Кот и крысы - Далия Трускиновская

– Да вы же только что сообщили, что она владеет лавкой на Ильинке.

– Кто дал ей денег на приобретение лавки - вам известно ли?

– Очевидно, известно вам, - отрубил де Ларжильер.

– Московский обер-полицмейстер господин Архаров!

Де Ларжильер громко присвистнул.

– Стало быть, она его любовница?! Любовница обер-полицмейстера?! У нас?! И вы молчали? Де Берни, берите всех лакеев, всех прислужников, обыщите дом, найдите девку! Вы ведь знаете ее в лицо, не отпирайтесь! Она нам нужна, необходима!

Сашу прошиб холодный пот. Он понял, что минуты не пройдет, как этот злобный де Берни или этот грозный де Ларжильер схватит его за шиворот.

Но раздался звук пощечины, навзрыд зарыдала Розина, выругался де Ларжильер, опрометью бросился прочь кто-то из кавалеров - скорее всего, де Берни. Саша же, устав сидеть в непривычной позе, решил для облегчения опереться на внутреннюю боковую стенку камина - и не ощутил ее.

Он пошарил рукой в темноте. Там было немалое пространство, по ощущениям имевшее вид невысокого, впору пробираться на корточках, тоннеля. Саша влез туда, и на расстоянии аршина от камина пространство расширилось.

Это был потайной ход, и он наверняка вел прочь - на свободу!

В гостиной горела одинокая свеча, и, обернувшись, Саша мог видеть хотя бы вход в лаз. Но впереди была тьма кромешная, и он двигался очень медленно, ощупывая каждый пятачок пола перед собой. Это его и спасло - он обнаружил круглую дырку, такой величины, что даже полный человек мог бы через нее спуститься вниз. И более того - из дырки торчали концы лестницы, очевидно, деревянной.

Саше выбирать не приходилось - он нашарил первую ступеньку и стал осторожно спускаться. Спуск этот длился целую вечность - пока Сашина подошва не уперлась в пол.

Не отнимая правой руки от лестничной перекладины, Саша поворачивался, шаря левой рукой в воздухе. Ничего хорошего он не нашел - только влажную стенку. Тогда он стал, утвердившить на правой ноге, трогать левой пол во всех направлениях. И обнаружил какой-то подозрительный край.

Решительно ничего не видя, Саша опустился на четвереньки и руками обследовал этот край. Оказалось, и тут есть дыра, и тут из дыры торчат два бруса - края лестницы. Он утвердился в мысли, что нечаянно набрел на потайной ход, ведущий из притона в безопасное место, и полез дальше.

Там, куда он угодил, под ногами была не древесина, не кирпич, не камень, а просто утоптанная земля. Но, что сильно обрадовало Сашу, откуда-то шел свет. Не то чтобы настоящий свет - а как если бы где-то далеко в потолке была дырка, ведущая в комнату, в которой, возможно, зажгли огарок самой тонкой церковной свечки.

Саша все же боялся, что и тут в полу имеются сюрпризы. Он пошел вдоль стенки, очень медленно, все время касаясь ее ладонью. Напоролся на угол, повернул, опять дошел до угла. И в конце концов вернулся к лестнице. Тогда он понял, что угодил в замкнутое пространство.

Это его весьма огорчило. Путь к свободе оказался лживым. А возвращение было невозможно - вряд ли шулера так просто отпустили бы на волю свидетельницу своих проказ, особливо же если она окажется не свидетельницей, а свидетелем.

Саша подумал - и решил подождать. В конце концов, если тут ведут ночной образ жизни, то где-то на рассвете угомонятся и завалятся спать. Тогда можно будет выбраться и поискать заднее крыльцо.

Покрутившись в этом замкнутом пространстве и примерно определив его размеры - сажени полторы в длину, сажень в ширину или около того, Саша стал искать подходящий уголок, чтобы сесть и хоть немного подремать. К своему большому удивлению, он отыскал лежащие на полу толстые доски. Это даже обрадовало. Он задумался - для чего тут доски. Мысль образовалась сразу - вряд ли хозяева дома устроили лаз вниз и помещение, куда попал Саша, для того, чтобы хранить тут кислую капусту. Значит, работы по прокладыванию подземного хода - в разгаре, и доски понадобятся для укрепления его свода.

Саша уселся и, поскольку уснуть в такой обстановке и после таких волнений затруднительно, стал сам себе читать стихи Ломоносова. Так и задремал. Но сон, который начал сниться, вверг его в смятение - в том сне Саша был немолодым кавалером, что праздновал карточный выигрыш в обществе двух прелестниц. Хотя увидел он немного, а самое пикантное - в зеркале, привинченном к потолку, этого хватило - воображение дорисовало страшные подробности. Самое же трогательное было в том, что Саша одновременно отдавался ласкам прелестниц и, сидя за ширмами, играл на очень большой флейте. Было от чего проснуться в холодном поту…

Саша опять заснул и опять проснулся, а вот на третий раз его разбудили не шалости воображения, но вполне земной звук. Лестница скрипнула - кто-то спускался по ней вниз в полной тьме. Саша сжался в комочек.

