Миры Роджера Желязны. Том 13 - Роджер Желязны

— Приговор! — повторил Кассий.

Сенаторы медленно опустили вниз большие пальцы.

— Вы не уйдете!

Смит усмехнулся и зажал тунику Кассия в мощной скульптурной хватке.

— Недомерок! — сказал он. — А как ты собираешься нам помешать? Стоит Глории взвизгнуть, и явится сторож, который включит сигнал тревоги. Стоит мне разок тебя стукнуть, и ты неделю проваляешься без памяти.

— Когда сторож заснул, мы отключили его слуховой аппарат, — улыбнулся Кассий. — И критики не лишены воображения, уверяю вас. Прочь руки, не то вам будет худо.

Смит сжал его покрепче.

— Только попробуйте!

— Приговор! — улыбнулся Кассий.

— Он из нынешних, — сказал один.

— И, значит, из упорствующих, — добавил второй.

— Львам его, вместе с христианами! — добавил третий.

И Смит в панике отпрыгнул: ему почудилось какое-то движение в полном тенями углу. Кассий вырвался.

— Этого вы не можете! — крикнула Глория, пряча лицо в ладонях. — Мы из Греческого периода!

— По-гречески жить, по-римски выть, — ухмыльнулся Кассий.

В ноздри им ударил кошачий запах.

— Но как вы смогли — здесь?.. Лев?.. — спросил Смит.

— Особый профессиональный гипнотизм, — сообщил Кассий. — Почти все время зверя мы держим в парализованном состоянии. Вас не удивляло, что этот музей никогда не грабили? Нет, попытки были! Но мы защищаем свои интересы.

Из теней мягкой походкой медленно вышел худосочный лев-альбинос, который обычно спал с внутренней стороны главного входа, и зарычал. Один раз и громко.

Смит загородил собой Глорию, когда огромная кошка начала готовиться к прыжку, и покосился на Форум. Но Форум был пуст. Только словно шелестела крыльями стайка кожаных голубей, уносясь вдаль.

— Мы одни, — констатировала Глория.

— Беги! — скомандовал Смит. — Я постараюсь его задержать. Выберись наружу, если сумеешь.

— Покинуть тебя? Никогда, любимый! Вместе. Теперь и навеки!

— Глория!

— Джей Смит!

В этот миг зверь вознамерился прыгнуть и тут же привел свое намерение в исполнение.

— Прощай, моя возлюбленная.

— Прощай! Но один поцелуй перед смертью, молю. Зверь завис высоко в воздухе, испуская голодное покашливание.

— Валяй!

Они слились в поцелуе.

Вверху висела луна, высеченная в форме кошки, бледнейшего из зверей, висела высоко, висела угрожающе, висела долго…

Лев начал извиваться и бешено бить когтистыми лапами в том среднем пространстве между полом и потолком, для которого в архитектуре нет специального названия.

— М-м-м! Еще поцелуй?

— Почему бы и нет? Жизнь сладостна.

На бесшумных стопах пробежала минута, ее нагоняла другая.

— Послушай, что удерживает этого льва наверху?

— Я удерживаю, — ответила подвижная абстракция. — Не только вы, люди, ищете спокойствия среди останков вашего мертвого прошлого.

Голосок был жиденький, надломленный, точно мелодия особо трудолюбивой эоловой арфы.

— Мне не хотелось бы выглядеть навязчивым, — сказал Смит, — но кто вы?

— Я инопланетная форма жизни, — протинькала абстракция, переваривая льва. — Мой космолет потерпел аварию на пути к Арктуру. Вскоре мне стало ясно, что на вашей планете моя внешность может оказаться для меня роковой, кроме как в музее, где я вызываю большое восхищение. Будучи членом весьма утонченной и, позволительно мне будет это сказать, несколько склонной к нарциссизму расе… — Абстракция смолкла, чтобы изысканно рыгнуть, а затем продолжала: —…Я наслаждаюсь пребыванием здесь, «среди горящих звезд на этом истомленном негорящем угольке (рыгание), затерянный».

— Ах вот как! — сказал Смит. — Спасибо, что скушали льва.

— Не стоит благодарности. Хотя это было не слишком благоразумно. Видите ли, я сейчас размножусь делением. Можно второе мое «я» пойдет с вами?

— Естественно. Вы спасли нам жизнь, и нам понадобится повесить что-нибудь в гостиной, когда мы обзаведемся таковой.

— Отлично.

И она размножилась делением в корчах гемиполудемисодроганий и шлепнулась на пол рядом с ними.

— Всего хорошего, я, — протинькала она вверх.

— Бывай, — донеслось сверху.

Они гордо вышли из Новейшего периода, прошли через Греческий и миновали Римский с большим высокомерием и безупречно спокойным достоинством. Уже не Поверженный Гладиатор, Скорбящая Гекуба и Ино экс махина, они забрали ключ спящего сторожа, отперли дверь, спустились по лестнице и вышли в ночь на юных ногах и щупальцах.

Божественное безумие

… Я ЭТО «?слушатели пораженные точно, застывают они и, звезды блуждающие небытия из вызывает горя вопль ЧЕЙ»…

Он продул дым через сигарету, и она удлинилась.

Он взглянул на часы и осознал, что стрелки движутся в обратную сторону.

Часы сказали ему, что десять часов тридцать три минуты вечера сменились десятью часами тридцатью двумя минутами.

А потом наступило что-то вроде отчаяния, так как он знал, что ничего не сможет с этим поделать. Он был в ловушке — двигался в обратном направлении через последовательность прошлых действий. Просто он не уловил предупредительного симптома.

Обычно возникал призматический эффект, проблеск розовой статики, сонливость, миг обостренного восприятия…

Он переворачивал страницы слева направо, его глаза бежали по строчкам в обратном направлении.

«?воздействие такое оказывает горе чье, это КТО».

Он беспомощно наблюдал из глубины глаз, как действует его тело.

Сигарета достигла своей изначальной длины. Он щелкнул зажигалкой, огонек впрыгнул внутрь, и он выстрелил сигарету в пачку.

Он зевнул. Наоборот: сначала выдохнул, потом вдохнул.

Обман чувств, объяснил ему доктор. Горе и эпилепсия породили уникальный синдром.

У него уже был припадок. Диалантин не помогал. Это были послетравматические локомоторные галлюцинации, порожденные тревожным состоянием, усугубленные припадком.

Но он не поверил, не мог поверить, после того как в обратном направлении прошло двадцать минут, после того как он поставил книгу на пюпитр, поднялся, прошел через комнату спиной до встроенного шкафа, повесил халат, в обратном порядке надел рубашку и спортивные брюки, которые носил с утра, попятился к бару и начал изрыгать мартини глоточек за прохладным глоточком, пока бокал не наполнился до краев, и не пролилось ни единой капли.

Предвкушение солоноватости маслины, и все вновь переменилось. Секундная стрелка на наручных часах бежала в обычном направлении.