Блэк Свон Грин - Дэвид Митчелл

– Надо уметь выбирать друзей. – Мама посмотрела на Треску.

Рука Трески дрожала, пока она выкладывала на кассу датское пресс-папье.

Мама повернулась к главной.

– Скажи, это ведь у Шекспира была героиня, Офелия, верно? Это она сошла с ума в конце?

– Вот это да! – мы с мамой бежали по пассажу в супермаркете, чтобы успеть в кино на «Огненные колесницы». – Ты их просто по стене размазала!

– Круто, а? – Мамины туфли звонко щелкали по мрамору: тик-так, тик-так, тик-так. – Я достаточно в своей жизни повидала, и уж как-нибудь смогу поставить на место трех испорченных дурочек. (голос мамы звенел от восторга, она была счастлива). Как хорошо, что ты засек их, Джейсон. Прямо орлиный глаз. Если бы я была шерифом, я бы выписала тебе вознаграждение.

– Попкорн и 7up, пожалуйста.

– Ох, ну это-то, я думаю, мне по силам.

Люди всегда нуждаются в чем-то. В простых вещах, в важных вещах и в маленьких победах; нуждаются в вещах, которые им не по силам получить, но еще больше люди нуждаются в вещах, которые им по силам. Реклама знает это. Магазины знают это. Особенно в супермаркетах, где каждый магазин кричит: «у меня есть то, что тебе нужно! У меня есть то, что тебе нужно! У меня есть то, что тебе нужно». Но сейчас, когда мы с мамой бежали вдоль витрин, я осознал, что есть еще одна вещь, в которой все мы нуждаемся, хотя и не отдаем себе в этом отчета. Это благодарность матери. Не любовь, а именно благодарность.

– Замечательно! – Мама выдохнула и сняла свои темные очки.

Очередь на «Огненные колесницы» змеей растянулась от кинотеатра вниз по ступенькам и дальше – вдоль восьми или десяти магазинов. Фильм начнется через 13 минут. Около ста человек в очереди перед нами. В основном дети, группами по два, три, четыре человека. Несколько пожилых людей. Несколько парочек. И только я стоял в очереди с мамой. Мне было неловко, и я хотел сделать вид, что мы не вместе.

– Джейсон, что у тебя с лицом? Только не говори мне, что хочешь какать.

Какой-то жирный дебил с опухшими веками обернулся, посмотрел на меня и хмыкнул.

– Нет! – Буркнул я.

(слава Богу мы в Челтенгэме, и никто меня здесь не знает. Два года назад Росс Уилкокс и Гарри Дрэйк видели Флойда Челэси, стоящего с мамой в очереди на фильм «Девушка Грегори». Они до сих пор издеваются над ним (*Девушка Грегори» – английская романтическая комедия (1981 год)*))

– Выбирайте тон, молодой человек, когда говорите с матерью. Я же говорила тебе сходить в туалет, когда мы были в магазине.

Хорошее настроение – штука хрупкая, как яичная скорлупа.

– Но я не хочу в туалет.

Старый автобус прорычал мимо, и в воздухе запахло карандашами.

– Если тебе стыдно стоять в очереди со мной, так и скажи (мама и Джулия всегда как-то чувствуют, о чем я думаю, хотя я стараюсь ничем себя не выдавать). И мы сэкономим друг другу кучу нервных клеток.

– Нет! – Дело не в том, что мне «стыдно». Ну, это сложно объяснить. Мне стыдно стоять в очереди не потому, что это именно моя мама (моя-то мама крутая), но все-таки мне стыдно, потому что стоять с мамой в очереди – это не круто. Ну вот, теперь мне стыдно потому, что мне стыдно. – Нет.

Плохое настроение – штука прочная, как кирпич.

Этот жирный дебил с опухшими веками, стоявший в очереди перед нами, просто наслаждался всем этим.

В отчаянии я снял свой джемпер, обернул его вокруг талии и завязал рукава узлом. Очередь сдвинулась, и мы оказались напротив витрины туристического агентства. Внутри, за столом сидела девушка возраста Джулии. Ей явно не хватало солнца – она была бледная и прыщавая. Вот что случается с детьми, которые оканчивают школу с плохим аттестатом. Плакат на ветрине кричал: «ВЫИГРАЙ ОТПУСК МЕЧТЫ С Е-ZEE TRAVEL!» На плакате семья: восторженная мать, улыбчивый отец, красавица-дочка и умница-сыночек. А за спиной у них – Мачу-Пикчу, Тадж-Махал и Диснейленд.

– А следующим летом мы поедем куда-нибудь? – Спросил я маму.

– Поживем – увидим. – Сказала мама. Темные очки скрывали ее глаза.

Мой Нерожденный Брат Близнец подтолкнул меня:

– Поживем и увидим что?

– Год – это долгий срок, Джейсон. Джулия собирается в свой Евро-тур, или как он там называется…

– Интер-рейл.

– Как насчет поездки в лагерь? Покататься на лыжах с друзьями? (мама не замечала, что я не очень популярен в школе) Джулия прекрасно провела время в Западной Германии, она ездила туда по обмену в прошлом году, помнишь?

