Одна против зомби - Виктор Гламаздин

— Специалист-эксперт первого ранга Ника Лодзеева баллистическую экспертизу провела, — доложила я себе. — Ее результат: меня могут укокошить на высоте свыше метра, — доложила я себе. — Блин, так что же, мне теперь туда раком заползать? Или перед собой какой-нибудь моноблок держать? Нет, его пуля прошьет, как нефиг делать. Это тебе не ментовский «макарон». Тут чувствуется калибр.

«Чего тебе терять, старуха? — сказала я себе. — Кому ты нужна? Кто будет плакать на твоей могиле, если тебя укокошит шальная пуля? Мама умерла. Отца ты и знать не знала; он бросил семью, когда тебе стукнул лишь второй годик. В Сибири бабка с дедом и прабабка, но ты с ними уже тысячу лет не общаешься, поди уж и забыли про тебя. С Толиком ты разосралась. Так что вперед на танк, хоть умрешь геройски, раз жизнь не удалась».

Я встала с кресла. И пинком отправила его к столу секретутки.

— Вроде как очередями пока не стреляют, есть шанс прорваться, — проговорила я, приставив ухо к кабинетной двери. — Да и зачем ему по мне сандалить? Ника, вперед! Труба зовет!

Я прислушалась. Тихо.

Еще тщательнее прислушалась. Все равно ничего не слыхать.

Прислушалась так, что аж в ухе зазвенело. Но ни выстрелов, ни стонов боли, ни воплей вроде: «Умир-р-р-раю!», «Как жесток мир!» или «А ведь я был создан для счастья и любви!», — не было слышно.

Тогда я встала на карачки, чтобы в меня труднее было влепить пулю, и дотянулась до дверной ручки. Я открыла дверь в кабинет загадочного властелина царства весьма странных существ. И отправилась на карачках сражаться под пулями, а может даже и под гранатами (кто его знает, чего там Хорькоффу надарили оружейники), за свое место под солнцем.

Подгоняла я себя весьма незатейливыми мыслями: «Самоубийство клиента — лучший способ наладить с ним деловое сотрудничество. Нынче ихний президент явно не в состоянии не только послать меня на хрен, но и серьезно поторговаться».

Глава 3. Может, он и не преувеличивал?

На четвереньках я вошла, точнее, вползла, стуча по паркету костлявыми коленками, в кабинет Хорькоффа, сварганенный то ли под древнеегипетскую гробницу, то ли под храм (петроглифы на стенах, заделанный под саркофаг стол, пластиковые фигуры богов Древнего Египта и все такое).

Одной рукой я опиралась о пол, а в другой прикрывала голову папкой от возможных рикошетов.

Хорькофф сидел за столом, держа в трясущихся руках пистолет.

Я приблизилась к главе «ИNФЕRNО». Опасливо озираясь, поднялась с колен (готовая в любой момент рухнуть на них снова), совсем как Россия в 2000-х. А затем приняла лихой и придурковатый вид, разогнулась и, сунув папку под мышку, представилась:

— Доброе утро! Я из компании ОВО «ЛАДИК».

Хорькофф не замечая меня, упорно твердил, споря неизвестно с кем:

— Нет, мне точно пипец! Говорю же, мне пипец! Пипец! Полный пипец!

«Не заикается и не воняет, — отметила я, наблюдая за президентом корпорации гробовщиков. — Опять же — глаза у него нормальные. А еще он совсем не такой робот, как остальные. Вряд ли Хорькофф зомби. Тем более что вряд ли зомби с таким чувством про «пипец» сможет сказануть».

Я, сестрицы, не этнограф и даже не синхронистка-переводчица с сорока семи языков. Однако кое-что о других народах ведаю.

Один дока-дипломат, исколесивший всю планету, как-то, будучи основательно под мухой, открыл мне одну из главных тайн человеческой цивилизации, рассказав, что у разных народов выражение «полный пипец» описывает совершенно разные моменты жизни представителей этих народов.

Когда: «Мне пипец!» — вопит прожженный в финансовых аферах штатовец, это всего лишь значит, курс его акций резко подешевел, их надо было сбросить еще вчера, а сегодня за них не дадут и ломаного цента.

Когда: «Мне пипец!» — кричит, сбросив тарелку с макаронами на пол, итальянец, это значит, его жена пересолила харчи, а футбольная сборная опозорилась на чемпионате.

Когда: «Мне пипец!» — плачет индус высшей касты, это всего лишь значит, что его карма навек загрязнена, поскольку на него ненароком упала тень презренного шудры.

Когда: «Мне пипец!» — скулит, ломая едальные палочки о пересушенные суши, японец, это всего лишь значит, что он потерял лицо перед начальством и обязан отрезать себе кухонным ножом палец, передав оный в белом накрахмаленном платочке боссу вкупе с извинениями.

Когда: «Мне пипец!» — шепчет, трясясь от страха, абориген Берега Слоновой Кости, это всего лишь значит, что земляки решили его схарчить, следуя совету деревенского колдуна.

Хорькофф не был ни штатовцем, ни итальянцем, ни индусом, ни японцем, ни даже дикарем из африканской глубинки. И поэтому я застыла от любопытства, пытаясь понять, что же такого произошло, и зачем сидящий в кресле мужчина, дрожащими от нервного напряжения руками досылает патрон в патронник.

— Прощай, Динара! — Хорькофф посмотрел на стоящую перед ним свадебную фотографию, на которой он целовался со своей невестой — молоденькой пышкой, судя по ее широко открытым глазам, весьма сильно ошалевшей от обрушившегося на нее счастья.

Хорькофф повернул пистолет к себе концом, именуемым в среде военных и реконструкторов либо «выходным отверстием ствола», либо «дульным срезом», а в среде не нюхавших портянок штатских штафирок просто «дулом».

Но сразу палить во все стороны Хорькофф не стал. Он замер, заворожено смотря в черный зрачок пистолета.

Хорькофф пристально всматривался во тьму, скрывающуюся внутри дула.

Скрывающаяся внутри дула тьма пристально всматривалась в Хорькоффа.

Так они самозабвенно глядели друг в друга минут пять. Поединок этих взглядов шел в зловещей тишине, которую мне, естественно, захотелось нарушить (ну не нравится мне такая тишина — она мои нервные клетки истребляет, как муравьед термитов).

— Доброе утро! Я из компании ОВО «ЛАДИК», — повторила я, тут же ощутив, как легкомысленно звучат мои слова в кабинете, наполненном под потолок атмосферой древнегреческой трагедии.

Хорькофф отбросил пистолет на стол.

Я подумала, президент «ИNФЕRNО» совершил это, услышав меня. Но ошиблась. Тот разбирался со своими тараканами в голове и меня в упор не видел.

Хорькофф обхватил голову руками и простонал:

— Н-не м-могу!

Он начал плакать и биться головой о столешницу, стилизованную под верхнюю крышку саркофага древнеегипетских царей.

Я не смогла спокойно смотреть на это. Отвернулась от Хорькоффа. И стала шарить взглядом по кабинету.

Вдоль его стен стояли выкрашенные в яркие цвета двухметровые пластмассовые фигуры главных персонажей египетской «Книги мертвых».