Сломанная печать - Иванна Осипова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оставьте меня! — Дёрнувшись, она потянула его назад, отказываясь переступать порог. — Что вы задумали?! Я буду кричать! Я практиковала не только защиты и могу постоять за себя!
Запоздалое сопротивление Марисы как будто разозлило мага ещё сильнее. На угрозы он не ответил, но скорость движения увеличилась, и спустя полминуты Северин вытащил упирающуюся студентку из узкого туннеля на улицу. Близкий шум волн, запах моря и прохладный ветер стали для Марисы неожиданностью. Ночь, уединённое место. Всё слишком сильно напоминало ей о прошлом. В этот раз она не дастся так легко. Пусть не рассчитывает, проклятый ментал, что она бессловесная добыча.
— Послушайте… — прохрипел, выдыхая, Северин.
Воспользовавшись остановкой, Мариса вывернулась и начала колотить кулаками по плечам и груди стажёра.
— Вам ничего не угрожает! Смотрите! — Он развёл руки в стороны.
Но с решительной яростью она продолжала отбиваться. Мариса и не поняла сразу, что никто больше не держит её. В памяти ярко горел образ Лироя, чья сила быстро сломила все попытки защитить себя. Мариса словно заново сражалась с призраком прошлого, ненавидя сейчас Рина не меньше, чем Фолэнта. Била, выплёскивая весь ужас и боль, пережитые на Дозорной Башне.
— Да остановитесь же! — сдерживая возмущение, прошипел Северин.
Он встряхнул Марису за плечи, точно пытаясь вернуть к реальности. Редкая для ментала растерянность затронула сознание. Даже для воровки, пойманной на «горячем», её реакция показалась ему слишком острой. Студентка успела порядком разозлить его глупой настырностью. Это же надо! Пытаться взломать дверь в хранилище! Рисковать всем. И ради чего? Его обязанность оградить наивную девчонку от беды.
— Что за глупые игры с запретной магией?! Свободы хочешь лишиться?! Жизни?! Хочешь стать, как моя сестра?! Догадываешься, почему печати несложные?
— Нет! — резко выкрикнула Мариса в лицо стажёру.
— Чтобы ловить таких любопытных девчонок. Настолько безмозглых, что повсюду, не скрываясь, используют магию креаторов. Это тебе не в куклы играть!
От возмущения он забылся и обращался к первокурснице просто на «ты». Встряхнув её снова, Северин совсем смешался. Разгорячённая борьбой, с горящими магическим даром янтарными глазами и разметавшимися волосами, с румянцем на щеках — Мариса показалась ему чудо, как хороша. Тяжёлое дыхание слетало с полуоткрытых губ, напоминая вовсе не о ненависти, которую он видел в ней. Жар манил, обещая сладость и томление. Желание сделалось невыносимым, а она, словно дразнясь, облизнула пересохшие губы. Сколько бы Северин не отрицал в себе этот зов, не практиковал строгую логику менталов, но оставался всего лишь молодым мужчиной.
Потеряв контроль, он рывком притянул Марису к себе, удерживая за талию и плечи. Всё ещё упираясь в его грудь, она с ужасом осознала, что сил опять не хватило, прошептала:
— Оставьте меня! Ненавижу…
Она задрожала, чувствуя, как золотистые нити дара эмпата наполняются силой, стремятся к Рину, попадая в унисон звучания граней холодного и совершенного алмаза внутри Брума. Взгляд Северина сделался странным, каким-то тягучим омутом, затуманенным, будто невидимые чары не отпускали и его то же. Спустя секунду губы Северина завладели губами Марисы.
35.
Это было слаще, чем он ожидал и мог вообразить. Между ними в одно смешались и жар, и свежесть морозного утра. Дар ментала сиял в золоте дара Марисы. Позабывшего о сдержанности Северина переполняли горячее желание и одновременно нежность. Теряя голову, он всё-таки сумел благоразумно напомнить себе, что для Марисы это, скорее всего, первый поцелуй. То, как она испуганно замерла, как вначале стиснула неподвижные губы — всё подтверждало его догадку. Юная и невинная, в его объятиях она будто бы была на своём месте, а он, казалось, имеет полное право целовать именно эту женщину. Она принадлежит ему и только ему. От ощущения хрупкости Марисы защемило сердце, а губы продолжали требовать ответной ласки.
Горьковатый запах полыни, смешанный с ароматом морозного вереска с пустошей, вскружил Марисе голову. Она перестала дышать, не успев опомниться от неожиданной атаки, подчинившись напору Северина. Никто и никогда не целовал её. По краю сознания промелькнула мысль, что хотя бы в этом Лирой сохранил невинность девочке из имения.
Вначале жаркие и требовательные, поцелуи Северина сделались мягкими, ласкающими. Мариса, плавилась от бережных прикосновений. Рин позволял перевести дух, и снова погружал в томительное ожидание чего-то большего. Он осторожно проводил языком по её приоткрытым губам или забирал их себе, а Мариса уже не чувствовала земли под ногами. В мире существовал только один человек — Северин Брум, в объятиях которого она поднялась над землёй. Их дары соприкоснулись, кружа в незримом танце, переплетаясь и отражаясь друг в друге. Ладонь Марисы так и лежала на груди господина Брума, зажатая между их телами. Бешеная скачка сердец подстёгивала жар, охвативший обоих.
Северин никак не мог остановиться, а она, как будто благосклонно отвечая, сама несколько раз прихватила губами его нижнюю губу. Немедленно отозвавшись, приняв её неосознанный порыв за разрешение, ладонь Рина соскользнула с талии ниже, пальцы сжались, пробуя, исследуя податливое тело.
Мариса вздрогнула, словно мрачная тень накрыла золотистый свет дара, отражённый от алмазных граней. Быстро поняв, как ошибся, Северин провёл кончиками чувствительных пальцев по щеке девушки. Он не прервал поцелуя, но постарался успокоить её осторожной нежностью, точно опасаясь, что Мариса немедленно сбежит от него. Пальцы незряче коснулись ожога от стихийной магии, который она всегда скрывала волосами.
Острая, болезненная вспышка молнией пронзила Марису. Горькая память отрезвила, рассеяла сладкий туман. Зачем он так близко? Почему она позволяет целовать себя? Как же сильно господин Брум прижимает её к себе! Так, что невозможно дышать и она чувствует…всё... Мариса и сквозь одежду как будто ощущала каждый мускул, каждый изгиб молодого и жаждущего тела. Пугающая, настойчивая мощь, готовая распластать, подмять под себя и использовать хрупкую плоть.
А воспоминания подкидывали в тёмный огонь новые и новые образы.
— Какая сладкая козочка, — эхо голоса Лироя продолжало звучать в сознании. — А что у нас
