ВАННА АРХИМЕДА СБОРНИК - ОБЭРИУТЫ

– Дома,- ответил машинист.

288 – Тогда, извините, Матвей Филиппович, вы не богаты деньгами? Я послезавтра получу. Не могли бы вы мне одолжить тридцать рублей? – Мог бы,- сказал машинист. И я слышал, как он звякал ключами, отпирая какой-то ящик. Потом он открыл дверь и протянул мне новую красную тридцатирублевку.

– Большое спасибо, Матвей Филиппович,- сказал я.

– Не стоит, не стоит,- сказал машинист.

Я сунул деньги в карман и вернулся в свою комнату.

Чемодан спокойно стоял на прежнем месте.

– Ну, теперь в путь, без промедления,- сказал я сам себе.

Я взял чемодан и вышел из комнаты.

Марья Васильевна увидела меня с чемоданом и крикнула: – Куда вы? – К тетке,- сказал я.

– Шкоро приедете? – спросила Марья Васильевна.

– Да,- сказал я.- Мне нужно только отвезти к тетке кое-какое белье. А приеду, может быть, и сегодня.

Я вышел на улицу. До трамвая я дошел благополучно, неся чемодан то в правой, то в левой руке.

В трамвай я влез с передней площадки прицепного вагона и стал махать кондукторше, чтобы она пришла получить за багаж и билет. Я не хотел передавать единственную тридцатирублевку через весь вагон и не решался оставить чемодан и сам пройти к кондукторше.

Кондукторша пришла ко мне на площадку и заявила, что у нее нет сдачи. На первой же остановке мне пришлось слезть.

Я стоял злой и ждал следующего трамвая. У меня болел живот и слегка дрожали ноги.

И вдруг я увидел мою милую дамочку: она переходила улицу и не смотрела в мою сторону.

Я схватил чемодан и кинулся за ней. Я не знал, как ее зовут, и не мог ее окликнуть. Чемодан страшно мешал мне: я держал его перед собой двумя руками и подталкивал его коленями и животом. Милая дамочка шла довольно быстро, и я чувствовал, что мне ее не догнать. Я был весь мокрый от пота и выбивался из сил.

Милая дамочка повернула в переулок. Когда я добрался до угла – ее нигде не было.

– Проклятая старуха! – прошипел я, бросая чемодан на землю.

Рукава моей куртки насквозь промокли от пота и липли к рукам. Я сел на чемодан и, вынув носовой платок, вытер им шею и лицо. Двое мальчишек остановились передо мной и стали меня рассматривать. Я сделал спокойное лицо и пристально смотрел на ближайшую подворотню, как бы поджидая кого-то. Мальчишки шептались и показывали на меня пальцами. Дикая злоба душила меня. Ах, напустить бы на них столбняк! И вот из-за этих паршивых мальчишек я встаю, поднимаю чемодан, подхожу к подворотне и заглядываю туда. Я делаю удивленное лицо, достаю часы и пожимаю плечами. Мальчишки издали наблюдают за мной.

Я еще раз пожимаю плечами и заглядываю в подворотню.

– Странно,- говорю я вслух, беру чемодан и тащу его к трамвайной остановке На вокзал я приехал без пяти минут семь. Я беру обратный билет до Лисьего Носа и сажусь в поезд.

В вагоне кроме меня еще двое. Один, как видно, рабочий, он устал и, надвинув кепку на глаза, спит. Другой, еще молодой парень, одет деревенским франтом: под пиджаком у него розовая косоворотка, а из-под кепки торчит курчавый кок. Он курит папироску, всунутую в ярко-зеленый мундштук из пластмассы.

Я ставлю чемодан между скамейками и сажусь.

В животе у меня такие рези, что я сжимаю кулаки, чтобы не застонать от боли.

По платформе два милиционера ведут какого-то гражданина в пикет. Он идет, заложив руки за спину и опустив голову.

Поезд трогается. Я смотрю на часы десять минут восьмого О, с каким удовольствием спущу я эту старуху в болото! Жаль только, что я не захватил с собой палку, должно быть, старуху придется подталкивать.

Франт в розовой косоворотке нахально разглядывает меня. Я поворачиваюсь к нему спиной и смотрю в окно.

В моем животе происходят ужасные схватки; тогда я стискиваю зубы, сжимаю кулаки и напрягаю ноги.

Мы проезжаем Ланскую и Новую Деревню. Вон мелькает золотая верхушка Буддийской пагоды, а вон показалось море.

290 Но тут я вскакиваю и, забыв все вокруг, мелкими шажками бегу в уборную. Безумная волна качает и вертит мое сознание…

Поезд замедляет ход Мы подъезжаем к Лахте. Я сижу, боясь пошевелиться, чтобы меня не выгнали на остановке из уборной.

– Скорей бы он трогался! Скорей бы он трогался' Поезд трогается, и я закрываю глаза от наслаждения.

О, эти минуты бывают столь же сладки, как мгновения любви! Все силы мои напряжены, но я знаю, что за этим последует страшный упадок.

Поезд опять останавливается. Это Ольгино. Значит, опять эта пытка! Но теперь это ложные позывы. Холодный пот выступает у меня на лбу, и легкий холодок порхает вокруг моего сердца. Я поднимаюсь и некоторое время стою, прижавшись головой к стене. Поезд идет, и покачивание вагона мне очень приятно.

