Солдаты России - Родион Малиновский

Полк похоронил более трехсот пятидесяти павших в бою. Одна пулеметная команда из своего небольшого состава потеряла шестнадцать человек убитыми, кроме того, двадцать три пулеметчика были ранены — это добрая половина команды, а всего полк потерял ранеными больше тысячи человек. Таких потерь не помнили со времени боев под Красным Багно осенью 1914 года.

Все были удручены этими событиями и в последующие дни молчаливо продолжали отступление, отходя все дальше на север. А немцы продолжали охватывать своими войсками отходящие колонны русских.

Отступали весь сентябрь. Сначала шли по направлению на Тургели, потом на Ошмяны, на Крево.

Затем 64-я дивизия получила пополнение и пошла в наступление на Сморгонь. От Заскевичей наступала на Сморгонь гвардейская дивизия. Когда впоследствии елисаветградцам пришлось сменять под Сморгонью лейб-гвардии Преображенский полк, то с преображенцами им удалось познакомиться поближе. Гвардейцы были все как на подбор, чуть ли не вдвое выше ростом, чем елисаветградцы, — приходилось смотреть на них как-то снизу. Наступление удалось и не удалось. Во всяком случае, юго-западная окраина Сморгони была захвачена русскими, а часть города, расположенную по северному берегу небольшой речушки, занимали немцы.

На южной окраине, недалеко от железнодорожной станции, были расположены винокуренный и пивоваренный заводы. В емкостях винокуренного завода было еще немного спирта — примерно до аршина глубиной. В этом спирте уже плавало несколько немцев и русских, они свалились туда в разное время, пытаясь достать желанной влаги, и вот теперь плавали, как лягушки, заспиртованные в банках. Но это никого не пугало, солдаты опускали на веревках котелки, черпали спирт, и около емкостей царило пьяное оживление. Кое-кто в свою очередь сваливался на дно хранилища, пополняя ряды погибших от коварного Бахуса. Начальство пыталось пресечь этот разгул, но выставляемые для охраны часовые сами напивались, и виночерпие продолжалось. Появился спирт и у пулеметчиков, они лакомились им перед ужином. Правда, Ванюша, Генрих и Митрофан Иванович не пили. Ванюша по своей молодости, а Шимановский и Митрофан Иванович брезговали.

С наступлением произошла заминка, поэтому обе стороны начали усердно окапываться и перешли к обороне. У немцев появились меткие стрелки, которые «ловили» головы русских солдат не только над окопами, но даже в бойницах, и неосторожные падали на дно окопа с простреленными лбами. Пулеметчики выслеживали немецких снайперов, поднимая над окопами папахи на палках или выставляя их в бойницах, — папахи сразу обстреливались. Высмотрев, откуда стреляют, пулеметчики снимали немцев короткими очередями. Так развлекались помаленьку солдаты в окопах, пока не пришло указание подготовиться к наступлению, с тем чтобы отрезать Сморгонь с запада и наступать на Солы.

Немцы занимали окраину леса, а окопы русских располагались в кустарнике у оврага. Между ними было ровное поле, хорошо простреливаемое обеими сторонами и плохо приспособленное для наступления. Правда, на поле оставался неубранный горох, и тут можно было укрыться, но такое ненадежное укрытие, конечно, от пуль не спасет... Рассчитывать, что оборону немцев подавит артиллерия, не приходилось, потому что снарядов она по-прежнему не имела. Значит, надо было надеяться на свои силы. Матушка-пехота будет своей грудью прокладывать себе дорогу.

Рано утром началось наступление. Едва удалось продвинуться до середины поля, как атака захлебнулась. Сильный пулеметный и артиллерийский огонь немцев парализовал всякое продвижение, и русские стали усиленно окапываться, а на открытых местах лежали, не шевелясь, чтобы не вызывать на себя огонь.

Ванюша впоследствии вспоминал: шевелился он или нет? Может быть, кто-то рядом пошевелился? Он не помнил, как это было, но над гороховым полем, над тем местом, где стоял его пулемет, с оглушительным треском разорвалась бризантная граната. Ванюша почувствовал сильный удар по спине. В глазах сверкнула молния и тут же погасла. Дальше Ванюша ничего не помнил...

Генрих доложил по цепи Митрофану Ивановичу, что Ванюша убит. Шаповалов быстро подполз и обнаружил, что пулеметчик жив, дышит, но потерял сознание. Надо как-то оттащить его немного в тыл, в долинку, и там перевязать...

Вечером Ванюшу доставили на перевязочный пункт. Два осколка ударили его в спину: один — правее позвоночного столба, ниже лопаток, другой — левее, у самого позвонка, и там застряли, глубже не пошли. Третий осколок пробил насквозь ногу выше колена, но как будто кость не задел. На носилках понесли Ванюшу на станцию Залесье. Там был передовой полевой госпиталь.

Ванюша пришел в себя еще на перевязочном пункте. Он чувствовал, что у самого позвоночника нестерпимо жжет спину и горит нога, но он кусал губы и молчал. На станции Залесье его осмотрел доктор и сказал санитарам:

— На стол.

Санитары уложили Ванюшу на окованную цинковым железом багажную стойку и навалились на него всей своей силой. Доктор чем-то холодным протер спину и начал резать ее ножом. Как ни старался Ваня вдавиться животом в окованную жестью стойку, чтобы уйти от ножа, это не удавалось. Ванюша стал кричать и ругаться, но доктор делал свое дело. Он зацепил щипцами один осколок и вытащил его, а потом вытащил и второй. У Ванюши потемнело в глазах, и он очнулся только на носилках на платформе перрона.

Накрапывал дождь. Ванюша лежал неподвижно на животе и мог смотреть только в одну сторону. Потом тихо, без всяких огней подошел санитарный поезд. Ванюшу внесли в тепло натопленный санитарный вагон и подвесили его носилки на специальных крюках. Затем дали выпить порошок, и он заснул крепким сном.

Пока шел поезд, Ванюша все время спал. Вот он теперь выспится за все время, что не доспал в окопах на холоде! Слышал Ваня сквозь дремоту, что проехали Минск, Оршу. Прибыли в Витебск. Но здесь все госпитали оказались переполненными. Поезд пошел дальше. Так привезли Ванюшу в Москву и поместили в Ермаковский госпиталь. Там Ванюше сделали большую перевязку, забинтовали всего и положили на правый бок. Левая нога тоже была вся в бинтах. Через сквозное отверстие ему, как протиркой, прочистили рану. Было безумно больно. Но Ваня все вытерпел и даже не вскрикнул, хоть слезы катились по щекам.

Но вот все это позади, и теперь можно спокойно осмотреться. В огромной палате размещалось много раненых — наверное, человек шестьдесят, не меньше. Между кроватями ходили санитары, ожидая врачей. Вот пришли студенты в белых халатах и стали переписывать раненых. Госпиталь был пересыльным, и студенты спрашивали, кто куда хочет получить направление. Направления были в Казань и Симбирск. Дошла очередь до Ванюши.