Велосипед судьбы - Павел Сергеевич Иевлев

Вернулся к больнице. Психи снова разбрелись по территории, но, к счастью, прибежали на выстрелы, так что гоняться за ними не пришлось. Сначала Данька механически считал убитых, потом бросил. Ещё ночью он думал, что не сможет выстрелить в человека, а потом выстрелил в мать. Теперь думал только о том, чтобы патронов хватило, уж больно их тут много.

Внутри больницы Данька чуть не погиб – выскочивший из подсобки псих схватил его за рубашку и ударил по голове. К счастью, мальчик не выронил пистолет и успел выстрелить. Удар рассёк скулу, по лицу течёт кровь, но не сильно. Боль его даже обрадовала – без неё чего-то не хватало. Теперь он двигался осторожнее, стараясь не подходить близко к углам, из-за которых его могли бы внезапно схватить. Открывал двери – и сразу отпрыгивал. Внутри живых людей было немного, больше мёртвых. Они лежали на кроватях и каталках, накрытые простынями с головой. Те, кто ещё бродит, – в основном из персонала, в халатах. Пациентов среди них не видно. Данька поднимал простыни, смотрел на мёртвые лица. Многие оказались знакомы – городок маленький. Вот продавец из магазина на углу, добрый дядька, всегда угощавший Катьку конфетами (не думать, не думать про сестру!). Вот учительница географии, вредная придирчивая тётка. Вот отец Олега, не веривший в эпидемию. На детские тела Данька не смотрел, определяя их по размеру, поэтому кто именно из его одноклассников накрыт простынями, осталось неизвестным.

Пройдя по этажам, застрелил пятерых и увидел бессчётное количество мёртвых лиц, знакомых и незнакомых. Отца среди них не было, пришлось спускаться в подвал. Там мёртвые тела лежат просто вповалку в коридорах, остро пахнет химией и тленом. Застрелил ещё троих, перезарядился. Чуть не застрелил четвёртого, но тот подал голос:

– Погоди, пацан, не стреляй.

Мужчина с бледным измученным лицом, в халате поверх военной формы, сидит в углу, прислонившись спиной к стене. И халат, и мундир в крови, на голове подсохшая рана, лицо расцарапано.

– Что ты тут делаешь?

– Папу ищу, – сказал Данька равнодушно.

Наличие живого нормального человека сейчас казалось ему досадной помехой, отвлекающей от дела. Застрелить его как-то неловко, а разговаривать… О чём?

– Когда его привезли?

– Позавчера, – ответил мальчик, поразившись, что прошло всего два дня.

Казалось, что этот ужас длится годы.

– Тогда их ещё лечить пытались, – усмехнулся разбитыми губами военный врач, или кто он там. – Про рубула-психоз не сразу поняли.

– А потом?

– Потом пришёл приказ вводить нембутал. При первых признаках психоза. Это вроде снотворного, только в таких дозах от него не просыпаются.

– Вы их просто убивали?

– Да, пацан. Мы их просто убивали. Но потом их стало слишком много, а нас слишком мало, и они начали убивать нас. Говённая история, да?

– Да, – кивнул Данька. – Говённая.

– Твой отец либо в морге – позавчера тел ещё было немного, и их складывали в холодильники, – либо его сожгли. Но лучше бы тебе его не искать, а то нарвёшься, как я. У тебя ещё кто-то остался?

– Нет.

– Хреново. Но не хреновее, чем всем. Я, вот, например, скоро сдохну.

– Мне всё равно, простите.

– Прекрасно тебя понимаю, пацан. Мне, ты удивишься, тоже. Такие уж настали странные времена. Удачи в поисках.

– Счастливо сдохнуть, – вежливо ответил Данька и ушёл.

***

Отца он так и не нашёл. Просто отчаялся, увидев, как завален телами морг. Понял, что не в его силах докопаться до холодильников.

Пошёл обратно в город, расстреляв по дороге два магазина. Психи стали какие-то вялые, не кидаются, а просто бредут навстречу. Некоторые сидят на земле, мотая головой и тихо подвывая. Глаза у них выкачены и налиты кровью, похоже, что они уже ничего не видят. Но Данька всё равно стреляет. Зачем им жить? Незачем. Идёт по улице и стреляет. В людей. И ничего не чувствует при этом, кроме смутного желания приставить пистолет к своей голове. Но ещё не сейчас. Может быть, позже.

Пока дошёл до дома, понял, что стрелять уже не нужно. Психи явно умирают сами. Что бы ни делал с их мозгом вирус, этот процесс подходит к естественному концу. Они лежат и только слабо подёргиваются, а некоторые уже умерли или вот-вот умрут. Но Данька всё равно стреляет. Не из гуманизма. Не для того, чтобы избавить от мучений – просто так. Идёт по улице и стреляет в лежащих людей. Одежда, руки и лицо забрызганы красным, весь мир вокруг пропах порохом и кровью.

В этот момент к нему подъезжает автомобиль. Звук мотора кажется настолько неуместным, что Данька даже не сразу признаёт его реальность.

– Так, пацан, – слышит он злой женский голос, – что за херню ты тут творишь?

За рулём совершенно разбойничьего вида пикапа худая резкая девушка в чёрных очках на резинке. Посмотрев на Даньку, подняла их на лоб, открыв такие же синие, как у него, глаза.

– Значит, это ты.

– Да, – кивает мальчик, – это я во всём виноват.

– Ага, есть такая фигня. Ты точка фокуса. Не то чтобы мне есть до этого дело, я давно уже не корректор, но для всех будет лучше, если я тебя отсюда заберу. Раз уж заехала.

– Там мама и сестра, – зачем-то говорит он, показывая на