министра от 22 апреля привел его в ярость. «На данный момент, – говорилось в письме, – я воздержался бы от каких-либо определенных комментариев в отношении ваших предложений». Роон только выказал изумление «той легкостью, которую вы проявляете к своим собственным финансовым интересам». На следующий день Альфред обратился непосредственно к кайзеру. Он отмечает: «Предпочтение, которое ощущается сейчас во влиятельных кругах по отношению к принятию на вооружение 4-фунтовых бронзовых орудий, исходит от офицеров, хорошо известных своей оппозицией любому прогрессу, достигнутому на моем предприятии, и их неизменная приверженность бронзе доминирует во мнении и решениях большинства». А дальше прямо (и верно) заявляет: «Использование бронзы для производства вооружений – это разбазаривание людей, лошадей и материалов, бессмысленная трата напрасно вложенных в это дело сил; однако эти мощности сыграют решающую роль, если их использовать для создания прекрасных и самых эффективных орудий из литой стали. Вопреки сопротивлению и косным предрассудкам, литая сталь завоевала свое нынешнее положение как совершенно незаменимый материал и для военного, и для мирного времени». Европейцы 1871 года должны осознать, что они живут в стальном веке. «Железные дороги, величие Германии, падение Франции – все это принадлежит стальному веку; бронзовый век ушел в прошлое». Он вновь обратился с просьбой провести «сравнительные испытания». Уже сейчас, утверждал он, крупповская пушка, которая сокрушила Луи Наполеона, устаревает: «Нынешний тип орудия по сравнению с новым это почти то же самое, что игольчатое оружие рядом с самым современным». Сейчас необходима начальная скорость в 1700 футов. Альфред был готов испытать и поставить армии Вильгельма две тысячи таких орудий.

Вильгельм склонялся к тому, чтобы согласиться; он сказал Подбельски, что тот говорит чепуху. А Бисмарк согласился с Круппом в том, что большая часть контрибуций победителей должна быть израсходована на укрепление новой границы от мстительных французов. Но было не время третировать Роона. Он по-своему тоже внес немалый вклад в новую империю. Его организация армии сделала возможными молниеносные мобилизации 1866-го и 1870 годов, и офицерский корпус хорошо знал об этом. Позднее его можно было бы перехитрить. Пока же «пушечному королю» сказали, что он должен проявить терпение. Но этого-то как раз Альфред не мог. На пять недель он застрял в столице, обивая пороги военного министерства в Берлине, а в последний день написал клятвенное письмо Фойхт-Ретцу: «Я сделаю все, что в моих силах, чтобы Пруссия была вооружена лучше, чем до сих пор, и чтобы подавить растущее стремление самых влиятельных людей вновь принять на вооружение бронзовые орудия». Тем не менее, он вернулся в Рур побежденным. Седан, очевидно, ничего не изменил; пророку оказывали честь в каждой стране, за исключением его собственной. Его опять обхаживал Санкт-Петербург (он проницательно уклонился: «Если начнется война между Германией и Россией, что ни в коей мере нельзя считать невозможным, я явно не могу делать вооружения для использования против Отечества»). Не так давно он сам заигрывал с Луи Наполеоном и теперь понимал свою ошибку. В то же время гражданское руководство в Бирмингеме, штат Алабама, хотело, чтобы он перевел туда свои цеха. Он остался там, где и был, будучи уверенным в том, что прусская волна до него докатится: «Все военные власти и Комиссия по проведению испытаний всегда были против меня. Я взойду на вершину вопреки всем им, как и прежде».