Отряд скорби - Тим Хэй

— Другими словами, вы, президент Мексики и премьер-министр Канады будете подчиняться послу Северной Америки в ООН?

— Именно так, Уильяме. И забудьте про ООН. Теперь это — Мировое Сообщество.

— Моя ошибка.

— Конечно, ошибка, только не ваша.

— Сэр, могу я быть чем-нибудь полезен?

Президент Фитцхью посмотрел в потолок и вытер рукой пот со своего лица.

— Не знаю. Наверное, мне просто нужно было облегчить душу. Может быть, я думал, что у вас найдется какая-нибудь идея. Все, что мы пока можем сделать в отношении этого человека, это немножко притормозить его. Должно же быть и у него слабое место.

— Я бы хотел оказаться более полезным, — сказал Бак, неожиданно осознав, как он преуменьшает в этой фразе свои возможности. Но он не станет разоблачать Николае Карпатиу как убийцу и лжеца, как Антихриста, обладающего сверхъестественными гипнотическими силами. 1Т хотя Бак будет противостоять ему, без помощи Христа никто не услышит его и не согласится с ним. Кром*л того, из Священного Писания было очевидно, что даже последователи Христа не смогут сделать ничего большего, как только стойко держаться перед его лицом. Появление Антихриста было предсказано за сотни лет. Эта драма должна быть доиграна до самого конца.

Николае Карпатиу хочет проглотить президента Соединенных Штатов и всех, кто стоит на его пути. Он добьется высшего могущества Вот тогда и разразится настоящая война — битва между небесами и преисподней. Оконча нием холодной войны станет эта смертельная битва. Бак почувствовал своеобразное удовлетворение в том, что с самого начала ему точно известен конец… если бы только он был известен ему всего несколько недель назад

Помощник, который представил Бака президенту Фитцхью, вежливо прервал их.

— Извините, мистер президент, генеральный секретарь просит вас о пятиминутной встрече перед началом церемонии.

Фитцхью снова выругался.

— Думаю, нам надо прощаться, Уильяме. Во всяком случае, я ценю, что вы выслушали меня и благодарен за конфиденциальность.

— Конечно, сэр. Будет лучше, если Карпатиу не увидит меня здесь, а то он будет спрашивать, о чем был разговор.

— Конечно. Послушай, Роб, выйди отсюда и скажи людям Карпатиу, что эта комната не подходит, что мы встретимся с ним через минуту в другом помещении. И приведи ко мне Толстяка.

Оказалось, что «Толстяк» была кличка того агента, который встречал Бака. Кличка никак не подходила элегантному молодому человеку.

— Толстяк, выведи отсюда Уильямса так, чтобы люди Карпатиу не заметили его.

Президент завязал галстук, застегнул куртку, и его повели в другую комнату для встречи с Карпатиу. Толстяк прикрывал Бака, пока проход не был очищен. Потом Бак отправился в помещение, примыкающее к сцене, где ею представят как члена американской делегации.

В соответствии с билетом Рейфорду досталось место недалеко от американских правительственных сановников. Он был одним из тех немногих, кто знал, что свидетельствующие у Стены Плача правы, что они праздновали заключение неправедного союза. Знать-то он знал, но чувствовал полное свое бессилие. Никто не может повернуть колесо истории.

Этому его научил Брюс Варне.

Рейфорд уже скучал по Брюсу. Ему нравились их ночные встречи, и он ценил те знания, которые получал там. У Брюса была хорошая интуиция. Святая земля вновь стала ареной важнейших в мировой истории событий. Если отсюда выйдут первые из ста сорока четырех тысяч еврейских новообращенных, Брюсу нужно находиться здесь.

Брюс говорил Рейфорду, Хлое и Баку, что новообращенные двинутся со всех концов земного шара и пожнут невероятную жатву — может быть, миллион душ. Эти сто сорок четыре тысячи будут евреями, по двенадцать тысяч от каждого из двенадцати израильских колен. Но они будут собираться со всего мира с учетом рассеяния евреев в ходе истории. Рейфорд вообразил, как евреи организуют церковные общины в своих странах и, проводя службу на своих языках, привлекут к Иисусу-Мессии миллионы.

Несмотря на все предстоящие страдания и муки, будет одержано множество величайших побед. Рейфорд предвидел их. Но он был не в восторге от того, что будут возникать и множиться Отряды скорби. Кто знает, как повернется судьба Бака, если Карпатиу действительно приберет к рукам всю прессу. Если сложатся отношения между Баком и Хлоей, им придется уехать куда-нибудь далеко.

