Жестокие игры - Джоди Пиколт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понравилось что-нибудь?
Она повернулась к нему.
— Да.
И поцеловала его.
Музыку нужно было прикрутить. Джек натянул на голову подушку, чтобы заглушить звук. Один бас его убивал.
Рядом с ним, разметавшись, лежала на животе девушка. Наверное, он отключился. После всего. Забиться бы сейчас под одеяло… Вот только его ждут игроки команды.
Тук, тук, тук.
— Джек! — раздался из-за двери приглушенный голос Чада. — Джек, выходи!
Голый Джек скатился с кровати и приоткрыл дверь.
— Я еще не закончил.
— Не о том речь. Приехала твоя мать.
— Мама?
Несмотря на то что его родители жили в Верхнем Ист-Сайде, откуда до университета было рукой подать, виделись они редко. Старшее поколение Сент-Брайдов вращалось в других кругах.
Уже почти полночь. Завтра суббота. Джек взглянул поверх плеча Чада и заметил безупречно одетую мать, которая смотрелась здесь, как тепличное растение в зарослях сорняков. Он надел джинсы, натянул через голову рубашку. Выходя из комнаты, он увидел, что Чад расстегнул джинсы и устроился рядом с девушкой.
Джек почувствовал укол совести. Синтия. Ее зовут Синтия. Она рассказала ему о своем отце фермере, который косил сено кругами и все кролики выбегали в центр круга.
— Чад, — негромко позвал он.
Тот поднял голову.
— Что?
«Может быть, она не хочет? Может, нужно, по крайней мере, ее спросить, а не будить, грубо наваливаясь?»
— Джек! — пробормотала она и потянулась, стараясь сбросить с себя Чада.
«Это не мое дело, — пожав плечами, решил Джек. — Не мое».
Выбросив ненужные мысли из головы, он попытался пробраться через толпу. За последние двадцать минут людей собралось еще больше, если такое вообще возможно.
— Мама, что с тобой?
Анна-Лиза взглянула на сына. Хотела что-то сказать и прикрыла рот рукой.
— Мама, я могу объяснить…
Она подняла глаза, в них стояли слезы.
— Джек, твой отец умер.
На похороны пришло огромное количество народу: финансовые воротилы, светские львицы и даже мэр Нью-Йорка Эд Коч. Джек бродил по дому, где провел детство, в темно-сером костюме, который надевал на собеседование при поступлении в университет, отвечал на рукопожатия и принимал соболезнования. Все хотели поговорить с ним, выразить сочувствие и сообщить, что его отец был великим человеком.
Мать сказала: «Не выдержало сердце». Ее до сих пор трясло. Джек решил, что причина в том, что ее не оказалось рядом с мужем, когда случилось несчастье. Она находилась в одном из своих «крестовых походов» и приехала домой, когда ей сообщили, что Джозефа Сент-Брайда увезли в пресвитерианскую церковь.
Джек решил сбежать от доброжелателей к себе в комнату. Она до боли напоминала его комнату в общежитии — повсюду футбольные трофеи и связанные с ним предметы. Джек сел на узкую кровать и погладил пальцами голубую ленту на спинке кровати. За игру в премьер-лиге. Ему было десять.
Играть в футбол его научил отец. Каждую субботу они гоняли мяч в Центральном парке. Джек закрыл глаза и представил, как маленький мальчик (он сам) и молодой мужчина (его отец) пытаются пробить оборону противника. Джек вздрогнул, когда понял, что сейчас он до боли похож на отца.
В коридоре раздались шаги. Наверное, это мама. Идет, чтобы велеть ему надеть приличествующую случаю мину и скорбеть на глазах у всех. Шаги стихли у двери комнаты, и Джек услышал разговор двух коллег отца.
— Такой молодой, — вздохнул один.
— Да, — засмеялся его собеседник. — Но какая смерть!
Приглушенный смешок.
— Знаешь, да? Кончил… и умер.
Джек вышел из комнаты, не глядя на смущенных мужчин. В гостиной он нашел глазами мать.
— Можно тебя на минутку?
— Подожди, милый, — ответила Анна-Лиза.
— Нет, сейчас.
Джек не слышал, как мать объяснила, зачем ей нужно срочно отойти, но последовала за сыном в отцовскую библиотеку — большую, отделанную красным деревом комнату, забитую книжными полками.
— Что за спешка? Почему нельзя было поговорить после похорон? — удивилась Анна-Лиза.
— Отчего он умер?
— Я же тебе говорила. Не выдержало сердце. Врачи сказали: внезапная остановка.
Джек шагнул вперед.
— Мама, как умер отец? — негромко спросил он.
Она долго смотрела на сына.
— У твоего отца случился сердечный приступ. Когда он резвился на проститутке.
