Расстаемся ненадолго - Алексей Кулаковский

– За самовольство пять нарядов вне очереди! Повтори приказ!

Ваня не смог повторить. Постоял минуту молча, тихо повернулся и вышел. Комиссар не стал винить его за это. Тяжко было отдать такой приказ, но если б сын повторил его, было б еще горше.

Ваня побрел к своему взводу. Он не обижался на отца, но, пожалуй, напрасно ушел вот так из хаты, оставив старика одного. Как прожил отец минувшие сутки? Очевидно, и в эту ночь ни на минуту не сомкнул глаз… Были бы вместе, может, легче стало обоим… Пусть бы отец за это упрекнул его, а то ведь подумал, наверное, но все свел к дисциплине. Конечно, не надо было опаздывать. Да так уж вышло, что, когда был на могиле Лени, как-то внезапно темень наплыла. А он еще носил куски дерна, выкладывал звезду на свежем песчаном холмике…

Следовало доложить командиру взвода о своем возвращении, о приказе комиссара. Но снова потянуло к отцу. Не для того, конечно, чтоб просить об отмене приказа, совсем не для этого!..

Могила брата все еще стояла перед глазами. И отец над могилой. Суровый, молчаливый, с шапкой в руках.

Когда отец пошел, боязно было смотреть на него, казалось, вот-вот споткнется, упадет. Но он держался крепко, только раза два остановился – оглянуться на могилку. Ваня шел следом. И, когда могила уже скрылась из глаз, вдруг почудилось, что Леня где-то тут, совсем близко, вот сейчас зазвенит его мягкий, словно девичий, голос, а то и сам он прибежит сюда…

Вот и теперь слышится голос его. Вроде как за деревней или далеко-далеко, в Красном Озере, возле школы, у речки…

Чуть позже Ваня рассказал во взводе, что у лесника, у которого он ночевал, живет какой-то человек, очевидно, из военных, и что человек этот уж слишком настойчиво расспрашивал о партизанском отряде, его командире.

Узнав об этом, Сокольный взял двух автоматчиков, поехал к леснику.

Дверь открыла курносенькая девчина в лыжных брюках, в короткой синей юбке и белой вязаной кофточке. Открыв, испугалась, в зеленых глазах забегали тревожные огоньки.

– Кто еще есть дома? – по-свойски спросил Андрей.

– А никого, – неуверенно улыбнувшись, ответила девчина. – Только мама…

В хате, склонившись над каким-то шитьем, сидела пожилая черноволосая женщина. Лицо как лицо – обычное для такого возраста, но в сравнении с лицом девчины оно выглядело особенно старообразным, сумрачным.

– А где хозяин? – спросил Андрей так, словно не раз бывал тут и знает не только хозяина, но всех и вся в округе.

– Пошел в лес, – ответила женщина, отложив в сторону шитье. А девчина все еще стояла посреди хаты, с тревогой глядя на незнакомого военного.

– Я командир партизанского отряда, – назвался Сокольный. – У вас живет один из наших военных. Я хотел бы с ним переговорить.

– У нас никого… никого нету! – едва не плача, попыталась заверить его девчина. – Кто вам сказал, что у нас кто-то есть?.. Кто вам сказал?..

Щеки ее зарделись, на лоб упали светлые кудряшки.

– Я только повидаться хочу с ним, – успокоил Андрей и, не ожидая приглашения, сел на лавку. – Поговорю с человеком и уеду, зачем же волноваться?

– Лёдя, – обратилась мать к дочери, – позови Геньку. Вижу я, что товарищ командир не замышляет ничего плохого.

Девчина расплакалась, закрыла лицо руками и выскочила в сени.

Спустя несколько минут в хату нерешительно вошел молодой человек в полной военной форме, только без петлиц и знаков различия. С ним вернулась и девчина, стала у порога, с мольбой посмотрела на Андрея. Военный козырнул, всмотрелся в Андрея и вдруг обрадованно протянул ему руку.

– Лёдя! – крикнул он девчине. – Поди сюда, чудачка! Мы с этим товарищем хорошие знакомые!..

В глазах девчины сквозь слезы вспыхнула незамутненная, почти детская радость.

– Вы Сокольный? – спросил военный. – Вот неожиданность! Ну, как ваше здоровье, как наш взвод, чем все там кончилось? Как выбрались оттуда?..

Андрей почему-то не очень удивился, встретив тут Геньку Мухова, своего бывшего командира взвода, хотя и не ожидал этой встречи. На вопросы его отвечал коротко, сдержанно. Сам пока не спрашивал ни о чем.

– Вот где довелось повстречаться, – вздохнул Тенька, изображая улыбку на свежих губах. – Это ваш боец сегодня тут ночевал?

– Мой, – сухо ответил Андрей.

– Дисциплинированный! – заметил Генька. – Как ни старался я что-нибудь выведать, ни словом не обмолвился.

