Восставшая Луна - Роберт Хайнлайн

В целом моя поездка оказалась весьма продуктивной. На обратном пути я сделал остановку в Новолене, чтобы проверить, как идут дела в старомодном заведении под названием «Десятник», которое специализировалось на пунше. Затем я собрался съесть ленч и тут случайно наткнулся на собственного отца. Мы с ним были в дружеских отношениях, но нас не слишком беспокоило, если мы не виделись год-другой. Мы заказали пиво и сандвичи и поговорили. Когда я поднялся, чтобы уйти, он сказал: «Было очень приятно повидать тебя. Свободу Луне!»

Я был настолько потрясён, что ответил ему теми же словами. Второго такого аполитичного циника, как мой старик, надо ещё умудриться отыскать. Если уж он на людях сказал такое, значит, затеянная нами кампания набирает обороты.

В Л-Сити я вернулся в приподнятом настроении и не слишком уставшим, поскольку дремал всю дорогу от кратера Торричелли. На станции «Южная» я пересел на капсулу Окружной линии, затем спустился вниз и, чтобы избежать толкотни на Казвее, направился к дому по Нижней аллее. По пути я зашёл в зал, где обычно вёл заседания судья Броуди, просто чтобы поздороваться с ним. Броуди — мой старый друг: нам с ним делали ампутации в одно и то же время. Лишившись ноги, он стал судьёй, и дела его шли вполне успешно, поскольку в те времена в Л-Сити не было ни одного другого судьи, который не занимался бы левым бизнесом, хотя бы таким мелким, как приём ставок или продажа страховок.

Если люди предоставляли предмет своей ссоры на рассмотрение Броуди, а ему не удавалось заставить их прийти к согласию, он обычно возвращал деньги и, если они решали драться, бесплатно судил их дуэль, вплоть до самого начала которой не оставлял попыток уговорить их не пускать в ход ножи.

В зале заседаний Броуди не было, хотя его шляпа лежала на письменном столе. Я уже собирался уходить, когда внезапно в зал вошла целая группа парией, судя по виду — стиляг, что вынудило меня остаться. С ними были девушка и мужчина постарше, которого они силком тащили с собой. Человек этот был изрядно потрёпан, и некоторые неуловимые особенности его одежды позволяли догадаться, что он турист.

Туристы у нас бывали даже в те времена; правда, тогда их было немного, не сравнить с нынешними ордами. Обычно они прибывали с Земной стороны, останавливались на неделю в гостинице, а затем на том же самом корабле отправлялись обратно. Большей частью они, потратив день или два на то, чтобы «полюбоваться видами», что включало в себя непременную вылазку на поверхность — глупость, которую совершает каждый турист, — начинали проводить время за азартными играми. Большинство селенитов их просто игнорировало и предоставляло им возможность сходить с ума так, как им заблагорассудится.

Один из парней — самый старший, лет восемнадцати, — спросил меня:

— Где судья?

— Не знаю. Его здесь нет.

Он растерянно закусил губу.

— Что стряслось? — спросил я.

— Мы собираемся ликвидировать вот этого типа, — ответил он серьёзно. — Но мы хотим, чтобы это решение было подтверждено судьёй.

— Поищите в окрестных пивнушках.

— Послушайте, — сказал мальчик лет четырнадцати. — Вы, случаем, не господин О'Келли?

— Верно.

— Почему бы вам не рассудить это дело?

На лице старшего появилось выражение облегчения.

— Вы сделаете это?

Я заколебался. Конечно, мне и раньше приходилось иногда выступать в роли судьи. А кому не приходилось? Но я не из любителей брать на себя ответственность. Однако меня обеспокоило то, что молодые люди говорили о ликвидации туриста. Такое непременно вызовет толки.

Я обратился к туристу:

— Вы согласны, чтобы я выступал в качестве судьи?

Он выглядел удивлённым.

— А что, у меня есть какой-то выбор?

— Конечно, — сказал я терпеливо. — Никто не вправе ожидать от меня того, что я стану вмешиваться, если вы не готовы принять мой вердикт. Но никто вас не неволит. Речь ведь идёт о вашей, а не о моей жизни.

Он выглядел удивлённым, но не испуганным. В его глазах вспыхнул огонёк.

— Вы сказали, что речь идёт о моей жизни?

— Вне всяких сомнений. Вы же слышали, парни сказали, что они собираются вас ликвидировать. Но возможно, вы предпочтёте дождаться судью Броуди?

Он не колебался ни минуты. Улыбнулся и сказал:

— Я принимаю вас в качестве судьи по моему делу, сэр.

— Как вам угодно. — Я посмотрел на старшего из парней. — Кто предъявляет претензии? Только ты и твой юный друг?

— Нет-нет, судья. Мы все.

— Я ещё не судья. — Я оглядел их. — Все ли вы просите меня стать вашим судьёй?

Все закивали; ни один из них не сказал «нет». Вожак повернулся к девушке и добавил:

— Тиш, будет лучше, если ты сама скажешь. Ты принимаешь О'Келли в качестве судьи?

— Что? О да, конечно!

Она была безвкусной маленькой дешёвкой — смазливой пышнотелой пустышкой лет примерно четырнадцати. Девицы такого сорта предпочитают не замужество, а роль королевы в банде стиляг. Самих стиляг я не виню — по коридорам они шляются только потому, что на Луне недостаточно женщин. Они целыми днями работают, а домой им по вечерам возвращаться не к кому.

— Хорошо, вы все согласны принять меня судьёй по этому делу и теперь обязаны повиноваться моему вердикту. Давайте-ка урегулируем вопрос с оплатой. На какой цифре вы, ребята, согласны остановиться? Пожалуйста, имейте в виду, что я не собираюсь выносить приговор о ликвидации за какие-нибудь гроши. Так что гоните деньги, или я просто-напросто отпущу его.

Вожак заморгал; затем парни сбились в кучу. Спустя некоторое время он повернулся ко мне и сказал:

— У нас не так уж много денег. По пять гонконгских долларов с каждого вас устроит?

Их было шестеро.

— Нет. Вам не следует даже заикаться о том, чтобы за такие деньги выносили приговор о ликвидации.

Они снова сбились в кучу.

— Судья, пятьдесят долларов. Пойдёт?

— Шестьдесят. По десятке с носа. И ещё десятка с тебя, Тиш, — обратился я к девице.

Она взглянула на меня с удивлением и негодованием.

— Давай, давай! — сказал я. — Бзавнеб.

Она моргнула и полезла в сумочку. У неё были деньги; у девиц такого сорта деньги есть всегда.

Я собрал семьдесят долларов и положил их на стол. Затем обратился к туристу:

— Вы в состоянии выложить столько же?

— Простите?

— Ребята заплатили семьдесят долларов Гонконга за судебное разбирательство этого дела. Вы должны выложить такую же сумму. Если вы не в состоянии сделать это, откройте кошелёк, и пусть все убедятся, что у вас нет денег. В этом случае вы останетесь должны мне. Но свою долю вы заплатить обязаны. За смертный приговор — это очень немного.