Наша родословная - Кей Си Кин

Они не заметили меня, слишком увлеченные друг другом, и это согревает мое сердце. Потребуется много времени, чтобы найти для них новую норму, но ясно видно, что они сделают все, что потребуется, без вопросов. Я не могу вспомнить, когда видела Рафа с кем-нибудь, ни с одной живой душой, и, похоже, это потому, что его сердце всегда принадлежало Брайсу.

Раф немного выше Брайса, но это им идеально подходит, когда мой папа целует другого папу в лоб, и их глаза закрываются при соприкосновении. Я знаю, что для них это интимный момент, когда они крепко обнимают друг друга, но наблюдать за ними вот так — это похоже на дежавю. Мой разум удивляет меня трогательным воспоминанием.

По телевизору показывают сериал "черепашки-ниндзя", а я устраиваюсь поудобнее на диване, укрывшись своим любимым оранжевым пледом. Кожаный диван подо мной говорит мне, что мы в нашем семейном доме, до того, как все полетело к чертям. Моя голова покоится на бедре папы, и его огромная рука успокаивающе поглаживает мое плечо, все наше внимание сосредоточено на телевизоре.

— Микеланджело — лучший ниндзя! — кричу я, наблюдая, как они снова спасают положение.

— Ни в коем случае, дорогая, Рафаэль точно король черепашек, — говорит папа, и я хихикаю, когда он щекочет меня за бок.

Звук закрывающейся входной двери вдалеке заставляет нас замереть, но только на мгновение, прежде чем мы начинаем бороться с желанием встать как можно быстрее. Вскакиваю на ноги, папа поднимает меня в воздух, как только мои ступни касаются пола.

— Неееет, папа, это нечестно! — я вскрикиваю, дергая руками и ногами, чтобы вырваться из его хватки, но он только смеется, поднимая меня высоко в воздух.

— Но я не смогу победить, если подведу тебя, Луна, — протестует он, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

— Пожалуйста, папа, — шепчу я, изо всех сил стараясь изобразить щенячьи глаза, и любовь, написанная на его лице, согревает мою душу.

— Только один раз, — шепчет в ответ папа, опуская меня на пол. Поворачиваясь прямо к входной двери, я останавливаюсь как вкопанная, когда в поле зрения появляется папа.

— Мой! — я кричу, мои маленькие ножки несутся к нему, руки широко раскидываются, когда он приседает, чтобы поймать меня. Как только я оказываюсь в его объятиях, мои руки крепко обнимают его.

— Привет, «Meu Tesouro», — шепчет папа мне на ухо, и мои глаза закрываются, впитывая его любовь. — Привет, Моя любовь, — добавляет он, обращаясь к папе, который обнимает нас обоих.

— Я рад, что ты дома, Би. Мы скучали по тебе, правда, дорогая?

Я отчаянно киваю, ослабляя свою крепкую хватку на папе, чтобы тоже обнять его за шею. Держа меня между ними, папа наклоняется и целует папу в губы, и я не могу сдержать противный звук, который вырывается у меня изо рта.

— Фу-у-у-у, — стону я, морща нос, когда мое лицо морщится. Они отстраняются и тихо смеются надо мной, папа закатывает глаза.

— Я думаю, Луна хочет поцелуев. Как ты думаешь, папа? — спрашивает папа, и папа кивает в знак согласия. Прежде чем я успеваю возразить, они одновременно облизывают губы и покрывают небрежными поцелуями мои щеки, и как бы мне это ни было противно, я все равно люблю внимание и этот момент.

Застыв на месте, я моргаю, отгоняя воспоминание. Словно почувствовав мое присутствие, они выглядывают наружу и улыбаются, когда видят меня. Раф похлопывает Брайса по спине, прежде чем направиться на кухню, и Брайс выходит на улицу в толстой толстовке с капюшоном, дрожа от холодного воздуха. Я слежу за каждым его движением, не в силах отвести глаз. Шестилетний ребенок во мне боится, что я моргну, и он снова исчезнет. Я не пропускаю, как он нервно теребит ворот своей толстовки, когда садится рядом со мной, и я ставлю свою кружку с кофе на стол. Сегодня он выглядит усталым и измученным, как будто мои вчерашние слова задели его за живое. Рафу, вероятно, тоже было что сказать наедине, но он, должно быть, знал, что не все это будет солнечным светом и розами.

Некоторое время мы сидим в тишине, оба смотрим на море, счастливые просто быть рядом друг с другом.

— Ты знаешь, когда ты была маленькой, мы всегда ловили тебя на подглядывании. С удивлением в глазах ты всегда спрашивала: ‘Это настоящая любовь, папочка? ’ и я всегда отвечал: ‘«Meu Tesouro», настоящая любовь — это то, что я чувствую к тебе и к папе, и однажды ты тоже почувствуешь это к кому-то другому’. - его глаза встречаются с моими, на губах мягкая улыбка. — И каждый раз, когда ты спрашивала, откуда ты это знаешь, я обещал тебе, что ты почувствуешь это всеми своими костями, своим сердцем и своей душой. — его рука находит мою, успокаивающе сжимая, пока его слова удерживают меня в плену, воспоминания всплывают на поверхность. — Это то, что ты чувствуешь к тем мужчинам там?

Я подсознательно киваю, мой разум уже знает ответ на этот вопрос, даже не задумываясь над ним. — Да. Они дополняют меня способами, о которых я и не подозревала, что это возможно. Они давят на меня, бросают мне вызов, даже чертовски раздражают меня. Но самое главное, они принимают меня такой, какая я есть, никогда не пытаясь изменить меня. — я улыбаюсь собственным словам, чувствуя, что за ними стоит правда.

— Это все, чего я хочу для тебя, «Meu Tesouro». Я хочу, чтобы ты почувствовала всю любовь, которой заслуживаешь, и я тоже собираюсь потратить целую вечность на то, чтобы чертовски раздражать тебя, чтобы наверстать все то время, которое мы упустили. — он глубоко вздыхает, в его глазах печаль, а на лице хмурое выражение. — Прости, Луна. За то, что защищал тебя, оставаясь в стороне. Надеюсь, однажды ты сможешь простить меня за весь ущерб, который я причинил.

Я сжимаю его руку в ответ, мои глаза тоже наполняются эмоциями. — Я прощаю тебя. Я простила тебя в тот момент, когда ты поймал мое падение в Трущобах. Я думала, что умираю, но все было в порядке, потому что я видела твое лицо. — мои слова едва слышны, когда он притягивает меня ближе, обнимает и крепко прижимает к себе. — Ты просто должен быть терпелив со мной. Папа — это мой папа, мое все. Он заполнил пустоту, которая осталась позади, и мне потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть. Я даже не знаю, как к тебе обращаться. Это крутилось у меня в голове, и называть тебя папой тоже было бы просто