Он повернулся в своем кресле и осмотрел собравшихся. Места заняли сотни людей. Охрана была очень плотной. К исходу часа он увидел, как загорелись красные лампочки на телевизионных камерах. Музыка зазвучала громче. Репортеры заговорили шепотом в свои микрофоны. Публика притихла. Рейфорд выпрямился, держа фуражку на коленях, и подумал о том, сможет ли его увидеть Хлоя в Чикаго? Там уже середина ночи, и вряд ли она будет высматривать его так же, как Бака. Заметить Бака было очень просто. Он сидел на возвышении, прямо за креслом одного из представителей подписывающих сторон, доктора Розенцвейга.

Под вежливые аплодисменты были названы высокие лица: старые члены кнессета, послы разных стран мира, американские государственные деятели и бывшие президенты, затем пошел второй ряд — те, кто находились за первыми креслами. Бак был представлен как «мистер Камерон «Бак» Уильяме, бывший ведущий журналист, а ныне обозреватель Средневосточного бюро «Глобал уикли», Соединенные Штаты Америки «. Рейфорд улыбнулся тому, что Бак получил холодный прием. Очевидно, все недоумевали, кто он такой и почему приравнен к сановникам.

Самые громкие аплодисменты были припасены для последней пятерки: главного раввина Израиля, лауреата Нобелевской премии ботаника Хаима Розенцвейга из Израиля, премьер-министра Израиля, президента Соединенных Штатов и генерального секретаря Мирового Сообщества.

Когда был объявлено имя Карпатиу и он вошел в зал со своим фирменным сочетанием скромности и уверенности, аудитория встала. Рейфорд неохотно поднялся и сделал вид, что аплодирует, засунув фуражку под мышку. Ему было трудно примирится с аплодисментами врагу Христа.

Хаим Розенцвейг повернулся, чтобы посмотреть на Бака, который улыбнулся ему. Баку хотелось бы спасти своего друга от этой катастрофы, но сейчас это было невозможно. Он мог лишь предоставить Розенцвейгу наслаждаться этим моментом, поскольку впереди его ждет не так уж много подобных мгновений.

— Это великий день, Камерон, — прошептал он, взяв, руку Бака в свои.

Он похлопал Бака по руке, как будто тот был его сыном.

На какой-то короткий миг Баку почти захотелось, Чтобы Бог не мог видеть его. Повсюду мелькали вспышки, запечатлевая для истории сановников, подписывающих исторический договор. А Бак был единственным, кто знал, кем является Карпатиу, знал, что с подписания Договора формально начинается время скорби.

Тут Камерон вдруг вспомнил про припасенную по наказу Стентона Бейли карточку «Глобал уикли», которую он положил в боковой карман пиджака. Бак не обратит внимания на то, что из-за его неловких движений липучка приклеила его пиджак к подлокотнику кресла. В результате этого, когда Бак приподнялся, чтобы прикрепить карточку, его незастегнутый пиджак остался в кресле, а Бак оказался в одной рубашке. Пока он разбирался со своей одеждой его десятки раз сфотографировали как какого-то нелепого акробата.

Когда смолкли аплодисменты и все сели, Карпатиу поднялся, держа в руках микрофон.

— Это исторический день, — начал он, широко улыбаясь. — Хотя все произошло в рекордно короткое время, потребовались гигантские усилия, чтобы собрать необходимые для этого ресурсы. Сегодня мы должны воздать должное многим: во-первых, моему любимому другу и учителю, блестящему доктору Розенцвейгу из Израиля.

Аудитория откликнулась с энтузиазмом; Хаим слегка привстал, согнувшись, сделал небольшой поклон и как-то по-детски улыбнулся. Баку хотелось похлопать его по спине, поздравить, но ему было больно за своего друга Розенцвейга попросту использовали, его превратили в маленькую составляющую дьявольского заговора, в результате которого мир станет небезопасным для него самого и для его близких.

Затем Карпатиу пропел хвалу главному раввину, премьер-министру Израиля и, наконец, «достопочтенному Джеральду Фитцхью, президенту Соединенных Штатов Америки, самому большому другу Израиля за всю его историю».

Бурная овация. Фитцхью приподнялся на несколько сантиметров в знак признательности и, когда аплодисменты уже начали стихать, Карпатиу заставил их продолжить сунув микрофон под мышку и громко зааплодировав.

Фитцхью, по-видимому, был очень смущен и почти растерян, он посмотрел на Карпатиу, как бы спрашивая, что ему делать. Карпатиу излучал улыбку, как будто испытывая восторг за своего друга президента. Он протянул микрофон Фитцхью. Сначала президент никак на это не реагировал, потом, по-видимому, отверг его. Наконец, ему пришлось взять микрофон в руки под гром всей аудитории.