Он кивнул женщинам, и те послушно вышли в сени, а потом, наверное, в ту хатенку иль каморку утепленную, откуда только что явился их примак.

– Знаете, – продолжал бывший командир взвода, – забросила меня судьба сюда после окружения, сижу, как на северном полюсе… И ничегошеньки, честно говоря, не знаю… Слышал от старика, что партизанский отряд временно дислоцируется неподалеку, хотел пойти посмотреть, да передумал: а вдруг это провокация немецкая. И сижу, жду: неужто не станет фронт, не соберутся наши с силами?.. А люди, знаете, хорошие попались, подлечили меня, выходили. Да-а… Как за сыном ухаживали, жалели… Семья для меня, знаете, если говорить о родной семье… В жизни не встречал я такой семьи! Воспитывался в детдоме: зимой там, а летом колесил с блатняками по свету. Потом учеба, армия, снова учеба, снова армия!

– Где учились? – спросил Андрей.

– В последний раз в Минске, – ответил Генька, – в физкультурном институте.

Андрей удивленно поднял глаза: так вот почему прежде ему всякий раз казалось, что он где-то видел этого человека.

Тихо, без скрипа отворилась дверь, в хату вошли обе хозяйки с мисками в руках. Вскоре весь стол был заставлен посудой; Андрей не видел, что в ней, но догадывался, что живется в этой хате вольготно.

– Присядем? – пригласил молодой хозяин.

– Благодарю, – холодно ответил Андрей.

Напомнить бы этому человеку о его воинском долге, приказать немедленно явиться в отряд! Но, глянув еще раз в зеленые зареванные глаза девчины, на заметно округлившийся, словно уже материнский стан молодицы, Андрей решил промолчать. Встал, сдержанно попрощался и вышел.

Зимнее солнце как-то нехотя, натужно поднималось над лесом. Андрей ехал узенькой тропкой, за ним, гуськом, два бойца: рядом двум лошадям не пройти. По обе стороны тропинки стыли гибкие березки, клены, густой орешник. Изредка попадались сосны, но они почему-то не так бросались в глаза. Снег в лесу – будто только что выпал. И смотреть приятно, и дышится легко. Сверкает на упругих ветвях деревьев и на самых маленьких стебельках… Стоит присмотреться повнимательней, и взору открываются чудесные белые арки, за которыми угадывается что-то чарующее, таинственное. Стройные елочки похожи на сказочных снегурок в белых-пребелых шубках и шапочках. А вот над тропинкой низко-низко свисают ветки старых сосен, и, чтоб не задеть их головой, надо пригибаться. А может, и не надо вовсе – пусть сыплется снег на шапку, за шею, на плечи…

О хате лесника не хотелось думать: неприятный визит, лучше бы его совсем не было.

Тихий зимний день с морозцем, тихий, горделивый и величественный в своем необычайном уборе лес навевали близкие сердцу воспоминания, которые случайно не нахлынут, для них, может, только и нужен такой вот день, такой лес, снег…

Когда-то в детстве Андрей ездил с отцом в такой лес за дровами. Отец брал большой топор и шел по колено в снегу в чащу искать сухостой. Андрей с маленьким топориком топал следом, увязая в снегу чуть не по пояс. Отец рубил тонкие вязы, ольху, Андрей очищал их от сучьев, укладывал на сани. Работая, присматривался, который кленик иль березка не только на дрова пойдут, но и на поделки сгодятся. Заметив рогатину, спрашивал:

– Тата, это, может, на вилы?

– Там посмотрим, сынок, клади!

…Когда Андрей сегодня собирался из лагеря к леснику, Миша Глинский доставил распоряжение Васильева: подобрать падежного партизана в группу, которая будет направлена для связи с нашими регулярными частями, с Центральным Комитетом партии. «Кого же послать? Надо поговорить с Трутиковым… А может, Никита Минович уже нашел такого человека?..»

Вручить бы партизану письмо! Устное, конечно. Будет заучивать донесения обкома, выучит, хоть последним, и одно личное послание:

«Секретарю Воронежского обкома партии.

Дорогой товарищ! Прошу вас проверить, нет ли среди учителей, эвакуированных в вашу область, Веры Устиновны Лагиной, моей жены. Если есть, то передайте ей, что я жив и здоров, всем сердцем верю, что скоро встретимся.

Андрей Сокольный,

командир партизанского отряда

на территории Белоруссии».

Письмо потом можно будет записать и опустить в почтовый ящик, если, конечно, посланец доберется до Большой земли.

И снова затеплилась надежда, что Вера должна быть где-то в том краю. Не раз ведь рассказывала о сестре, воронежской студентке.

Послушный конь шел тихо, изредка задевая опушенные снегом низкие ветви. Тропинка вилась отглаженной белой лентой.