– Когда она рассказывала про Ульрику Дурику и Гнаса Руки-распусканса, это не звучало как «хорошо-провела-время».

– Твоя сестра просто преувеличивает. Я уверена, что все было не так плохо.

– Почему мы – я, ты и папа – не можем поехать куда-нибудь? В Лайм-Реджис было круто.

– Я… – мама вздохнула, – мы с твоим отцом очень заняты в этом году – у нас много дел и совершенно нет никакой возможности взять отпуск. И я не думаю, что в следующем году будет легче. Давай просто подождем и посмотрим, что будет.

– Но мама Дина Морана работает в доме престарелых, а его отец – почтальон, и все же они находят время, чтобы…

– Я очень рада за мистера и миссис Моран, – мама заговорила шепотом, как бы давая мне понять, что я говорю слишком громко, – но не у всех есть возможность так свободно распоряжаться временем, Джейсон.

– Но…

– Хватит!

Появился сотрудник кинотеатра. Он окинул взглядом очередь, чтобы определить, кто попадет сегодня на сеанс, а кому лучше идти домой. Определить Спасенных и Отвергнутых. Он спускался по ступенькам, медленно, словно нес гроб, и губы его шевелились, пока он считал людей. Ручкой он что-то царапал в своей папке с зажимом. Люди в очереди вздыхали с облегчением, когда он проходил мимо них, и оборачивались, чтобы посмотреть, где же пройдет граница между Спасенными и Отвергнутыми. Спасенные – такие сволочи. Они заслужили место в цветастом царстве темноты. Даже если они будут сидеть в первом ряду, и экран будет слишком близко, они будут знать, что «Огненные колесницы» сейчас показывают специально для них. Двадцать человек осталось между сотрудником кинотеатра и нами. Пожалуйста, сделай еще нексколько шагов, всего несколько шагов, ну давай же, всего несколько шагов…

Пожалуйста.

Червяк

– Джейсон Тейлор, – изо рта у Росса Уилкокса воняло ветчиной, – ходил в киношку с мамочкой. – Еще секунду назад мы с Марком Брэдбери обсуждали игру «Пакман». А теперь вот это. Отрицать бесполезно. – Мы видели тебя в Челтенгэме. Ты стоял в очереди с мамулей.

Проходившие мимо нас дети замедлялись, и, казалось, само время замедлилось.

Чтобы снизить напряженность момента я попытался улыбнуться.

– Че ты лыбишься? Сраный скользкий червяк. Лапал небось свою мамку в заднем ряду, сидели с ней на местах для поцелуев, а? – Уилкокс сильно дернул меня за галстук. – Целовал ее в десны, а? – Потом зажал мой нос между пальцев.

– Господи, Тейлор! – Гарри Дрэйк всегда охотится вместе со своим двоюродным братом. – Это омерзительно!

Нил Броус смотрел на меня так, словно я собака, которую надо отвезти к ветеринару и усыпить. С жалостью, но и с презрением.

– По-французски целовались, а? – Сказал Ант Литтл – новая шестерка Уилкокса.

– Сунул ей свой пальчик туда, а? – Сказал Уэйн Нэшенд, самый старший из них.

Дети, наблюдавшие за этой сценой, ухмылялись.

– Отвечай. – У Уилкокса есть привычка – кончик его языка всегда торчит между зубами, словно он прикусил его (этот тот самый язык, что исследовал каждый дюйм тела Дафны Маддэн). – Ил-ли т-т-ты н-н-не м-м-можешь г-г-говорить, а? З-з-заика?

Эти слова придали его подлости новое измерение. Глубокая яма появилась там, где должен был быть мой ответ.

– Росс! – Прошипел Даррен Крум. – Фланаган идет!

Уилкокс наступил мне на ногу так, словно хотел раздавить докуренную сигарету.

– Членоголовый заикающийся глист.

Мистер Фланаган, завуч, легкой походкой проследовал мимо нас и стал заталкивать ребят из класса 3GL в кабинет географии. Уилкокс, Ант Литтл и Уэйн Нэшенд ушли, оставив меня наедине с моей растоптанной, уничтоженной репутацией. Марк Брэдбери сверял свою домашку по математике с Колином Полом. Я не стал ни к кому подходить, я знал, что никто сейчас не захочет говорить со мной. Все что я мог – это пялиться в окно и ждать, когда же мистер Инкберроу уже закончит урок.

В тумане все выглядит иначе – тускло: желтые листья словно лишаются цвета, а красные приобретают коричневый оттенок.

Две математики подряд – это девяносто минут чистой, концентрированной скуки, но сегодня все было гораздо, гораздо хуже. О чем я только думал? Зачем я просил маму сводить меня на «Огненные колесницы»? Надо было просто пойти одному и самому заплатить за билет.

Хотя даже в этом случае, Уилкокс, я думаю, все равно нашел бы причину докопаться до меня. Он меня ненавидит. Собаки ненавидят лис. Нацисты ненавидят евреев. Для ненависти не нужны причины. Ты существуешь – и это уже причина тебя ненавидеть. Я думал об этом, когда мистер Инкберроу вдруг грохнул указкой по моей парте. Я подпрыгнул на стуле и больно ударился коленной чашечкой.