На шаг сзади - Хеннинг Манкелль

– Ему тоже было бы неплохо присутствовать. Ладно, проследи, чтобы его информировали.

Он кивком попросил Мартинссона закрыть дверь и подробно рассказал о разговоре с Сунделиусом. Как у него появилась мысль, что, возможно, Сведберг был гомосексуалистом.

– Само по себе это, разумеется, не важно, – подчеркнул он. – Полицейский, как и любой другой человек, может иметь любую сексуальную ориентацию. Но я думаю, вы меня поймете, почему я говорю об этом только в узком кругу. Не хочу, чтобы пошли сплетни. И если уж сам Сведберг предпочитал об этом не распространяться, то и мы не должны. Тем более после его смерти.

– Это, к сожалению, затрудняет поиски женщины, – сказал Мартинссон.

– Может быть, он был бисексуал. Интересно, что может сказать по этому поводу Сунделиус. У меня такое чувство, что он все время что-то недоговаривает. Значит, надо копать глубже. И шире. В жизни Сунделиуса и Сведберга… Какие у них еще секреты? То же касается и погибших ребят. Где-то они пересеклись с преступником, сами того не заметив. Промелькнувшая тень. Но она была, эта тень!

– Несколько лет назад на Сведберга была жалоба в юридическую комиссию, – сказал Мартинссон. – Только совершенно не упомню, о чем там шла речь.

– Надо поднять это дело, – сказал Валландер. – Все проверить… Нам надо как-то поделить все эти задания. Я беру на себя Сведберга и Сунделиуса. К тому же надо еще раз съездить к Бьорклунду. Как ни крути, он единственный, кто знает про эту даму.

– Очень странно, что никто ее не видел, – сказала Анн-Бритт.

– Это не странно, – сказал Валландер. – Это не странно, а невозможно. Так не может быть. Значит, надо понять, где причина.

– Может быть, мы слишком мало внимания уделили этому профессору-социологу? – заметил Мартинссон. – Как-никак у него нашелся телескоп Сведберга.

– Пока нет подозреваемого, все косвенные данные имеют равную ценность, – назидательно заметил Валландер. – Старая и хорошо известная истина.

Он встал.

– Передайте все это Ханссону, – напомнил он и вышел.

Время шло к семи. Он за весь день ничего не ел, если не считать нескольких утренних сухариков. Пойти домой и приготовить себе еду… он сразу отбросил эту мысль. Вместо этого двинулся в китайский ресторан на Стурторгет. Пока ждал заказ, выпил кружку пива, потом еще одну – с едой. Хотел было заказать десерт, но удержался, расплатился и пошел домой.

Вечер был очень теплым. Он открыл балкон и позвонил Линде. Три раза набирал номер – все время занято. Думать не было сил. Он убрал звук в телевизоре и лег на тахту. Лежал, уставясь в потолок, ни о чем не думая. В девять зазвонил телефон. Это была Лиза Хольгерссон.

– У нас возникла проблема, – сказала она. – Турнберг приходил.

– Ему, понятно, не понравилось, что я на него наорал. Да еще стучал кулаком по столу.

– Хуже, – сказала она. – Он ставит под вопрос твою способность руководить следственной группой.

Это был гром среди ясного неба. Валландер не ожидал, что Турнберг зайдет так далеко.

Ему бы разозлиться. А он испугался. Одно дело – он сам ставил перед собой этот вопрос. Но когда собственные внутренние сомнения вдруг превращаются во внешнюю угрозу – что он может быть отстранен от руководства следствием, – такое и в страшном сне не могло привидеться.

– Что он говорил по существу? Какие у него основания для такого предложения?

– Прежде всего – формальные. Он считает серьезным служебным нарушением то, что ты не информируешь его о ходе следствия.

Валландер возмутился. О чем он мог проинформировать Турнберга?

– Я просто передаю тебе разговор. К тому же он считает, что, не предупредив полицию Норрчёпинга о своем приезде, ты совершил еще одно серьезное нарушение. Он вообще ставит под вопрос целесообразность этой поездки.

– Но я же нашел Ису!

– Он говорит, что с этим вполне справилась бы и полиция в Норрчёпинге, а тебе надо было сидеть на месте и заниматься следствием. Мне кажется, он намекает, что в этом случае она, может быть, осталась бы жива.

– Абсурд, – сказал Валландер. – Надеюсь, ты ему об этом сказала?

– И еще одно, – продолжила она. – Состояние твоего здоровья.

– Я здоров.

– Мы не можем игнорировать тот факт, что ты упал в обморок на совещании. У него и у меня на глазах.

– Это может произойти с кем угодно. Когда человек переутомлен.

– Я же сказала, я просто передаю тебе его слова.

– Что ты ему ответила?

