Лето 1969 - Элин Хильдебранд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ларри приносил угощения из пекарни: коробки с пончиками или овсяное печенье, усыпанное сушеной клюквой. Он всегда предлагал что-нибудь Кирби, но это были скорее подарки из доброты, чем намеки на ответные чувства. Перед «Все средства хороши» Кирби выходила из машины, всякий раз их ждала Блэр, чтобы занять ее место, и иногда сестра обнималась с Ларри прямо в машине, пока в дверях дома не появлялись Кейт или Экзальта, чтобы положить конец вольностям.
Этим летом, летом шестьдесят девятого, все иначе: Кирби на другом острове, но подозревает, что, оглядываясь на этот год, будет вспоминать дом на Наррагансетт – Патти, Барб, трех Мисс, Эвана; кашу и ржаной хлеб на завтрак; радость забраться в логово с кондиционером после прохождения двух лестничных пролетов. (Другие девочки, по признанию Патти, жутко завидуют, и Кирби их не винит. Ей так повезло с жильем, что она боится как-нибудь за это поплатиться, вдруг до конца лета случится что-нибудь плохое.) Она будет вспоминать свои обязанности на стойке регистрации в «Ширтаун Инн» – проверять счета, готовить кофе, раскладывать газеты и пончики, – помнить доброту мистера Эймса и Бобби Хоуга и часы, проведенные в полудреме под песни транзисторного радио «Up on Cripple Creek» или «Crystal Blue Persuasion».
Судя по первой половине июля, похоже, Кирби будет вспоминать и начало романа с Дарреном Фрейзером. С того самого утра, когда он подобрал ее возле гостиницы «Ширтаун Инн» и отвез домой, они видятся каждый день. Даррен работает спасателем с девяти до пяти, почти каждый вечер проводит со своими родителями и всей семьей Фрейзеров, которая ведет безостановочную светскую жизнь: ужины с омарами, костры, домашние сборища, вечеринки на лодках, свинья на вертеле, бинго, мороженое, танцы и приемы по воскресеньям. Даррен ни разу не приглашает Кирби, что она вполне понимает – они еще только начинают узнавать друг друга, – но предполагает: то лишь вопрос времени. Даррен рано уходит с этих светских мероприятий, чтобы успеть забрать Кирби в десять часов и доставить на работу, а на следующее утро всегда в семь утра стоит у входа, чтобы отвезти ее обратно на Наррагансетт-авеню, прежде чем отправиться на пляж.
По ночам они обнимаются на переднем сиденье машины – паркуются на пустынной Тайер-стрит, – но по утрам ограничиваются лишь рукопожатием на случай, если кто-нибудь из соседей Кирби выглянет в окно. Она жаждет более близких отношений с Дарреном, конечно сексуальных, но также и эмоциональных. Они разговаривают в машине, целуются в машине; один только вид поворачивающего за угол красного «Корвейра» заставляет сердце Кирби судорожно биться. Но она хочет другого свидания. Хочет пойти в кино, или поужинать в «Бостон Хауз», или даже сыграть партию в бильярд в «Лус Ворри».
Она хотела бы встретиться вчетвером с Патти и Люком, хотя после той ночи с Томми О’Каллаханом парочка держится особняком, и Кирби их понимает. Все, чего она хочет, это побыть наедине с Дарреном.
– Можем снова покататься на карусели? – спрашивает Кирби. – Например, сегодня вечером перед работой?
– У моей тети день рождения, – отвечает Даррен. – Судья готовит рагу из устриц.
– Обожаю рагу из устриц, – говорит Кирби, хотя это откровенная ложь.
Ей нравятся моллюски, креветки и мидии, она не прочь полакомиться омаром, но удовольствия от устриц все еще не получает. Кирби просто ждет приглашения.
Никакого приглашения не следует.
– Мы покатаемся на карусели. Только не сегодня.
Но потом… о счастье! У них один и тот же выходной, вторник, и Даррен предлагает отправиться на пляж.
– Я все спланирую, – говорит он. – От тебя требуются только бикини и книга.
Кирби нравится, что Даррен упомянул чтение: что за пляж без хорошей книги? Но сама надеется, что они будут слишком заняты плаванием, поцелуями, брызганьем и возней на песке. Тем не менее прихватывает «Майру Брекинридж»[41], которую даже не открывала, и решает, что наконец-то достаточно загорела и можно надеть белое ажурное бикини.
Даррен просит ее встретиться с ним у «Лавки Тони»; он хочет взять пиво и лед, и оттуда они поедут. Кирби соглашается. Но, проходя по Наррагансетт-авеню к «Лавке Тони», она минует дом Даррена, а его машина все еще стоит у входа.
Подойти постучать или продолжить путь и встретиться с Дарреном у лавки, как он просил?
Здравый рассудок советует идти дальше. Сердце подсказывает другое.
Она поднимается по лестнице и стучит в дверь.
– Войдите! – раздается изнутри.
Кирби распахивает дверь и входит. Она заглядывает в солнечную гостиную с яркой мебелью; на белом столе в форме почки стоит стеклянный кувшин с гортензиями цвета барвинка, из-за которых комната кажется еще более летней и нарядной.
Помимо того, что доктор Фрейзер красива и успешна, у нее безупречный вкус. Кирби почти безумно хочет завоевать ее расположение. Она идет по коридору, минуя небольшую уборную, оклеенную зелеными обоями с рисунком бамбука. За последней дверью справа открывается кухня, оформленная в стиле парижской кондитерской. Здесь черно-белый плиточный пол, мраморные столешницы, подвесные светильники-шары из матового стекла и деревянная табличка с надписью «CAFÉ, CHOCOLAT, PÂTE, ET SIROPS» над медной раковиной.
Весело играет кларнет.
Судья в бифокальных очках прислонился к стойке, перед ним разложена газета. Он в зеленых брюках для гольфа и желтой рубашке поло. За круглым столиком в стиле бистро сидит пара, пьет кофе и угощается кексами и фруктами всех цветов радуги.
– Привет, – здоровается Кирби. Мужчина и женщина за столом старше, ровесники судьи, и Кирби старается вести себя естественно, будто встретила друзей своих родителей. – Извините, что прерываю. Я ищу Даррена.
Трое взрослых какую-то секунду смотрят на нее, как на прибывшую с Марса инопланетянку. Кирби, честно говоря, испытывает облегчение из-за того, что на кухне нет доктора Фрейзер. Возможно, выпал шанс очаровать судью. Кирби одаривает его своей лучшей улыбкой.
– Ваша честь, я Кирби Фоли. Нас познакомила Раджани в Хоумпорте.
– Да, – говорит судья. – Припоминаю. Доброе утро.
Женщина встает.
– Я Кассандра Фрейзер, – представляется она, протягивая руку. Ее волосы собраны в высокий пучок, обмотанный разноцветным шарфом. Она пожимает руку Кирби, деревянные браслеты звенят. – А это мой муж Хэнк, – продолжает Кассандра, садясь.
У Хэнка полный рот кекса, но он поднимается, чтобы пожать