— Что-о?
— Я бы предпочла, чтобы присутствующие об этом не знали. Может быть, я себя обманываю, но если это, что маловероятно, еще не стало достоянием общественности, я бы хотела сохранить этот факт в тайне.
— Папа не мог так поступить. — Джек отрицательно покачал головой. — Он любил тебя.
Анна-Лиза коснулась его щеки.
— Недостаточно сильно.
Как и любого мальчика из приличной нью-йоркской семьи, мама постоянно предостерегала Джека, чтобы он держался подальше от этой части города, потому что здесь могли пырнуть ножом, ограбить и даже убить. Такси остановилось у многоквартирного дома, которыми, по всей видимости, изобилуют обветшалые районы всех крупных городов. Анна-Лиза расплатилась с водителем и ступила на заплеванный тротуар, как будто входила в замок.
Джек не понимал мать. Сам он еще даже не простил отца, что уж говорить о том, чтобы наведаться к проститутке, которую он трахал перед смертью. Ему было любопытно, как мать намерена преодолеть первую преграду — запертую входную дверь. Но она нажала на кнопку звонка под номером квартиры, на которую ей указали, и четко произнесла:
— Я насчет Джозефа.
Что-то зажужжало, и дверь открылась.
На третьем этаже их уже ждала женщина — худая, изможденная, с рыжими торчащими в разные стороны волосами. Она стояла, скрестив руки на груди, как будто тянула невидимую ленту. Когда она увидела Джека, ее рот округлился в беззвучное «О».
— Ты… ты так на него похож!
Джек отвернулся, делая вид, что рассматривает облупившиеся стены в коридоре.
Мать шагнула вперед.
— Здравствуйте, — сказала она, протягивая руку.
Джек знал, что мать долгие годы работала с неимущими, и все равно был потрясен тем, настолько естественно она держится.
— Я Анна-Лиза Сент-Брайд.
Женщина заморгала.
— Вы А? — спросила она.
— Прошу прощения?
Та опомнилась и, зардевшись, посторонилась.
— Проходите, пожалуйста.
Вся квартира была не больше комнаты в пентхаусе, где вырос Джек. Они оказались в гостиной — уютном уголке, где стоял потрепанный диван с цветастой обивкой и телевизор. «И здесь они этим занимались?» — удивился Джек. Горло жгло огнем. Ему хотелось прокричать, как он ненавидит эту квартиру, эту женщину. Ненавидит за то, что она украла его отца. Имея такую жену, его отец бегал вот к этой?!
— Я сама хотела вам позвонить, — призналась хозяйка. — Но все не решалась. Он кое-что здесь оставил… Джозеф.
Она полезла в ящик и достала отцовский золотой «ролекс». Анна-Лиза взяла часы, погладила выгравированную надпись. «Д. на вечную память. С любовью, А.»
Джек прочел надпись поверх материнского плеча. Хмыкнул.
— На вечную память.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы вернули часы, — сказала Анна-Лиза, вздернув подбородок.
— Скорее всего, она собиралась их присвоить, да ты объявилась, — пробормотал Джек.
— Джек! — одернула его мать. — Мисс…
— Роза. Просто Роза.
— Роза, я пришла вас поблагодарить.
— Вы… хотите поблагодарить… меня?
— Врачи сказали, вы от него не отходили. Если уж я… не смогла быть с Джозефом в последние минуты, я рада, что рядом с ним находился близкий человек. — Анна-Лиза кивнула, как будто убеждая себя, что говорит правильно. — Он часто… у вас бывал?
— Раз в неделю. Но я не брала у него денег. Клала их назад в бумажник, когда он спал.
Для Джека это оказалось последней каплей. Он заслонил собой мать, на шее вздулись вены, в висках стучало.
— Ты дешевая грязная шлюха! Неужели ты думаешь, что ей приятно это слышать? Неужели ты не понимаешь, что делаешь только хуже?
— Джек, прекрати! — решительно осадила его мать. — Я к тебе и пальцем не прикасалась с тех пор, как тебе исполнилось десять. Но видит Бог, я тебя отшлепаю. В поступках твоего отца эта женщина не виновата. Если она делала его счастливым, раз уж я не смогла, то она меньше всего заслуживает, чтобы на нее орали.
По лицу Анны-Лизы текли слезы. Джек был уверен: останься он еще хоть на секунду, и его сердце просто разорвется. Он нежно коснулся материнской щеки, почувствовал под своими пальцами ее скорбь.
— Мама, — убитым голосом прошептал он. — Давай уйдем.
— Это вы делали его счастливым.
От тихого, словно воспоминание, голоса Розы они обернулись.
— Он говорил только о вас. Уверял, что не заслуживает такой женщины, как вы.