Забытые по воскресеньям - Валери Перрен

В четырнадцать лет обувь отца стала тесновата сыну, в пятнадцать игры закончились: ноги выросли на два размера за год, и у Алена появились другие интересы. Для Армана это стало почти катастрофой: «Мой сын перестал влезать в мои ботинки!» Что-то закончилось, и от этого было грустно.

Арман слышит, как кто-то толкает калитку, входит в сад и звонит в дверь. Пришел его коллега Марсель – помощник по первому зову, и Арман нехотя покидает свое убежище.

– Привет, Марсель.

Он – мастер на все руки, вчера ремонтировал их стиральную машину, а сегодня утром собрался везти ее в утиль, но решил проверить одну деталь в моторе, о которой не подумал накануне…

– Знали бы вы, сколько машин приговаривают к смерти из-за этой проклятой штуковины.

Эжени подогревает кофе, пока Марсель ковыряется во чреве машины. Арман ходит кругами и отвечает междометиями, когда Марсель упоминает дренажный насос, электромагнитный клапан, датчик уровня и нагревательный резистор… Нужно обязательно проверить «вещевую ловушку». Арман знать не знал, что в стиралках таковые имеются.

Кристиан поднялся к себе, чтобы переодеться. В кухню вернулась Аннет с Жюлем на руках. Марсель поднимает голову, и его взгляд меняется. «Черт возьми, до чего хороша!» – написано у него на лице.

– Она и правда сдохла, – объявляет он, – тут уж ничего не поделаешь.

Арман и Марсель решают отсоединить сливной шланг и перекрыть воду, но кто-то уже это сделал. Арман машинально смотрит в сторону Эжени, ни на секунду не допустив мысли, что это могла сделать она. Мужчины поднимают машину. «Вот ведь ужас, она весит целую тонну!»

В то же мгновение Аннет передает Жюля Эжени, та прижимает мальчика к себе, но не целует. Женщины не смотрят друг на друга.

Арман слышит голоса из комнат сыновей, один из них спускается по лестнице. Ален или Кристиан? Арман не осмеливается поднять голову. Они скоро уедут на крестины, а когда вечером вернутся, он уже повесится. Аннет ему не простит, но это по большому счету значения иметь не будет. Жизнь продолжится, она всегда продолжается. Он не нужен жизни, что ей с ним делать, с таким вот… неудачником?

Арман с Марселем выходят из дома, тяжело отдуваясь, машина впрямь оказалась чертовски тяжелой. На улице похолодало. Они поднимают «усопшую» в грузовичок и крепко-накрепко ее привязывают. Услышав шум мотора, Арман оборачивается и видит стремительно отъезжающую «Клио». Близнецы на переднем сиденье, Сандрин и Аннет сзади! На долю секунды он успевает увидеть белокурые волосы Аннет, свой последний закат солнца.

Она приезжала три раза в год. Три дня на Новый год, три дня на Пасху, два – на уик-энд 15 августа. Хватило одного дня в октябре, чтобы все остановилось. Он почти не виделся с Аннет, но она занимала все его жизненное пространство. У него не осталось ничего своего – ни крошки, ни минутки. Все мысли принадлежали ей. Днем и ночью.

В те редкие разы, когда они оказывались наверху, в чулане, где пылились старые игрушки и не горел свет, их жизни сливались в одну.

Прошлой ночью ни он, ни Аннет не услышали, что Ален поднимается по лестнице. Они увидели, как открылась дверь и он позвал жену. Несколько раз. Аннет прижалась к Арману, вцепилась ногтями в кожу, и они съежились, умирая от страха и стыда при мысли о разоблачении.

Ален подошел ближе, как будто уловил их дыхание. Свет из коридора придавал им вид двух животных в капкане – два жалких силуэта, распластавшихся на полу между двумя коробками с посудой.

Ален пытается что-то сказать – и не может. Вечность спустя он отступает на несколько шагов и неслышно закрывает дверь, как будто хочет стереть из памяти увиденное.

У Армана начинает кружиться голова, и Марсель спрашивает, все ли в порядке.

– Не облащай внимания, мне плосто нужно кое-что обдумать.

Арман сует в карман приятелю несколько десяток за оказанную помощь.

– Это для твоих малышей.

– У меня их никогда не было! – смеется тот.

«Тебе повезло», – думает Арман.

Эжени с Жюлем на руках следит за мужчинами, прячась за занавеской.

«Нужно все сделать побыстрее, я больше ни дня не вынесу этот обвиняющий взгляд!» – говорит он себе.

– Пока, Малсель, до сколого.

Утро проходит спокойно, он ведет себя так, словно продолжает жить. Сажает на огороде весеннюю капусту и зимний салат. Старая октябрьская привычка. Земля уже замерзла, зима в этом году ранняя. Все утро он чувствует спиной взгляд Эжени.

В полдень в его тарелке, стоящей на кухонном столе, лежат остатки кускуса. Пересоленного. Арман колеблется, потом решает поесть, чтобы она ничего не заподозрила. Впервые за все годы брака он трапезничает в воскресенье один.

Арман смотрит на освободившееся от стиральной машины место и думает: «Когда я исчезну, пустоты не будет…»

В доме совсем тихо. Она, должно быть, на втором этаже, с детьми. Арман глотает кускус и пытается понять, почему Эжени так не хотела отпускать Жюля с родителями, думает, стоит ли оставить прощальное письмо для Аннет. Нет. Что он может сказать? «Люблю тебя»? Она знает. Он не будет писать ни жене, ни сыновьям.

Прошлой ночью, до того как Ален их обнаружил, молодая женщина плакала у него на плече, рассказывая о лице Пречистой Девы, которое реставрировала в церкви недалеко от Реймса. Аннет произносила слова о синем кобальте, и ее губы трепетали у самого его уха.

Она плачет все чаще и каждый раз все дольше. С этим действительно нужно кончать.

Арман вспоминает кожу Аннет, которая истончается из-за постоянного пребывания в холодных соборах и церквях, перед глазами стоят шрамы на ладонях и руках, неизбежные при работе со стеклом. Он думает о ее запястьях, украшенных браслетами. Арману вид собственных рабочих рук на белой коже казался фантазией, а не реальностью. Жюль вернул его на землю.

День рождения внука всегда был самым прекрасным и одновременно худшим в его жизни. До прошлой страшной ночи…

В палате Арман хотел взять ребенка на руки, но Эжени указала ему на объявление над кроваткой: «Этот малыш очень хрупкий, ласкать его разрешается только маме с папой». Арман чувствовал ровно то же, что при первом поцелуе с Аннет: ему хотелось схватить малыша и сбежать, исчезнуть, как и в тот вечер. Он ничего не сделал и вернулся домой.

Арман моет тарелку, приборы и стакан, ставит их на бортик раковины. Эжени непременно все переделает, ей не нравится,