Неизвестный ступил на утоптанную землю и тяжко вздохнул. Затем раздался быстрый скрежет - раз, другой. И зажегся огонек.

Саша увидел лицо сидящего на корточках человека, который только что высек огнивом искру на трут и поджег какую-то бумажку.

Это был азиат.

Дыхание само собой прекратилось, а рот как открылся - так открытый и окаменел.

Азиат Сашу не заметил, зато заметил доску на полу. Он задул бумажку. Затем раздался скрежет, но иной - не краткий, а длительный. И, наконец, огонь возник снова.

Саша понял, что произошло: азиат наощупь настругал с доски стружек и развел костерок, при свете которого уже стал изучать местность подробнее.

Тут их глаза встретились.

Саша решил, что сейчас он вскочит, затопчет огонь и молниеносно взлетит по лестнице. Азиат крупнее него, тяжелее - ускользнуть удастся! Решил, набрал воздуха в грудь - и от страха не смог пошевелиться.

Азиат также был здорово ошарашен явлением в подземелье девицы, к которой он приставал у ворот гореловского дома на Знаменке, а затем встреченной на лестнице.

От изумления он выразился в лучшем архаровском стиле.

Саша понял, что смерть его близка.

– Ну, девка… - сказал азиат. - А ты-то как сюда угодила? Что, не разумеешь по-русски? А я по-французски не разумею. Если б хоть немного понимал! Я бы всю эту свору, ух!… Ты не бойся, мне и без тебя тошно…

Велико же было удивление у азиата, который после этих слов впал в длительную задумчивость, когда он услышал сказанное дрожащим голоском:

– А я и не боюсь!

– А коли не боишься - как сюда попала? - деловито спросил азиат.

– Заманили, - кратко и жалобно объяснил Саша. - Хотела уйти, дверей не нашла…

– Ничего, вместе поищем.

Азиат поднялся и пошел вдоль стенок, выстукивая их и бормоча. Его спокойствие несколько обнадежило Сашу. Но задавать вопросы он не стал - побоялся.

– Вот что, девка… Окошко видишь?

– Где?!

– Вон, под самым потолком. Ступай сюда, подсажу. Зажги бумажку… - он вынул из кармана два конверта, один сунул обратно, второй разодрал и свернул половину листа жгутиком.

Саша сделал, как велено, был вознесен так, что затылком едва не прошиб потолка, и бросил в соседнее помещение горящую бумагу через длинное узкое окошко.

– Там погреб, - сказал он. - Вон, даже бочка старая стоит. И кадушка…

Бумага погасла.

– Господи, понять бы, в какой стороне тот погреб… - пробормотал азиат. - Господи, да сделай же так, чтобы в верной стороне! Господи Иисусе!

Саша был крепко удивлен тем, что азиат оказался православным, хотя с такой рожей - только гоняться по степям в шапке с лисьими хвостами, пить кумыс да грабить караваны, идущие от китайской границы.

– Вот что, девка. Я тебя подсажу, ты вылезешь.

– А ты? - спросил Саша, понимая, что азиат в дырку не пролезет.

Азиат поковырял ножом стенку вокруг окна.

– Деревянная, да возни с ней… и к утру не управлюсь… Полезай! Хоть ты отсюда выберешься.

– А коли там тупик?

– Нет там тупика. Разве что… Ну, коли тупик - обратно возвернешься. Лезь, дурочка.

Худенький Саша, путаясь в юбках, забрался к нему на плечи и без особого труда протиснулся в окошко, которое и окном-то не было, а скорее щелью.

Приземлившись, он ощупью отыскал кадушку, перевернул, установил у стены и встал на нее так, чтобы видеть хоть часть покинутой им темницы.

– Держи-ка, - азиат передал горящую длинную щепку. - Разберись-ка, что к чему.

Саша пошел по погребу, принюхался - от бочки прямо-таки разило гнилью. Тут он сообразил, что бы это могло быть такое. После пожаров на Москве оставалось немало таких брошенных погребов, разрушенные дома над которыми уже на второе лето немедленно зарастали и крапивой, и бурьяном, и кипреем. Потом на этой же земле ставили другой дом, не на самом пожарище, а рядом, и рыли другой погреб, не озаботившись потыкать лопатой в землю справа и слева. Видимо, на месте, где сравнительно недавно возвели розовый домище, стояли простые избы, да сгорели, или же их выкупили у хозяев да снесли, не позаботившись засыпать погреба.

Возле бочки было что-то черное. Саша подошел поближе и понял - лаз! Такой, что впору пройти собаке, и все же - лаз, явно вырытый недавно - вон и куча земли рядом.