Отказать Пигмалиону - Наталия Миронина

– Я не понимаю, чем хороша эта дилетантская работа?! Человек, который написал этого ребенка, никогда и нигде не учился. Вы посмотрите на пропорции…

Снова повисла неловкая тишина, которую нарушил тихий голос Али:

– Нет, правда, а чем так интересна эта картина?

– Тем, что здесь изображен отпрыск старинного немецкого рода, тем, что писал портрет член не менее доблестной немецкой семьи. Потомки этой семьи могли знать Генриха Вальпота, первого магистра!

– Помилуйте, но это потомки! И потом живопись не может гордиться геральдикой. – Голос Вадима окреп, в нем послышалась откровенная насмешка. – Что мне синий бархат Кремциллингов, если изображение смешно в своей неумелости. Впрочем, видимо, я равнодушен к титулам, а потому оценить прелесть этого полотна не могу.

– Братец, ты просто математик! Флер истории тебе не виден, он не просчитывается, он не подвластен логарифмической линейке. Листок, сам по себе ничем не примечательный, но изготовленный в наполеоновские времена, может послужить сюжетом для романа. Надо просто увидеть! Или знать. Чем больше знаний, тем больше простора для воображения, тем больше шансов получить удовольствие от окружающего тебя мира. – Юрий произнес это на отличном английском языке. («Двадцатая школа иностранные языки преподает отлично!» – усмехнулся про себя Вадим.)

– Спасибо, что вы заступились за меня! И за этого несчастного младенца! Впрочем, его охраняет тот самый синий с золотом щит!

Последнюю свою фразу Тенин произнес с таким придыханием, что стало ясно, Готский Альманах – это его библия, а гербы, рыцари, титулы, замки – это все, перед чем хозяин дома испытывает трепет. Его жилье, в котором он обосновался так комфортно, так по-барски, не что иное, как стремление приблизиться к этим самым отпрыскам и потомкам, имеющим на своих гербовых щитах львов, змей, орлов. Сам Тенин этого уже никогда не достигнет, но чужое геральдическое древо отбрасывало соблазнительную тень. Это было трогательно и мило, если бы не чрезмерное подражательство. Старые европейские фамилии, упомянутые вскользь, словно имена соседей по лестничной клетке, латинские выражения, немецкие слова, вставляемые в речь, рассуждения о прошлых политических событиях – все это был театр, в котором герр Тенин играл с удовольствием. Вадим, обычно готовый к великодушию, на этот раз был беспощаден.

– Иные русские крепостные писали для своих господ куда профессиональнее. Герр Тенин, я бы с удовольствием преподнес вам небольшую работу, и вы могли бы сравнить, но, боюсь, расстаться мне будет тяжело – художник был крепостным графа Черемисина. Слыхали о таком?

Герр Тенин хохотнул и погрозил Вадиму пальцем. Все в который раз облегченно вздохнули – легкой вечеринки не получалось.

– Фрейлейн Корсакова, выручайте, иначе мы тут все перессоримся! Спойте нам! Что-нибудь на ваше усмотрение. – Хозяин дома подвел Алю к роялю.

Она, расстроенная несдержанностью Вадима, кивнула. Ей хотелось, чтобы Вадим был помягче и с Тениным, и с братом, чтобы он получил удовольствие от этого визита, – что ни говори, а посмотреть на эту жизнь вблизи было очень интересно. И в конце концов, они здесь пробудут всего несколько дней – можно быть снисходительнее. Аля, сама того не подозревая, за год учебы в Зальцбурге усвоила одно из самых важных правил европейской жизни – чужая жизнь обсуждению не подлежит.

– С удовольствием, а кто мне будет аккомпанировать? – Аля решила на всякий случай не встречаться взглядом с Вадимом. Недовольство на его лице она почему-то принимала и на свой счет.

Небольшая суета с выбором, поиски нот в большой стопке, и вот уже одна из приглашенных дам сидит за старым роялем. Аля совсем не волновалась – люди, собравшиеся здесь, были доброжелательны. Она решила, что петь будет так, как пела обычно дома, – не напрягая голос, не стараясь показать «товар лицом». И от этого спокойствия ее голос зазвучал так, как никогда прежде. В гостиной было тихо, люди наконец умиротворились пением этой красивой девушки. И только одного Вадима не отвлекла старинная итальянская песня. Раздражение ненатуральностью обстановки не проходило. Ему хотелось как можно скорее увезти Алю в Зальцбург. Еще днем, воспользовавшись любезным предложением хозяина, Вадим успел заглянуть в библиотеку. Там на большом столе он обнаружил внушительный фотоальбом, а открыв его, увидел снимки герра Тенина. Вот он на старинной каменной скамеечке в одиночестве думает над очередным шахматным ходом. Его визави – большой плюшевый медведь. На другом снимке хозяин замка стоял в длинном шелковом халате, оранжевых чулках и старинных тапочках. Подпись гласила: «Утро в Bibеldorf. Окидываю поместье хозяйским глазом». Но больше всего Вадима изумила фотокарточка, где щеголеватый Алекс Тенин стоял перед двумя внушительными постройками, а витиеватый почерк гласил: «Тяжелый выбор: один арабский скакун или 500 лошадиных сил под капотом серебристого цвета? Что сегодня мне по душе? Вот в чем вопрос!» Из всего этого потомки должны были сделать вывод, что Алекс Тенин склонен к созерцательным занятиям, богат, а самая большая проблема его жизни – «нелегкий» выбор между дорогой лошадью и шикарным автомобилем. Вадим закрыл альбом и вздохнул – странности хозяина дома оборачивались мелким тщеславием. С другой стороны, этой всей роскоши человек добился сам, заработал. Не с неба на него упали эти луга, лес, большой добротный дом и старинный сад. Во всяком случае, Вадиму хотелось в это верить. Но вот что удивительно, именно ему, Тенину, не хотелось прощать позерства, преклонения перед аристократией и желания сойти за «своего» в этих безмятежных австрийских краях. «Неудивительно, что, кроме языка, ничего русского в нем не осталось, – в доме невозможно найти ни одного упоминания о России. Вряд ли это случайность. Это или позиция – отторжение всего, что связано с родиной. Или особое устройство души», – Вадим неприятно думал о Тенине.

Вечер тем временем плавно покатился дальше, больше кочек и ухабов не было. Вадим, совсем как в детстве, устроился в углу на диване, а главную роль играли Тенин и Юрий. Эти двое подружились, как выяснилось, достаточно давно – Тенин хотел приобрести картину одного советского художника.

– Не подумайте, не себе! Это не мой профиль! Один знакомый просил, но не знал, как выйти на продавца. – Тенин развел руками. – А Юрий мне помог, очень помог. Он – дипломат прирожденный, у него правильный английский, что редко бывает не у носителя языка. Сделка состоялась, мы ее отметили, разговорились и поняли, что отлично поладим друг с другом. Надо признаться, что и коммерческой хваткой бог его не обидел!