Я собираю все свои силы и, пошатываясь, выхожу из уборной.

В вагоне нет никого. Рабочий и франт в розовой косоворотке, видно, слезли на Лахте или в Ольгино. Я медленно иду к своему окошку.

И вдруг я останавливаюсь и тупо гляжу перед собой.

Чемодана, там, где я его оставил, нет. Должно быть, я ошибся окном. Я прыгаю к следующему окошку. Чемодана нет. Я прыгаю назад, вперед, я пробегаю вагон в обе стороны, заглядываю под скамейки, но чемодана нигде нет.

Да разве можно тут сомневаться? Конечно, пока я был в уборной, чемодан украли. Это можно было предвидеть! Я сижу на скамейке с вытаращенными глазами, и мне почему-то вспоминается, как у Сакердона Михайловича с треском отскакивала эмаль от раскаленной кастрюльки.

– Что же получилось? – спрашиваю я сам себя.- Ну кто теперь поверит, что я не убивал старухи? Меня сегодня же схватят, тут или в городе на вокзале, как того гражданина, который шел, опустив голову.

Я выхожу на площадку вагона. Поезд подходит к Лисьему Носу. Мелькают белые столбики, ограждающие дорогу. Поезд останавливается. Ступеньки моего вагона не доходят до земли Я соскакиваю и иду к стан10' 291 ционному павильону До поезда, идущего в город, еще полчаса Я иду в лесок Вот кустики мо/к/кевельника, за ними меня никто не увидит Я направляюсь туда По земле ползет большая зеленая гусеница. Я опускаюсь на колени и трогаю ее пальцами Она сильно и жилисто складывается несколько раз в одну и в другую сторону.

Я оглядываюсь Никто меня не видит. Легкий трепет бежит по моей спине.

Я низко склоняю голову и негромко говорю: – Во имя Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков Аминь……

f imwuui ОЛЕЙНИКОВ На этом я временно заканчиваю свою рукопись, считая, что она и так уже достаточно затянулась.

Конец мая и первая половина июня 1939 НАЧАЛЬНИКУ ОТДЕЛА Ты устал от любовных утех, Надоели утехи тебе! Вызывают они только смех На твоей на холеной губе.

Ты приходишь печальный в отдел, И отдел замечает, что ты Побледнел, подурнел, похудел, Как бледнеть могут только цветы! Ты – цветок! Тебе нужно полнеть, Осыпаться пыльцой и для женщин цвести.

Дай им, дай им возможность иметь Из тебя и венки, и гирлянды плести.

Ты как птица, вернее, как птичка Должен пикать, вспорхнувши в ночи.

Это пиканье станет красивой привычкой…

Ты ж молчишь… Не молчи.. не молчи…

1926 КАРАСЬ Н С Болдыревой Жареная рыбка, Дорогой карась, Где ж ваша улыбка, Что была вчерась? Жареная рыба, Бедный мой карась, 294 I Вы ведь жить могли бы, Если бы не страсть.

Что же вас сгубило, Бросило сюда, Где не так уж мило, Где сковорода? Помню вас ребенком, Хохотали вы, Хохотали звонко Под водой Невы.

Карасихи-дамочки Обожали вас – Чешую да ямочки Да ваш рыбий глаз.

Бюстики у рыбок – Просто красота! Трудно без улыбок В те смотреть места.

Но однажды утром Встретилася вам В блеске перламутра Дивная мадам Дама та сманила Вас к себе в домок, Но у той у дамы Слабый был умок.

С кем имеет дело, Ах, не поняла, Соблазнивши, смело С дому прогнала.

И решил несчастный Тотчас умереть Ринулся он, страстный, Ринулся он в сеть.

Злые люди взяли Рыбку из сетей, 29S На плиту послали Просто, без затей Ножиком вспороли, Вырвали кишки, Посолили солью, Всыпвли муки А ведь жизнь прекрасной Рисовалась вам, Вы считались страстным Попромежду дам..

Белая смородина, Черная беда! Не гулять карасику С милой никогда Не ходить карасику Теплою водой, Не смотреть на часики, Торопясь к другой.

Плавниками-перышками Он не шевельнет.

Свою любу «корюшкою» Он не назовет.

Так шуми же, мутная Невская вода! Не поплыть карасику Больше никуда! 1927 296 ПОСВЯЩЕНИЕ Ниточка, иголочка, Булавочка, утюг..

Ты моя двуколочка, А я твой битюг.

Ты моя колясочка, Розовый букет, У тебя есть крылышки, У меня их нет.

Женщинам в отличие Крылышки даны! В это неприличие Все мы влюблены.

Полюби, красавица, Полюби меня, Если тебе нравится Песенка моя.

(1928} КОРОТКОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ Тянется ужин.

Блещет бокал.

Пищей нагружен, Я задремал.

Вижу: напротив Дама сидит.

Прямо не дама, А динамит! Гладкая кожа.

Ест не спеша…

Боже мой, Боже, Как хороша! Я поднимаюсь И говорю: – Я извиняюсь, Но я горю! (1928) К И. Чуковскому от автора Муха жила в лесу, Муха пила росу, Нюхала муха цветы 297 (Нюхивал их и ты').