The Beatles. Антология - The BEATLES

Джордж: "Конверт альбома "С «Битлз» породил больше всего подражаний в этом десятилетии. Фотографию сделал Роберт Фримен. Мы показали ему снимки, сделанные Астрид и Юргеном в Гамбурге, и спросили: «А вы так можете?» Сеанс проходил в студии, нас снимали на черном фоне.

С этого конверта началось наше активное участие в работе над оформлением своих пластинок. Конверт для "Please Please Me" — дрянь, но в то время это не имело значения. Мы даже не думали о том, что он выглядит паршиво, — вероятно, потому, что радовались самой пластинке. При записи альбома "С "Битлз" мы впервые подумали: "Давайте-ка сделаем его профессионально".

Нил Аспиналл: «Когда Джон переехал в Лондон, он поселился по соседству с Робертом Фрименом — он жил всего этажом выше. Роберт как раз закончил школу искусств, и Джон заказал ему конверт для альбома. Ребята объясняли Роберту, чего они хотят, и он сразу все понял. С тех пор „Битлз“ активно участвовали в оформлении альбомов».

Ринго: "В 1963 году отношение моих родных ко мне изменилось. Ко мне стали относиться как к человеку, не похожему на них.

Мне абсолютно отчетливо запомнилось то, что случилось в доме моей тети, где до этого я бывал тысячу раз. Однажды вечером мы пили чай, кто-то толкнул журнальный столик, и мой чай пролился на блюдце. Общая реакция была такой: "Так не годится, надо привести его тарелку в порядок". Такого прежде никогда не случалось. Я подумал: "Вот это перемена!" И это крепко засело у меня и мозгу.

Внезапно я стал "одним из них" даже для моих родных, и к этому было очень трудно привыкнуть. Я вырос и повзрослел среди этих людей, а теперь словно стал человеком из другого мира".

Джордж: "Мои родные тоже изменились, но в лучшую сторону. Происходящее потрясло их, как потрясло бы всякого. Всем нравится успех, но, когда успех столь велик, доходит просто до смешного. Они были в восторге.

Моя мама — замечательный, но наивный человек, какими были все ливерпульцы в те времена. Она писала всем, кто присылал нам письма, отвечала на письма поклонникам. Она отвечала на письма, в которых просили: "Уважаемая миссис Харрисон, не могли бы вы прислать нам один из ногтей Пола Маккартни?" До сих пор люди приходят ко мне, показывая письма, которые когда-то посылала им моя мать. Даже когда я был еще ребенком, у нее были друзья по переписке, люди из Нортумберленда, Новой Зеландии и еще откуда-то. Она никогда не встречалась с ними, они просто писали друг другу и обменивались фотографиями".

Ринго: "Дом и семья — то, чего мне не хотелось менять, потому что вокруг меня все изменилось, мы уже не знали, кто наши друзья — кроме тех, которых знали прежде, еще до прихода славы. Ребятам и девушкам, с которыми я общался раньше, я мог доверять. Но как только мы стали важными и знаменитыми, мы поняли: люди вертятся вокруг нас, чтобы тоже прославиться за счет «Битлз». А когда такое случается в семье, это удар. Я не знал, как быть, я не мог просто сказать: «Относитесь ко мне, как раньше», потому что при этом сам признал бы, что я важная персона.

Когда становишься знаменитым, случается и другое: люди начинают думать, будто ты знаешь что-то такое, чего не знают они. Все хотят знать, что ты думаешь по тому и другому поводу, а я в свои двадцать два — двадцать три года нес чепуху, как будто и вправду что-то знал. Я мог рассуждать о чем угодно. Я точно знал, как надо управлять страной, почему и как должно произойти то или иное событие, я вдруг превратился в зануду, в того, кто всегда готов нести чепуху: "Да, да, слушаю вас. Что бы вы хотели узнать?" Это было так нелепо! Помню бесконечные разговоры, которые продолжались по нескольку дней и даже суток, мы обсуждали, что происходит в мире, обсуждали музыку. Внезапно все стали полагаться на наше мнение! А мы ничуть не изменились, просто выпустили пару синглов, занявших первые места, и понравились миллионам слушателей.

До прихода в "Битлз" я не учился, как не учился и после того, как присоединился к ним. Жизнь — отличная школа".

Пол: "Нам постоянно задавали разные и очень сложные вопросы. Но нам недоставало глубины. Люди спрашивали: «Что вы думаете о водородной бомбе, о религии, о фанах?» Но мы ни о чем таком не думали, пока не раздавались эти вопросы. И даже потом нам не хватало времени обдумать их. Что я думаю о водородной бомбе? Есть такой ответ от сдавшего пять экзаменов по программе средней школы с хорошей оценкой и один — с плохой: «Я не одобряю ее». (64).

