Желтая жена - Садека Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Две недели спустя Сисси родила мальчика с кожей цвета спелого ореха и такими же серыми, как у матери, глазами. Эбби сообщила, что роды были трудными, но молодая женщина быстро восстанавливается. Тюремщик никогда не говорил, что хочет сына, но мне тяжело было сознавать, что мальчик, которого родила я, умер, а ребенок Сисси жив и здоров.
– Мама! – позвал Монро, заметив, что я иду через двор.
Голос сына вернул меня к реальности. Он стоял в дверях конюшни и жевал торчавшую из уголка рта соломинку. Точно такая же привычка была у Эссекса. Убедившись, что поблизости не видно Тюремщика, я юркнула внутрь и поспешила следом за Монро в наш укромный уголок на сеновале позади стойла.
– Привет, малыш.
Мы обнялись. Мой мальчик заметно вытянулся, детская припухлость сошла со щек. Я наклонилась и прошептала ему в ухо:
– Когда твой день рождения?
– Шестого февраля тысяча восемьсот пятьдесят первого года.
– Посчитай до двадцати.
Он сложил ладони горсточкой вокруг моего уха и шепотом посчитал.
– А знаешь, я хотел еще кое-что рассказать тебе, – произнес он затем чуть громче.
– Что же?
– Томми обещал научить меня ездить верхом.
– О, это было бы замечательно.
– Мама, а ты умеешь скакать на лошади?
– Немного. Но я уверена, что ты будешь отличным наездником.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что это у тебя в крови. – Я слегка ущипнула его за нос и поцеловала в щеку.
Глава 26
Вольная птичка
Бэзил исчез.
Никто не знал, что с ним случилось. Тюремщик, как обычно, послал камердинера в Рокеттс-Лэндинг[27] забрать новую партию живого товара – невольники поступали в тюрьму дважды в неделю. Но на этот раз Бэзил не вернулся. Тюремщик был вне себя от ярости. Все патрульные отряды рыскали по дорогам штата в поисках беглого раба. Меня поступок Бэзила удивил: он всегда казался таким преданным слугой, готовым беспрекословно выполнить любой приказ хозяина. А теперь выясняется, что камердинер попросту обвел всех нас вокруг пальца. Я втайне молилась, чтобы Бэзилу удалось благополучно перебраться на Север.
Занимаясь привычными делами, я не переставала думать о том, как Бэзил готовил свой побег – месяцами, а то и годами: заводил друзей в порту, знакомился со свободными чернокожими, выясняя, каким образом лучше осуществить задуманное. Если бы я знала о планах камердинера, возможно, мне удалось бы уговорить его взять с собой Монро. Такому мальчику не место в тюрьме Лапье. Побег Бэзила вновь заставил меня задуматься о том, как помочь сыну обрести свободу. Жизнь в большом доме в качестве его хозяйки несколько притупила мою тревогу, теперь же ко мне вернулись решимость и желание действовать.
Каждый вечер за ужином мне приходилось выслушивать злобные сетования Тюремщика, который никак не мог успокоиться из-за потери «лучшего негра» – так он называл Бэзила. Прошло три недели, но поиски ничего не дали: Бэзил словно сквозь землю провалился. Получив отчет патрульных, в котором сообщалось о невозможности вернуть беглеца хозяину, Лапье решил сам взяться за дело. Он отправился в порт, схватил трех подвернувшихся под руку невольников и приволок в тюрьму, где привязал к столбу для порки и начал избивать. Я слышала, как несчастные кричали, что не имеют отношения к исчезновению Бэзила. Однако кнут свистел и свистел в воздухе: казалось, истязания продолжались целую вечность. Когда экзекуция закончилась, рабы не могли подняться на ноги, но Лапье все равно приказал заковать их в кандалы и швырнуть в камеру. Урок, который он хотел преподать остальным, был предельно ясен: если кто-нибудь посмеет укрывать у себя беглого камердинера, поплатится за это жизнью. К концу месяца Тюремщик рехнулся окончательно. Он пил больше прежнего и почти не спал. Я умоляла его успокоиться и взглянуть на вещи проще, но Лапье пропускал мои увещевания мимо ушей.
Отказ Тюремщика проявить толику милосердия даже к таким верным слугам, как Эбби, стал для меня последней каплей: я в полной мере осознала беспредельную жестокость этого человека, когда однажды утром он послал за экономкой. И хотя на этот раз Лапье не заставил меня присутствовать при наказании, я не могла заткнуть уши и не слышать, как кричит Эбби: душераздирающие вопли, казалось, долетают из глубин самого ада. Когда Томми на руках принес ее обратно в дом, тело женщины напоминало кусок рубленого мяса. Металлический запах крови еще долго висел в комнате, где она лежала. Поскольку Эбби и Бэзил были любовниками, Тюремщик считал ее пособницей побега. Я ухаживала за бедняжкой как могла. Эбби поправилась и вернулась к работе, но ее разум был поврежден: она стала неуклюжей и ужасно рассеянной, то и дело впадая в странное оцепенение, постоянно забывала, куда и зачем шла. Теперь Джули, помимо заботы о детях, приходилось исправлять вечные огрехи нашей экономки.
* * *
Тридцатого мая 1857 года родилась Кэтрин, наша четвертая дочь. Элси лежала в лихорадке, на Эбби, пребывающую в вечной прострации, рассчитывать не приходилось, а Джули была занята старшими детьми. Поэтому, когда начались роды, я сама вытащила младенца из утробы. Едва завидев крошечное личико новорожденной, я поняла, каким ласковым именем стану называть ее: Бёрди[28]. Моя последняя маленькая птичка. Всё, больше никаких детей, я и так дала ему достаточно.
Сисси занималась стряпней, пока Элси болела. Ее несмышленому сыну явно нравился Монро: он принимался радостно хихикать и подпрыгивать всякий раз, когда мой сын заглядывал на кухню поворковать с малышом. Я стояла в саду, издали наблюдая за тем, как Монро тащит ведра с помоями, и удивлялась, каким же крепким и сильным растет мой мальчик. Тюремщик подошел неслышно. Я вздрогнула, когда над ухом раздался его голос:
– Фиби, ты нужна мне в таверне.
– Пойти переодеться? – спросила я, понимая, что Тюремщику не понравится, если я предстану перед его важными гостями в простом рабочем платье.
– У тебя десять минут, поторопись.
Я отвязала Бёрди, прикрученную куском ткани к спине, передала ее Джули, а сама отправилась одеваться. Эбби, неловкая и медлительная, долго возилась с корсетом, крючками и застежками, но в конце концов ей удалось справиться и нарядить меня в лиловое платье из набивного ситца. Я закрутила волосы в высокий узел и поспешила в таверну. Тихонько проскользнув в зал, я уселась
