Отряд скорби - Тим Хэй

Как будто чувствуя, что Бак хочет заговорить, бен-Иегуда предупредил его:

— Мы не должны сейчас искажать наши впечатления, пересказывая их словами. До завтра, мой друг.

Раввин обернулся — оказалось, что на обочине стоит его машина, а рядом с ней прогуливается шофер. Доктор подошел к передней дверце и открыл ее для Бака. Бак сел в машину и шепотом поблагодарил своего спутника Раввин обошел машину спереди, прошептал что-то шоферу, и машина рванулась с места, оставив бен-Иегуда на обочине.

— В чем дело? — спросил Бак, вытянув шею, чтобы посмотреть на темный силуэт, исчезающий во мраке. — Он сумеет найти обратную дорогу?

Шофер ничего не ответил.

— Надеюсь, я ничем его не обидел

Шофер посмотрел на Бака с извиняющимся видом и пожал плечами

— Никакой англиски.

Он отвез Бака к гостинице «Царь Давид». Дежурный администратор вручил мистеру Уильямсу конверт. Письмо было от Рейфорда, но так как на нем не было пометки «срочно», Бак решил отложить разговор с капитаном до утра. Если он не дозвонится утром, они все равно увидятся на церемонии подписания договора.

Бак не стал включать свет. Через стеклянную дверь он вышел на маленький балкончик среди деревьев. Сквозь ветки в ясном небе виднелась полная луна. Дул слабый ветер, становилось прохладно. Бак застегнул воротник рубашки и погрузился в созерцание красоты южной ночи. У него было чувство, что он самый счастливый человек на земле. К тому, что он сделал прекрасную профессиональную карьеру, и к его отшлифованному таланту прибавилось то, что он стал свидетелем нескольких потрясающих прямых вмешательств Бога в историю мира.

Он был в Израиле во время нордландского нападения полтора года назад. Тогда Бог явно устранил опасность, угрожавшую Его избранному народу Бак был в воздухе, когда произошло восхищение. Самолет вел человек, с которым потом так близко сведет его жизнь, а старшей стюардессой была женщина, чья судьба на его совести, и еще дочь этого пилота… Он был бы убежден, что любит ее, если бы только точно знал, что такое любовь.

Бак ссутулился, опустил рукава рубашки и скрестил руки на груди. Он избежал автомобильного взрыва в Лондоне; он пришел к Христу в начале конца мира. Сверхъестественным образом он был спасен, став свидетелем двойного убийства, совершенного самим Антихристом. А сегодня Бак воочию увидел исполнение одного из пророчеств Священного Писания, когда убийца был испепелен огнем, исходившим из уст одного из свидетельствующих. Затем он услышал, как эти двое повторили слова, сказанные Иисусом больше двух тысяч лет назад… Баку хотелось стать смиренным, хотелось рассказать своему Творцу и Спасителю, каким недостойным и вместе с тем благодарным он себя чувствует.

— Все, что я могу сделать, — хрипло шептал он в ночном воздухе, — это посвятить Тебе всю мою оставшуюся жизнь. Я буду делать то, что Ты хочешь, отправляться туда, куда Ты будешь посылать меня, подчиняться Тебе, несмотря ни на что.

Он вытащил из кармана диктофон и перемотал ленту. Когда послышался разговор, свидетелем которого он был совсем недавно, Бак был поражен тем, что не услышал английского. Потом он подумал, что удивляться тут нечему подобные вещи происходили в течение всего этого дня. Но ведь он слышал, по крайней мере, три языка. Бак распознал еврейский, хотя и не знал его. Он распознал греческий, хотя и его не знал. И еще один язык, которого, по убеждению Бака, он вообще никогда не слышал. Этот язык свидетельствующие использовали, когда напрямую цитировали Христа. Наверное, это был арамейский.

В конце записи Бак услышал, как бен-Иегуда что-то спрашивает по-еврейски. Он вспомнил, что тогда он воспринял это как английский: «Вы больше не будете говорить с нами?» Но после этого он не услышал никакого ответа.

Потом были записаны его собственные слова: «У меня еще много вопросов» и после паузы — «До свидания и спасибо». Но то, что эти люди говорили его душе, не записалось.

Бак взял ручку и пометил наклейку, чтобы исключить возможность случайной перезаписи этой бесценной кассеты.

Единственное, что оставалось сделать, — это поделиться с Хлоей. Он посмотрел на часы. В Израиле была полночь, значит, в Чикаго около шести вечера. Когда Бак дозвонился до Хлои, говорить он мог с большим трудом. Кое-как он сумел пересказать

события вечера, перемежая рассказ слезами, и Хлоя плакала вместе с ним.

