Очаровательная сумасбродка - Эллисон Чейз

Увы… Вместо этого Колин лишь тяжело вздохнул и убрал с ее лица выбившиеся из прически кудряшки.

— Господи, как ты прекрасна! — выдохнул он.

Он снова поцеловал ее, и его язык проник в теплую сладость ее рта, когда ее губы приоткрылись под его натиском. Подгоняемый страстью, которая так давно рвалась наружу, Колин стал поглаживать все ее тело, искал самые женственные его части, изучал каждый изгиб, каждую линию, скрытые одеждой, а она, тяжело дыша, так и льнула к нему. Он взвесил в ладонях ее груди, ласкал ее бедра, живот, ягодицы. Дрожа, но ни на миг не забывая о том, что в этом месте нельзя терять ни минуты, и чувствуя, как кровь закипает в его жилах, Колин подхватил ее юбки со шлейфом и приподнял их.

Холли пробормотала что-то невнятное, и его руки замерли, а сердце неистово заколотилось в грудной клетке. Но потом непонятное слово снова сорвалось с ее губ, и он понял, что она сказала: «Да». Холли крепче обняла его.

Колин снова подхватил ее на руки. На этот раз он подошел к кровати и бросил ее в море лунного света, разлившееся на покрывале. Склонившись над ней, он взял ее лицо в ладони и прижался губами к ее нежной шее, однако то и дело прерывал поцелуй, чтобы снова и снова повторять ее имя.

Тело Колина ответило на порыв страсти, и его плоти стало совсем тесно в панталонах. Рванув пуговицы на ее жакете для верховой езды, Колин развел его полы в стороны и уткнулся лицом в ее лиф, зарываясь носом и губами в солоноватую плоть. Пряный, острый аромат ее тела кружил ему голову, заставлял его стонать от наслаждения. Колин сорвал с себя камзол. Следом за ним последовал и галстук. Затем, не замечая завязок, он снял через голову рубашку и отбросил ее в сторону.

Усадив и Холли, Колин стал расстегивать пуговицы на спинке ее платья. Вскоре оно присоединилось к куче одежды на полу. Холли потянулась к шнуркам, удерживающим ее юбку.

Голос разума пытался образумить Колина, и он остановил ее, взяв ее за руки.

— Ты должна сказать, чтобы я катился к дьяволу, — хрипло прошептал он.

Холли схватила его за плечи и привлекла к себе — нос к носу.

— Если ты хочешь катиться к дьяволу, — сердито и яростно промолвила она, — тогда катись! Но меня в это дело не втягивай!

— Я лишь хотел сказать…

Холли покачала головой:

— Нет, ты можешь поступить, как пожелаешь, будь со мной здесь, сейчас, потому что тебе этого хочется.

Сердитая кудряшка упала на ее лицо. Она сдунула ее, но тут ее горячность внезапно погасла: Колин увидел перед собой ранимую, добродетельную, невинную девушку, которая пряталась в ней под маской решительной, ни перед чем не останавливающейся амазонки.

— Я здесь, — прошептала она, — и я делаю то, чего не делала никогда, потому что…

— Почему, моя дорогая? Почему именно сейчас?

— Из-за тебя, — просто сказала она, и ее голос завибрировал, как струна арфы. — И я не остановлюсь.

— Я тоже.

Если бы ему свыше предложили исполнить единственное желание, он попросил бы изменить его жизнь, семью, отца… избавить его от необходимости исполнять обязанности сына герцога. Но он нипочем не пожелал бы оказаться сейчас где-то, кроме этой комнаты, этой кровати, где он может смотреть в глаза единственной для себя женщины. Потому что от этого он не отказался бы даже ради самого драгоценного жеребца на свете.

Этой ночью Колин забудет о том, что он — граф Дрейтон, наследник герцога Мастерфилда. Он будет обычным человеком, который лежит рядом с распростертой на кровати, самой желанной для него богиней, глаза у которой затуманились от желания и готовности быть рядом с ним. Видя нежность в ее глазах, Колин чувствовал себя замечательно, ему было хорошо, как никогда в жизни. Что бы дальше ни произошло между ними, Холли уже преподнесла ему драгоценный подарок, о котором он и мечтать не мог.

— Ничто больше не существует этой ночью, — прошептал он, касаясь нежной мочки ее уха. — Мы не будем думать об этом в доме моего отца. Считай, что мы вообще находимся не в доме, а на облаке, прямо под раем.

— И никто не может причинить нам вред, помешать нам, — вымолвила она тихо.

— Это верно, сердце мое.

Колин стянул ее юбки вниз, открывая взору длинные, стройные ноги Холли, которые теперь прикрывала только рубашка. А затем, приподнявшись вверх, он провел губами дорожку от ее подбородка к шее, к нежным выпуклостям грудей, прикрытых сверху сорочкой.

— Мы свободны.

Колин запустил пальцы в ее волосы, а она сцепила руки у него на затылке и привлекла его ближе к своему бюсту.

— Свободны… и можем делать то, что захотим.

— Исполнить все свои желания.

Ее соски, темнеющие под тонким муслином сорочки, так и манили Колина. Он поцеловал каждый, втягивая его в рот, лаская языком. Его восставшая плоть все сильнее давала о себе знать, но, как это ни печально, заставила его вспомнить о необходимости установить границы.

Удовлетворить желание можно многими способами. Этой ночью он может стать учителем, а она — ученицей. Отрезанная от остального мира кровать станет их тайной классной комнатой.

Приподняв сорочку, Колин увидел бесконечно длинные ноги Холли и с полуулыбкой посмотрел на нее, а затем перевел взор на ботинки и чулки.

— Хм… Снять или оставить?.. — Его палец скользнул от мыска ботинка к его верхней части, обхватывающей ее мускулистую ногу, проник в него на дюйм-другой и стал там шевелиться. Холли заерзала и засмеялась. — Щекотно?

— Нет! — чересчур поспешно ответила она.

Улыбка Колина стала еще шире. Вынув палец из ее ботинка, он провел ладонями по ее ногам до колен. Добравшись до ее мускулистых бедер, он остановился.

— Господи, подумать только, что верховая езда сделала с этим телом!

Он слегка сжал ее бедра, и Холли тихонько вскрикнула.

— Не надо!

— Слишком поздно, моя дорогая. Твоя тайна раскрыта. — Наклонившись, Колин поцеловал ее в живот сквозь сорочку. — У Холли Сазерленд есть одна слабость, и я намереваюсь использовать ее себе во благо. Ну а теперь твои чулки и ботинки… Полагаю, снимать их не надо — пока.

Продемонстрировав Холли безнравственность своих намерений многозначительной улыбкой, Колин сел, взял ее за колени, согнул их и развел в стороны. А затем устроился между ее ног и провел носом по ее шее.

Услыхав низкий стон, Колин сунул руку под ее рубашку.

Продолжая тихонько постанывать от удовольствия, Холли спросила:

— А тебе? Что нравится тебе?

В ответ он взял ее за руку, лежавшую на покрывале. Колин поцеловал ее, а потом поднес к своей груди и слегка погладил ею свои развитые мускулы. Холли оказалась хорошей ученицей: уже через мгновение она принялась жадно ласкать и изучать его тело, и от каждого из этих горячих прикосновений дрожь пробегала по нему вплоть до чресел. А когда ее рука стала опускать ниже, следуя по мохнатой поросли на его груди до узкой дорожки внизу живота, Колин едва не потерял и без того хрупкое самообладание.