Мираж Золотого острова - Тим Северин

— Ты помнишь, что я сказал тебе, когда вы захватили нас на берегу?

— Что вы высадились для того, чтобы заключить с нами союз. С нашей помощью вы хотели захватить большой корабль, который придет с припасами для гиррагос.

— Именно так. С теми мушкетами, что у нас есть, мы вполне сможем напасть на него сами.

— Продолжай. — Мапанг швырнул ненужную больше рыбью кость в костер.

— Твои люди в каноэ подплывают к судну, притворяясь, что они хотят что-то продать. Дан, Изреель, Жак и я спрячемся в каноэ. У Штолька есть свой мушкет. Не успеют испанцы оправиться от наших первых выстрелов, как твои воины окажутся на борту и захватят корабль.

Мапанг негромко рыгнул и сказал:

— Вас пятерых будет мало. Корабль слишком большой, там слишком много людей.

— Но мы и не собираемся нападать на огромный галеон. Мы захватим судно поменьше, которое, как говорит Жак, скоро придет сюда. На нем хватит мушкетов, чтобы вооружить всю вашу деревню.

Чаморро посмотрел Гектору прямо в глаза и выставил нижнюю челюсть:

— А что вы попросите у нас взамен?

— На каждом судне есть маленькая лодка. Мы называем их шлюпками. Она либо лежит на палубе, либо ее буксируют позади судна. Мы попросим вас отдать нам эту шлюпку, снабдить нас едой и водой на три недели и позволить нам покинуть остров Рота.

— И куда вы поплывете?

— На закат, потому что тогда ветер будет попутным. В конце концов мы приплывем к своим.

Мапанг выплюнул крошки пищи. Его красные губы влажно лоснились.

— Я расскажу о вашем плане Совету старейшин. Пусть они решают. Но я должен предупредить вас. Если план удастся, то плыть вам придется очень долго. Мы называем наши острова тано’таси — «земля в море», — потому что отсюда до любой другой суши очень далеко.

Через несколько часов пир закончился. Несколько пьяных чаморро спали на земле. Гектор потерял Марию из виду. Он подумал, что жена Мапанга, как стало темнеть, увела девушку к себе в хижину, и решил, что эту ночь ему лучше провести в уритао. Но отдохнуть ему не удалось — он лежал без сна и все думал, что скажет Марии.

Едва взошло солнце, он выбрался из дома холостяков и сумел кое-как втолковать стайке хихикающих ребятишек, что хочет найти женщину-гирраго. Они привели его к одной из больших хижин на окраине деревни. Оттуда вышла Мария. Она умылась, переоделась и расчесала волосы, распустив их по плечам. Она была босиком, в той же простой коричневой юбке, в которой шла из форта, и в новом темно-синем корсаже, должно быть, принесенном в том самом узелке. Вид у нее был несколько напряженный. Вероятно, она еще не оправилась от волнений двух предшествующих дней.

— Пойдем к морю, — предложил Гектор. Он чувствовал себя смущенным и неловким. — На их рыболовную флотилию стоит посмотреть.

Девушка сдержанно и чуть натянуто улыбнулась:

— Очень интересно. За все то время, что я провела в форте, мне так и не довелось увидеть, как живут местные жители.

Они молча пошли по тропинке, ведущей на берег. Тропинка петляла по лощине, где росли папоротники и ползучие растения, сплетаясь корнями с диким баньяном. Они спугнули птицу, которая клевала осыпавшиеся семена, — голубку с переливчато-зеленым тельцем и розоватой головкой, и та улетела, захлопав крыльями. Остановились, они вдвоем смотрели, как она порхает среди ветвей. Гектор сорвал с маленького приземистого деревца ярко-желтый бутон.

— Дан говорит, чаморро делают из волокон этого дерева лески и плетут сети, — сказал он и отдал цветок Марии.

Она взяла бутон и некоторое время его рассматривала.

— Такие же растут вокруг форта в Аганье. Мне нравятся их яркие цвета, но что-то в этих цветах есть печальное. Каждый из них живет не более одного дня. К ночи лепестки блекнут и начинают опадать.

Они вышли к морю на пляж. День выдался жаркий и солнечный, но несколько облачков все же скопилось на горизонте. Лодки чаморро еще до зари вышли в море, усеяв сейчас сверкающую гладь воды. Какое-то время Гектор и Мария стояли и смотрели на мальчиков, удивших рыбу из своих маленьких каноэ. Подальше качались под парусами лодки взрослых.

— Давай присядем где-нибудь, — предложил Гектор, и они направились к лежавшему на берегу каноэ, прикрытому от солнца пальмовыми листьями. Мария задумчиво водила пальцем по красным и белым линиям, украшавшим корпус лодки. Он понимал, что она ждет, чтобы разговор начал он. А Гектор был так не уверен в себе, что просто не знал, как начать.

— Ты, должно быть, чувствуешь себя неуютно среди этих людей, — сказал он.

— Да нет, — ответила она. — Очень похоже на ту деревню, где я выросла. У нас были те же заботы — пропалывать огород, кормить семьи, учить детей. Здешним жителям повезло — им можно не бояться холодной зимы.

— У тебя есть какие-то вести из дома? — спросил Гектор.

Он знал, что Мария родом из андалусской деревни, что ее родители — простые скромные люди. Они убедили дочь согласиться стать компаньонкой жены дона Фернандо, когда тот был многообещающим чиновником в Перу и его ожидала блестящая карьера.

Она ответила, уже не столь спокойно:

— За все время, пока я здесь, я не получила от них ни единого письма. В последнем своем письме мать жаловалась, что отец болеет. Он слаб грудью, ему трудно дышать. Я даже не знаю, жив ли он еще.

Как будто решившись на что-то, Мария повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Гектор! — твердо сказала она. — Я знаю, тебя беспокоит, что я решила бежать с вами. Будет ли тебе легче, если скажу, что я в любом случае собиралась покинуть Аганью?

— Даже если бы я не появился?

Она кивнула:

— Мне здесь плохо жилось.

Гектор чувствовал, что Мария чего-то недоговаривает.

— Из-за меня?

— Отчасти. Но не потому, почему ты думаешь. Но, конечно, я скучала по тебе и надеялась увидеться снова.

— Расскажи, что случилось, — не выдержал Гектор.

Мария невидящим взглядом смотрела на залитую солнцем бухту.

— После того, как я отказалась свидетельствовать против тебя на суде, все переменилось.

— Тебя обвинили во лжи?

— Не явно. Но на меня перестали обращать внимания, а иногда даже избегали. Те самые испанские чиновники, которые привезли меня из Перу в Лондон, чтобы я дала показания на суде, потом обращались со мной так, будто я предала свою страну.

Гектор ощутил громадное чувство вины.

— Прости меня, — сказал он. — Ради меня ты пошла на такую жертву. Если бы не ты, меня приговорили бы к виселице.

Девушка посмотрела ему прямо в глаза:

— Я бы поступила так снова, если бы потребовалось. Но дни и месяцы для меня тянулись так долго, и я понятия не имела, что меня ожидает…