— Бак, — сказала она под конец, — сколько лет мы прожили без Христа! Я буду молиться за раввина.

Спустя несколько минут Рейфорда разбудил телефон. Он подумал, что это звонит Бак, и надеялся, что тот еще ни от кого не услышал новости о планах Карпатиу в отношении средств массовой информации.

— Папочка, это я! — раздался в трубке голос Хлои. — Я только что разговаривала с Баком, но у меня не было желания говорить с ним о проблемах прессы. Ты ведь слышал про это?

Рейфорд ответил, что слышал, и спросил, уверена ли она, что Бак ничего не знает. Она передала ему все, что Бак рассказал ей о вечерних событиях.

— Я постараюсь позвонить ему утром, — сказал Рейфорд. — К тому же я уверен, что он уже слышал об этом от своих коллег, так что я не окажусь первым.

— Он был так взволнован, папа. Сейчас неподходящее время, чтобы сообщать ему такие новости. Не представляю, как он будет на это реагировать. Как ты думаешь, что с ним будет?

— Бак выплывет. Ему придется присмиреть, поскольку, куда бы он ни устроился, работать все равно придется на Карпатиу. Но все обойдется. Насколько я его знаю, он найдет способ говорить людям правду, либо эзоповым языком в изданиях Карпатиу, либо в изданиях, которые будут продаваться из-под прилавка.

— Похоже, что Карпатиу хочет взять под свой контроль абсолютно все.

— Безусловно, это так.

Рейфорд попытался позвонить Баку в половину седьмого утром, но уже не застал его.

Бак никогда не видел, чтобы Стив Планк так спешил.

— Эта работа мне по-прежнему нравится, — сказал Планк, собираясь со своей свитой в короткую поездку по старому городу. — Карпатиу наступили на больную мозоль, и он поддал мне жару.

— А в чем дело?

— Ничего особенного. Просто у нас во всем должен быть порядок, вот так.

— И ты пытаешься уговорить меня работать с ним? И не подумаю.

— Ты что, собираешься обдумывать этот вопрос еще пару недель?

— Да.

Бак внутренне улыбнулся. Он уже принял решение отвергнуть предложение насчет «Трибюн» и остаться в «Глобал уикли».

— Ты собираешься с нами в Багдад?

— Пока не знаю, как туда добраться. Но только не с вами.

— Бак, туда не так просто добраться. У нас есть место, а тебе так или иначе придется работать на Карпатиу. Так что поедем вместе. Тебе понравятся его планы насчет Нового Вавилона, и если верить сообщениям, дела там уже идут прекрасно.

— Я буду работать на Карпатиу? Мне казалось, мы уже все выяснили по этому поводу.

— Это всего лишь вопрос времени, мой мальчик.

— Надейся, — ответил Бак.

Его заинтересовал удивленный взгляд Планка. В этот момент Бак увидел Джима Борланда, который разбирался в своих заметках.

— Привет, Джим, — сказал он.

Борланд посмотрел на него исподлобья.

— Еще не интервьюировали Карпатиу?

— Нет, — ответил Борланд. — Он сейчас озабочен тем, чтобы перенести подписание.

— Перенести подписание?!

— Он опасается этих пророков у Стены Плача. Солдаты могут очистить площадь от туристов, но тогда эти парни у Стены получат аудиторию, состоящую из толпы принимающих участие в подписании договора.

— Огромная толпа! — заметил Бак.

— Не смейся! Я не понимаю, почему они не убрали этих бродяг из города.

— Ты не понимаешь?

— В чем дело, Бак? Ты думаешь, эти старые придурки зальют своим огнем целую армию? Смотри на вещи серьезно. Ты веришь в эти бредни об огне?

— Я видел того парня, Джимми. Он был сожжен.

— Ставлю миллион против одного, что это было самосожжение.

— Это не было принесением себя в жертву, Джим. Он упал на землю, и один из тех двоих испепелил его

— Огнем из своего рта?

— Я видел это собственными глазами.

— Хорошо, что не за тобой основная статья, Бак. Ты теряешь себя. Может, ты скажешь, что ты также получил у них эксклюзивное интервью?

— Не совсем эксклюзивное и не совсем интервью.

— Другими словами — нет, если называть вещи своими именами.

— Нет. Я был у них поздно вечером; разговора типа вопрос-ответ не получилось. Это все, что я могу сказать.

— Если ты собираешься заняться фантастикой, тебе следует поискать себе другое место. Ты можешь, конечно, публиковаться у Карпатиу, но вряд ли у него ты получишь намного больше свободы.

— Я не буду работать у Карпатиу.

— Тогда тебе вообще не найдется места в прессе.