Золотой дождь - Джон Гришэм

— Полагаю, вы можете отложить слушание ходатайства, — говорит судья.

— Нет, сэр. Я готов его оспорить, — отвечаю я со всей внушительностью и твердостью, на которые только способен, и кладу свою папку на стол справа от себя.

— А вы адвокат?

— Э… я только что сдал экзамен.

— Но лицензии вы ещё не получили?

Не знаю, почему я раньше не подумал об этом. Наверное, я так возгордился, что это обстоятельство совершенно выпало у меня из памяти. К тому же Брюзер ведь сам собирался выступить, позволив мне что-нибудь промямлить для практики.

— Нет, сэр. На следующей неделе я присягаю на церемонии вручения лицензий.

Один из моих противников так громко откашливается, что судья смотрит в его сторону. Я оборачиваюсь и вижу импозантного джентльмена в темно-синем костюме в тот самый момент, как он торжественно встает.

— С позволения суда, — говорит он, как говорил уже тысячу раз, — для протокола: меня зовут Лео Ф. Драммонд из «Тинли Бритт», я выступаю как советник фирмы «Прекрасный дар жизни». — Он вещает сдержанно, солидно, и все это предназначено для ушей его давнего друга и йельского напарника. Стенографистка, запечатлев эти слова, возвращается к прерванному занятию — полировке ногтей. — Мы также возражаем против того, чтобы в деле участвовал этот молодой человек. — И он плавно простирает руки в мою сторону. Слова его медленны и весомы. И я уже ненавижу его. — Как! Он даже не получил ещё лицензии.

Я ненавижу его покровительственный тон, его глупую мелочность. Ведь это только слушание ходатайства, не само судебное заседание.

— Ваша честь, я получу лицензию на следующей неделе, — упираюсь я. И то, что я злюсь, очень помогает говорить громко и твердо.

— Но этого недостаточно, ваша честь. — Драммонд широко разводит руками, словно сама мысль выступать без лицензии невероятно комична. Внимание, надо сдерживать себя.

— Ваша честь, я сдал экзамен.

— Большое дело, — делает выпад Драммонд.

Я смотрю ему прямо в лицо. Рядом с ним ещё четверо, трое из них сидят за столом с блокнотами на изготовку. Четвертый сидит за ними. Я ловлю их общий насмешливый взгляд.

— Да, большое дело, мистер Драммонд. Справьтесь-ка об этом у Шелла Бойкина, — отвечаю я.

Лицо Драммонда вытягивается, он слегка отступает назад, будто уклоняясь от удара. Мне даже кажется, что они все четверо немного смущены. Конечно, дешевый ударный прием, но я в силу некоторых причин не мог сдержаться. Шелл Бойкин один из двух студентов с нашего курса, которому выпала привилегия быть принятым на работу в «Трень-Брень». Мы три года презирали друг друга и вместе держали экзамен в прошлом месяце. Но в субботней газете его имя в списке выдержавших не значилось, и я уверен, его великолепная фирма слегка сконфужена: как это один из её умненьких молодых новобранцев провалился?..

Драммонд ещё больше хмурится, а я широко улыбаюсь ему в лицо. В эти короткие секунды, когда мы стояли напротив и зорко следили друг за другом, я получил безмерно ценный урок. Мой противник — тоже человек. Он может быть легендарно удачливым судебным адвокатом, очень заслуженным и со множеством почетных степеней, и все же он просто человек. И не осмелится дать мне сдачи, потому что сразу же получит от меня пинок в зад. Нет, ни он и никто из кучки его жалких прихлебателей ничего не сможет мне сделать.

Пол в зале суда гладкий и ровный, без всяких амфитеатров. Драммонд со мной на одном уровне. И стол у меня такой же большой, как у него.

— Садитесь! — рычит судья в микрофон. — Оба садитесь.

Я подвигаю стул и сажусь.

— Один вопрос, мистер Бейлор. Кто будет вести дело от лица вашей фирмы?

— Я буду, ваша честь.

— А что насчет мистера Стоуна?

— Не могу сказать. Но это мои клиенты, и это мое дело. Мистер Стоун подписал его на судебное рассмотрение от моего имени, так как я тогда ещё не сдал экзамена.

— Очень хорошо. Давайте продолжим. Записывайте, — обращается он к судебной стенографистке, которая запускает записывающее устройство. — У нас на руках имеется ходатайство обвиняемой стороны об отводе слушания дела в суде, так что мистер Драммонд выступит первым. Каждой из сторон предоставляю для обсуждения пятнадцать минут, потом направляю дело на консультацию. Не собираюсь тратить на него все утро. Согласны?