– Сказала, что поговорю с тобой. И подумаю над его словами.

У Валландера вдруг возникло неприятное чувство – он не мог понять, что по этому поводу думает она сама. Может, он ошибается, считая само собой разумеющимся фактом, что она на его стороне?

– Итак, ты со мной поговорила. А теперь я хочу спросить, что думаешь ты.

– А что ты сам думаешь?

– Я думаю, что Турнберг – малоприятный прыщ, не желающий представить себя на моем или чьем-либо другом месте. Я ему не нравлюсь, и никто из наших ему не нравится. Впрочем, это взаимно. Он рассматривает наш Истад как трамплин для своей карьеры и хочет отличиться.

– Твои слова вряд ли подошьешь к делу.

– Зато это правда. Я вовсе не хочу сказать, что моя поездка в Бернсё не подлежит критике. Но следствию это не помешало, все шло своим чередом. Никаких оснований связываться с Норрчёпингской полицией у нас тоже не было. Ведь преступления еще не произошло, и никто не мог даже предполагать, что оно все же произойдет. И еще одно – если бы я поговорил с кем-то, Иса могла бы испугаться еще больше…

– Я с тобой согласна, – сказала Лиза. – Все это так. Думаю, что Турнберг зря беспокоится. К тому же он и в самом деле наглый тип. Но что меня действительно волнует – это твое здоровье.

– Турнберг ни о ком и ни о чем, кроме самого себя, не беспокоится. И я тебе обещаю – в тот же час, когда я почувствую, что следствие мне не по зубам, я тут же дам тебе знать.

– Так и передам. Но все же проследи, чтобы информация к нему поступала.

– Мне будет очень трудно с ним работать, – сказал Валландер. – Я могу смириться с очень многим. Но я не выношу, когда интригуют за моей спиной.

– Это ты зря. То, что он пришел ко мне, совершенно естественно, поскольку разговор с тобой не получился.

– Никто не заставит меня хорошо к нему относиться.

– А он этого и не требует. Но думаю, он будет теперь присматриваться к каждому твоему шагу и подлавливать на каждом просчете.

– Какого черта! На что ты намекаешь? – рявкнул он, не сумев с собой совладать.

– А на меня-то ты почему злишься? Я просто рассказываю, что произошло.

– У нас пять убийств, – сказал Валландер. – Расчетливый и безжалостный бандит. Мы не можем понять даже мотив этих убийств. Мы не Знаем, не ударит ли он снова. Один из убитых – наш товарищ. Поэтому ты уж прости, иногда можно и разозлиться. Нынешнее следствие мало похоже на чаепитие с отставленными мизинчиками.

Она засмеялась.

– Это что-то новое, – сказала она. – Обычно так говорят про революцию – это вам не чаепитие.

– Главное, что мы поняли друг друга, – ответил Валландер.

– Я просто хотела, чтобы ты знал.

– Спасибо.

Повесив трубку, Валландер вернулся на диван. Подозрения насчет Лизы Хольгерссон его не оставили. Он начал придумывать способы мести Турнбергу – отчасти для самозащиты, отчасти из жалости к себе. Мысль о том, что его отстранят от руководства группой, была нестерпимой. Конечно, руководить таким следствием очень тяжело, перегрузки почти невыносимы, но оказаться в стороне еще хуже.

Ему надо было с кем-то поговорить, получить так необходимую сейчас моральную поддержку. Четверть десятого. Кому позвонить – Мартинссону или Анн-Бритт Хёглунд? Лучше всего было бы поговорить с Рюдбергом, но он лежит в могиле и вряд ли может что-либо сказать. Но Валландер был уверен: Рюдберг на его месте ответил бы этому временно исполняющему обязанности точно так же.

Он подумал о Нюберге. Они почти никогда не вели доверительных бесед, но Валландер знал, что Нюберг его поймет. Нюберг к тому же мужик желчный и невоздержанный на язык, но сейчас это вполне кстати. А главное, Валландер знал – Нюберг считает его хорошим профессионалом. В глубине души он всегда сомневался, сможет ли Нюберг сработаться с другим начальником. Хотя формально криминалисты подчинялись прокуратуре, Нюберг был и оставался полицейским. Прокуроры для него находились где-то там, на периферии, и ему до них дела не было.

Он набрал номер. Как всегда, голос Нюберга звучал сварливо. Валландер не раз обсуждал это с Мартинссоном – никогда, ни разу в жизни Нюберг никому не ответил по телефону любезно или хотя бы без раздражения.

– Хочу с тобой поговорить, – сказал Валландер.

– Что опять стряслось?

– Что касается следствия – ничего. Но нам надо бы повидаться.

– До завтра не терпит?

– Нет.

– Ты в полиции? Приду через пятнадцать минут.