Письма к сыну - Виктор Потанин

— Ни один мороз не возьмет! Верх-то из целой овечки.

— Какой овечки? — схватился за слово Петька.

— Не веришь, что ли? Не веришь? — переспросил Колька. — Тогда возьми и померяй.

Петька протянул руку, дотронулся до шапки. И сразу ладонь утонула как в пуховом одеяле. Петька зашатался на месте: шапка-то у Кольки — из Тимки! Ну, конечно, конечно… Это его мех, мягкий, с густыми разводами… И сразу в глазах поднялся ягненок — кучерявый, зеленые глаза. И плачут эти глаза у Тимки… Вместе с Тимкой и Петька заплакал.

Так, со слезами, и в дом зашел. Еле-еле его отец успокоил. Но еще долго Петька охал, постанывал. А потом уснул у отца на коленях.

А тот не стал мстить Лагутину. Да и горбатого не исправишь. Зато Петька полюбил отца. И у того — праздник. Еще бы! Чего ждал — того и дождался. Теперь уж он на пару с сыном пасет телят. И только стает снег, едва зазеленеют пригорки — они перегоняют табун на луга. А на лугах в эту пору — приволье. И лошадям, и телятам, и любой птичке, и человеку. Воля есть воля. Хочешь — носись во всю мочь, хочешь — на травке валяйся. Но только Петька привязался к телятам. Они тоже следят за каждым его шагом. И отец следит, а в глазах — веселые змейки:

— Почему, сынок, тут так хорошо?

— Весна, папа… Весна пришла.

— Оно, конечно, весна…