Джордж: «Повеселимся сегодня вовсю, ведь завтра мы можем умереть», — какая чушь! Есть зажравшаяся публика, готовая взорвать мир. А мне интересно узнать, что будет потом" (66).

Нил Аспиналл: «Все мы постепенно переселились в Лондон. До переезда они часто бывали дома и по-прежнему доигрывали остатки концертов в „Кэверн“ и других клубах, но вскоре стало ясно, что гораздо практичнее жить в Лондоне, а не в Ливерпуле. Все родные безумно гордились их известностью, но после переезда, по-моему, все они почувствовали, что потеряли ребят. Кажется, мы с Мэлом Эвансом последними нашли квартиру, потому что мы долго не могли себе это позволить. В конце концов нам подыскали квартиру, потому что жить в отелях, как делали мы, было гораздо накладнее».

Джон: «Когда я вместе с группой покинул Ливерпуль, многие ливерпульцы обиделись и заявили: „Ты бросил нас“. Так же было и с Англией. Уехав из Англии в Америку, я потерял много поклонников. Они, как и ливерпульцы, считали, что мы принадлежим им, и продолжали считать, пока я не решил уехать. Уехав в Лондон, мы перестали нравиться многим, но, конечно, у нас появились новые поклонники, совсем другая публика» (71).

Ринго: "К концу 1963 года возвращаться домой стало невозможно. При том бизнесе, которым мы занимались, полагалось жить в Лондоне. Здесь находились студии звукозаписи, все достопримечательности и места, где происходили заметные события, поэтому переезд стал естественным явлением.

Поначалу мы с Джорджем занимали квартиру на Грин-стрит, Парк-Лейн. В неделю мы платили за нее сорок пять фунтов — целое состояние! Джон жил с Синтией. (Именно тогда они наконец объяснили мне, что женаты, а до тех пор хранили тайну, опасаясь, что я кому-нибудь проболтаюсь. Можете себе представить — они мне не доверяли. Это я так шучу.)

Нас кормили Гарри и Кэрол Файнголды, которые жили этажом ниже. Мы не умели обслуживать себя: мы привыкли жить с родителями, они стряпали, у них всегда был готов чай. А теперь мы вдруг оказались в собственной квартире в Лондоне. Мы заглядывали в клуб "Saddle Room", членом которого был принц Филипп. Возле клуба держали карету с лошадью, поэтому двух пьяных молодых битлов часто видели подъезжающими в этой карете к дому на Парк-Лейн. Цок-цок. Для двух паршивцев из Ливерпуля это был далекий путь. "Давай поедем в карете!"

Мы познакомились с уймой народа. Я обрадовался знакомству с Филом Спектором. Диджей Тони Холл тоже жил на Грин-стрит, и, когда Фил и группа "Рокетс" останавливались у него, мы с Джорджем ходили к нему в гости".

Джордж: "Мы так долго жили в лондонских отелях, что наконец решили, что нам нужна своя квартира. Джон нашел жилье первым, потому что он был женат; мы с Ринго сначала останавливались в отеле «Президент» на Расселл-сквер, а потом переехали в квартиру. Это было целое событие: все мы выросли в маленьких двухэтажных ливерпульских домах, а теперь у нас появилась шикарная квартира в Мэйфейре, с двумя ванными, и это было здорово.

В 1963–1966 годах начался интеллектуальный этап в карьере Джона и Пола. Джон всегда интересовался поэзией и кино, но, когда мы переехали в Лондон, между ним и Полом началось соперничество, каждый из них старался побольше узнать обо всем. Пол начал бывать в клубе "Истеблишмент" и встречаться с Джейн Эшер. Было время, когда они ходили в театр и постоянно спрашивали: "А эту пьесу вы видели? А эту? А это вы читали?"

Пол: "Вот истинная причина, по которой мы покинули Ливерпуль: Лондон — крупный столичный город, где происходят самые важные события. Если уж идешь в театр, то в Национальный, где играют потрясающие актеры. Увидев Колин Блейкли в «Юноне и жиголо», мы словно прозрели. В то время я встречался с актрисой Джейн Эшер, поэтому часто бывал в театре.

Я сам начал снимать маленькие фильмы. Мы снимали домашнее кино, и, поскольку я недолюбливал камеры, записывающие звук (в то время их было не так уж много), я делал немые ленты, а потом в порядке эксперимента накладывал на изображение музыку. Помню фильм об уличном регулировщике. Я снял его, затем снова зарядил в камеру пленку и снял поток транспорта, поэтому, когда регулировщик пытался остановить машины, они продолжали мчаться сквозь него. Эту пленку я совместил с записью потрясающего джазового саксофониста, который явно фальшивил, играя "Марсельезу", — вероятно, так и родилась идея вступления к песне "All You Need Is Love". Это выглядело довольно забавно.