Proxy bellum - Михаил Алексеевич Ланцов

Где-то минут через пять боя в эфире ближней связи появился разведчик. Тот что болтался в этом квадрате. Что улучшило информированность звена. Правда в целом было уже и не важно. Пара лобовых сняла с неба пять самолетов противника. Безнаказанно.

Что если не сравняло численность, то сильно ее сблизило. И, вкупе с утратой внезапности, привело неприятеля к решению отступить. Но не в Швецию до которой было далеко, а в сторону Финляндии, что лежала в прямой видимости. До Швеции они бы не успели, ведь И-2 обгоняли их в горизонте. А тут — шанс дотянуть до зениток имелось.

И английские истребители, резко пойдя на снижение постарались разогнаться. Разойдясь широким веером. Идти группой в такой ситуации было смерти подобно…

Вечером того же дня у Фрунзе раздался звонок.

— Михаил Васильевич, — произнес секретарь, — запрос от НКИДа. Соединить?

— Кто там?

— Не уточнял. Попросили соединить.

— Ну давай.

— Михаил Васильевич, это Алексей Алексеевич. Не сильно отвлекаю?

— Что-то случилось?

— Маннергейм хочет поговорить.

— Вот как? Когда и где?

— Да сейчас — ждет на линии. Соединить?

— А соедините. Прям интересно, что он скажет.

…

— Алле. Алле. Как меня слышно? — раздался изрядно приглушенный голос. Связь в эти годы телефонная была довольно посредственной и страдала от затухания сигнала с ростом расстояния.

— Слышу вас Густав. У трубки Фрунзе.

— Михаил Васильевич, что же вы делаете? Зачем эта блокада? Простые же люди гибнут.

— Как гибнут?

— Голодают. Или вам не докладывали?

— Как они могут голодать? Их грабят что ли мародеры?

— Продуктов питания в магазинах почти нет. И цены на них взлетели до небес. Все в армию направляется.

— Продукт, Густав Карлович, это результат некой деятельности. Продукцию питания мы с вами, как и все нормальные люди, справляем в уборную. Зачем вы их в магазинах продаете и тем более в войска направляете, мне не ведомо.

— Михаил Васильевич, русский язык для меня не родной. Я имел в виду — еду.

— Продукты для питания? Да, с ними перебои. Я слышал.

— Простые же люди страдают.

— Так зачем вы забираете у них еду? Солдаты потерпеть не могут?

— Вы не хуже меня знаете, что человек с оружием не очень терпелив.

— Да, согласен, есть такая особенность. Но что вы от меня хотите?

— Женщины и дети голодают! Позвольте поставки продовольствия хотя бы для них. Вы же не с ними воюете.

— А как я проконтролирую, что это продовольствие кушают только они? Вы ведь не хуже меня понимаете, что оно пойдет в армию.

— Но… люди невинные гибнут. Не воины.

— А что, когда финны каких-то десять лет назад резали русских, вас этот вопрос не волновал?

— Вы отлично знаете, что это не так. Но я ничего не мог сделать.

— Вот и я, так получилось, ничего не могу сделать. Меня свои же не поймут, если я станут устраивать эти жесты доброй воли.

— Прошу! Сжальтесь! Это же женщины и дети!

— Вы понимаете, о чем просите? Чтобы английские и финские войска получили продовольствие. И чтобы они убили больше советских солдат. То есть, оставили сиротами уже наших женщин и детей. Вы понимаете, что хотите обменять жизни своих женщин и детей на наших. Дескать, наши могут дохнуть. Не так ли?

— Я не это имел в виду…

— Серьезно? Ну тогда спишем это на ваше недомыслие. Еще что-то?

— Я… о боже…

— Вы знали на что шли. Мы оба это знали. И эти придурки в Гельсингфорсе тоже знали. Так что вините их в гибели мирных и ни в чем неповинных людей. Нацизм, Густав Карлович, всегда таков. Эта кровожадная тварь, которая питается людьми. Пока может — чужими. А как возникают сложности — пожирает своих же. С аппетитом.

— Вы можете принять беженцев? — после затянувшейся паузы спросил Маннергейм.

— И накормить их?

— Да. Это, полагаю, единственный способ гарантировать, что военные не притронуться к их еде.

Фрунзе задумался.

На участке фронта, которым командовал лично Густав боевых действий по сути не велось. Просто редкие перестрелки больше для формальности и шума. Маннергейм прекрасно понимал расклад и старался не перемалывать своих людей в бесполезных атаках. Позволяя отличиться англичанам. Равно как и не провоцировал на активные действия РККА. Поэтому… чуть помедлив, генсек произнес:

— Мы можем договориться о перемирии на вашем участке фронта и принять беженцев. При условии, что они будут вести себя прилично и согласятся поселиться там, где мы им укажем.

— Разумеется. О ином и речи быть не может.

— Тогда я дам команду по линии наркомата обороны и иностранных дел. Граф Игнатьев знает, как с вами связаться?

— Да. Конечно.

— Тогда он свяжется. Постараемся решить этот вопрос в ближайшие дни. Но только после организации перемирия на вашем участке фронта…

Глава 3

1931, август 10. Где-то на Квантунском полуострове

Юми была добропорядочная японка. Три года тому назад она с родителями переехала с островов сюда — на Квантунский полуостров. И поселилась на землях, откуда чуть ранее согнали китайских крестьян.

Построили дом.

Занялись хозяйством.

Тихо. Спокойно. Вдумчиво.

И тут — война.

Брат ее любил бравурные высказывания, ссылаясь на то, что доблестные японские воины уже один раз северных варваров били. Да и потом, в Великую войну тех били все, кому не лень. Ибо ленивые и вечно пьяные. Но отец так не радовался и поспешных выводов не делал. Что пугало. Ее. Ведь их теперь не отделяло от этих странных дикарей море. И в случае, если брат не прав, эти самые варвары могли прийти в их дом…

В этот день она, как обычно, встала с рассветом и занялась делами. Их хватало. В частном доме их всегда в достатке.

И тут гул…

Юми заозиралась, прислушиваясь.

Крикнула брата.

Тот и сам крутил головой, пытаясь понять, что происходит. Пока не замер, указав куда-то вверх рукой.

А спустя пару минут над их аккуратным и ухоженным домиком, построенным из разобранных китайских жилищ, полетели самолеты. Много самолетов. Десятки и десятки. Если не сотни. И на их крыльях были звезды.

И братик почему-то не шутил, смотря на них…

Они находились достаточно далеко от линии фронта, которую, как заявляли местные газеты — спрямляли «для удобства обороны» и в рамках «жестов доброй воли», которые безусловно должны делать цивилизованные народы.

И тут — столько советских самолетов.

И летят они как у себя дома. Куда-то на юг — юго-восток…

В результате наступление советских БТГ, поддержанных конно-горными