Все кивают. Стол защиты напоминает тир на карнавале с аттракционом по стрельбе в деревянных уток, которые одновременно качают головой. Вот так же и приспешники Драммонда кивают в унисон.

Лео Драммонд шествует к разборному возвышению в центре зала и начинает речь. Он нетороплив и входит во все подробности. Через несколько минут слушать его становится скучно.

Он суммирует главные пункты, которые уже были заявлены в пространном заключении, суть которых в том, что «Дар жизни» неправомерно подвергается преследованию, его полисы не покрывают случаев с пересадкой костного мозга. В иске есть также сомнительный пункт, распространяется ли полис на Донни Рея, потому что тот уже взрослый и больше не является иждивенцем.

Честно говоря, я ожидал большего. Я думал, что стану свидетелем почти магических действий со стороны великого Лео Ф. Драммонда. Позавчера я с нетерпением ожидал начального этапа схватки. Мне хотелось поглазеть на знатную драчку между великосветским адвокатом Драммондом и судебным скандалистом Брюзером.

Но если бы я так не нервничал, я бы просто заснул. Драммонд говорит без передышки уже больше пятнадцати минут.

Судья Хейл смотрит вниз, что-то читает, очевидно, журнал.

Двадцать минут. Дек говорил, что, по слухам, Драммонд получает по двести пятьдесят долларов за час работы в офисе и по триста пятьдесят в суде. Это мало по меркам Нью-Йорка и Вашингтона, но очень высокая расценка для Мемфиса. У Драммонда есть причина говорить медленно и повторять. Очень выгодно быть таким доскональным, даже скучным, при такой высокой почасовой оплате.

Три помощника яростно строчат что-то в блокнотах, очевидно, стараясь запечатлеть каждое слово патрона, что почти смешно. При других обстоятельствах я, возможно, выжал бы из себя смешок-другой. Сначала они рылись в справочниках, подыскивая прецеденты, потом писали заключение, затем несколько раз его переписывали, затем отвечали на мое ходатайство по поводу их заключений, а сейчас записывают аргументы Драммонда, взятые непосредственно из ими же самими подготовленного резюме. Но ведь за это они и деньги получают. Дек подсчитал, что «Тинли Бритт» платит своим работникам примерно сто пятьдесят долларов за час работы в офисе и, наверное, немного больше за труд на слушаниях и судебных процессах. Если Дек прав, значит, эти три молодых попрыгунчика делают грязную работу за двести долларов в час на рыло. Шестьсот долларов в час на всю компанию. Плюс по триста пятьдесят Драммонду. Это почти тысяча в час за комедию, на которой я присутствую.

Четвертый, что сидит за помощниками Драммонда, постарше, он примерно одного возраста с Драммондом. Он ничего не строчит в блокнот, так что, возможно, он и не адвокат, а представитель «Дара жизни», один из её штатных юристов.

Я и не вспомнил о Деке, пока он не постучал меня по плечу блокнотом. Он стоит позади меня, перегнувшись через барьер. Он хочет что-то сообщить. На листке из блокнота он пишет: «Парень, да это же скука смертная. Ты все читай по своему ходатайству. И не больше десяти минут. Брюзера не видно?»

Я не поворачиваюсь, качаю головой. Как будто Брюзер может присутствовать незаметно.

Через тридцать одну минуту Драммонд заканчивает свой монолог. Очки для чтения сидят у него на самом кончике носа. Он словно профессор на лекции. Он шествует обратно к своему столу, чрезвычайно довольный собой, своей блестящей логикой и потрясающей способностью делать выводы. Его попрыгунчики одновременно наклоняются и быстро шепчут похвалы его великолепному выступлению. Настоящая банда блюдолизов. Неудивительно, что у него такое высокое эго.

Взойдя на подиум, я кладу блокнот на поручень и смотрю на судью Харви Хейла, который на мгновение кажется ужасно заинтересованным в том, что я собираюсь сказать. Очень боюсь ничего не добиться и бросаюсь в атаку.

Дело чрезвычайно простое. Отказ «Дара жизни» платить по страховому полису лишил моего клиента единственного вида лечения, который мог спасти его жизнь. Действия страховой компании убьют Донни Рея Блейка. Наше дело правое. Вина целиком на другой стороне. Я все время вижу перед собой изможденное лицо и страшно исхудавшее тело Донни. Его вид придает мне силы, приводит в ярость, я ненавижу страховую компанию.

Адвокаты «Дара жизни» получают кучу денег за то, чтобы запутать дело, исказить факты, они надеются удавить судью и присяжных петлей лживых доказательств. Такова их работа.

Вот почему Драммонд распространялся тридцать одну минуту и не сказал ничего дельного.